Военное дело древних персов - Александр Константинович Нефедкин

(Esther., 6, 1), а также героический эпос, воспевавший в особенности основателя державы Кира Великого (Xen. Cyr., I, 2, 1)[441]. Если доверять Ксенофонту, переносившему греческие реалии на персидскую почву, то того же Кира сначала обучал тактике некий теоретик стратегии, после чего его наставляли опытные командиры-практики (Xen. Cyr., I, 6, 12–14; ср.: Xen. Mem., III, 1, 5–11). Сами же персы нанимали специалистов-греков, которые были военными советниками и могли руководить войсками и обучать их, обладая при этом знаниями эллинской военной теории. Так, известно, что на рубеже V–IV вв. до н. э. при лидийском сатрапе Тиссаферне Фалин с Закинфа был специалистом по «строям и гопломахии» (Xen. Anab., II, 1, 7; Diod., XIV, 25, 1; Plut. Artax., 13, 3–4). Вместе с тем к концу эпохи общая военная культура империи была уже достаточно развитой. Так, перед сражением диспозиция обсуждалась на военном совете, после чего составлялся письменный документ: после битвы при Гавгамелах (331 г. до н. э.) победившие македоняне обнаружили в стане противника письменную диспозицию (Arr. Anab., III, 11, 3) — первую известную нам в античном мире. Очевидно, что сам документ был составлен на арамейском[442] — обычном делопроизводственном языке империи и, можно полагать, он не был первым опытом персидского «генерального штаба».

Литература парфянского периода нам также неизвестна[443]. В сасанидский же период наблюдается настоящий расцвет среднеиранской (пехлевийской) литературы в разных жанрах: это — и религиозные книги, и сборники преданий, и исторические (подчас иллюстрированные) хроники, и светская (подчас фривольная) литература, и дидактические трактаты[444].

Так, в восьмой книге свода зороастрийских религиозных обычаев из девяти книг «Денкард», составленного в IX в., в главе 26 содержался «Кодекс воина» (Aratēshtāristān/Артештаристан); от него сохранились лишь заголовки. Согласно последним, в тексте были рекомендации об отборе и обучении верховых коней; о распределении среди воинов вьючных животных, снаряжения, провизии и о ее нормировании; о сборе лечебных трав для ветеринарии; о дисциплине и численности войск; о выборе опытного военачальника и умении оценивать им свои и вражеские силы; о ритуалах в начале сражения (упоминается призыв к врагам подчиниться, обращение к воинам для поднятия их морального духа, первый выстрел священной веткой); об обязанностях оруженосцев и обозных[445]. Как видим, существовали подробные требования к организации армии и ведению кампании, причем особое внимание уделяли вопросам логистики, компетентности командования, морального облика воинов и исполнения религиозных ритуалов.

В целом же, в отличие от греко-римских трактатов, в сасанидских правилах войны большее внимание уделялось исполнению религиозных обрядов, поддержанию морального духа воинов и снабжению провизией. Также по содержанию «Артештаристана» видно, что персы придавали большое значение военной ветеринарии. По крайней мере, если обратиться к арабскому энциклопедическому каталогу книг «Фихрист», составленному багдадским книготорговцем ибн ан-Надимом в 987–988 гг., то увидим, что тут среди прочих известных автору арабских и греческих сочинений по теме упоминаются «переведенное для персов Исхаком ибн Али ибн Сулейманом о ветеринарном лечении как прочих животных, так и лошадей, мулов, коров, овец и верблюдов с указанием их стоимости и признаков; …ветеринарная хирургия персов»[446]. Если первое обширное сочинение, судя по имени переводчика, было сделано уже в исламский период, то второе непереводное произведение было оригинальным и, скорее всего, восходило к домусульманской эпохе.

Как уже отмечалось, К. А. Иностранцев выявил во второй книге антологии «Китаб ‘уйун ал-ахбар» («Книга источников рассказов») багдадского филолога ибн Кутейбы (828–889) перевод фрагмента официального пехлевийского справочника «Аин-наме» («Книги установлений»), который был сделан известным переводчиком с персидского на арабский ибн ал-Мукаффой (ок. 721 — ок. 757)[447]. Данный небольшой фрагмент рассматривает диспозицию персидской армии, засады, ночное нападение, осады и обстоятельства, благоприятные для принятия боя[448]. В общем, данное дидактическое сочинение описывает конкретную сасанидскую армию, хотя сюжеты о тактике, стратегии и полиоркетике вполне коррелируют с античной и византийской военной теорией.

Тот же «Фихрист» среди прочих военных сочинений разных народов упоминает и следующие: «„Страсть к лучной стрельбе“ Бахрама Гура или, как говорят, Бахрама Чубина; „Страсть к ударам загнутыми палками“ персов; „Мобилизация к войне, тренировка всадников и как цари Персии управляли четырьмя границами на востоке, западе, юге и севере“… „Ведение войн, штурм крепостей и городов, обнаружение засады, отправка шпионов; авангард, подразделения и пограничные гарнизоны“ — перевод того, что было написано для Ардашира ибн Бабака»[449].

Таким образом, к концу X в. еще сохранилось четыре военных сочинения Сасанидской эпохи, которые, вероятно, были наиболее распространены вследствие своей популярности. Причем последнее из них имелось лишь в арабском переводе.

Первое сочинение — это пособие по стрельбе из лука, автором которого был или шахиншах Бахрам V Гур (421–438 гг.), или военачальник, объявивший себя шахом, Бахрам Чубин (590–591 гг.). Поскольку рукопись произведения отсутствует, то нельзя точно сказать, почему ан-Надим называет двух альтернативных авторов трактата. С одной стороны, можно подумать, что было указано лишь имя «Бахрам» и его пытались атрибутировать, связав с наиболее известными стрелками, имевшими данное имя. С другой стороны, можно полагать, что в подлиннике стояло имя Гура, однако традиция считала его ошибочным и связывала трактат с именем Чубина. Ведь оба правителя были знаменитыми стрелками: первый — известный охотник, а второй — меткий воин-лучник[450]. Арабская традиция X–XII вв. (ал-Масуди, ат-Тарсуси) по крайней мере приписывала эпохе Гура расцвет лучничества[451], однако современные исследователи, следуя за текстом «Фихриста», отдают приоритет авторства Чубину[452]. Причем, вполне возможно, само сочинение было просто приписано венценосному стрелку.

О содержании этого несохранившегося трактата вполне можно судить по фрагменту из того же «Аин-наме», сохранившемуся во второй книге «Китаб ‘уйун ал-ахбар» ибн Кутейбы. Тут детально описано, как тренирующемуся надо держать лук и натягивать тетиву тремя пальцами[453]. Это текст явно технического трактата, написанного опытным специалистом. Для самих же персов стрельба из лука была национальным способом боя еще с эпохи эпической древности[454]. Позднее противники Сасанидов также отмечали умелое ведение персами стрельбы (Amm., XXV, 1, 13; Procop. Bel. Pers., I, 18, 32–34). Об эффективности стрельбы по персидскому способу свидетельствует и рекомендация Маврикия для византийцев обучаться такой стрельбе, скоростной, но не столь пробивной (Mauric. Strat., XII, 8, 3; ср.: I, 1, 1; XI, 1, 6; 9; 17; 19). Данному пехлевийскому сочинению существует и прямая византийская аналогия — трактат «О стрельбе из лука» (Anon. Byz. De re strat., 44–47 = De arcus usu, 1–4), который считается частью несохранившегося компендия Сириана Магистра[455]. В этом небольшом трактате о стрельбе описывается натяжение лука как двумя, так и тремя пальцами (Anon. Byz. De re strat.,