Мечта империи - Роман Буревой

Она спешно нахмурилась и гневно — хотя гнев был наигранный — глянула на Бенита.

— Одного не пойму — какой тебе в этом интерес? Бенит самодовольно усмехнулся:

— Как только Элий станет Цезарем, Пизон будет вынужден дать тебе развод. И я сделаюсь единственным его наследником. Видишь, как ловко я все поделил. Тебе — власть, мне — деньги. Ты довольна?

Она что-то прошептала в ответ. Он не понял — что, переспросил. Она вновь шевельнула губами. Бенит наклонился ближе. И тогда она плюнула ему в лицо.

— Я согласна, дорогой Бенит. И этот плевок скрепит наш союз.

— Пусть так, дорогая. Но, когда будешь разговаривать с вигилом, побереги слюну.

«Какая он все-таки мразь, — подумала Марция. — Но я воспользуюсь его услугами. Лучше позор и власть, чем один позор».

Проигравший — всего лишь проигравший. А победитель на пьедестале, и не важно, каким способом он добился успеха. Марция должна победить. Даже если для этого придется заключить союз с Бенитом. К тому же она должна признать — он неплохо занимается любовью. Хотя и ужасно груб.

Когда Вер отворил дверь из матового стекла в палату, Марция сидела на постели, а служанка расправляла складки голубой накидки из тончайшего виссона, которая удачно гармонировала с голубыми брючками и с восточными, шитыми золотом туфлями. Вер ожидал увидеть растерянную униженную женщину, а увидел самодовольную красотку, занятую тряпками. И только повязки на запястьях напоминали о случившемся несчастье.

Напротив кровати сидел молодой человек в форме вигила. У него было чистое, будто вымытое лицо, светлые глаза и тонкогубый, очень яркий рот.

При виде гостя вигил встал.

— Центурион Проб. Очень хорошо, что ты пришел, Юний Вер. Хотя я бы предпочел, чтобы явился адвокат.

— Адвокат? — переспросил Юний Вер. — Разве Марцию в чем-то обвиняют?

— Это она обвиняет, — сказал Проб. — Но я советую взять слова назад, пока мне не пришлось предъявить ей обвинение в лжесвидетельстве.

— Да, обвиняю! — заявила Марция. — Но Проб не желает верить, потому что речь идет о Цезаре. А у меня есть свидетели. Кира, душечка, застегни браслет. Вот так совсем другое дело. Ужасные повязки, правда? — повернулась она к Веру.

Он никогда не видел ее такой прежде — болтливой, развязной и как будто пьяной. Он не узнавал ее. Да Марция ли это — надменная и дерзкая женщина, которую любил его друг Элий? Сейчас она больше походила на красотку из Субуры, которую избил и покалечил сутенер.

— Я заявляю, что Цезарь меня изнасиловал, — повторила Марция, разглядывая золотой браслет на запястье.

— Марция, ты можешь сбить Цезаря с ног одной оплеухой. Он просто физически не мог с тобой справиться, — сказал Вер.

Марция возмутилась:

— Разве вигилы не нашли его кинжал? Пятна его спермы на постели? И показания самих вигилов? Он угрожал мне кинжалом, — она повернула голову и показала Веру черную отметку на шее, похожую на змеиный укус.

— Все сходится, — подтвердил Проб. — И все же я не верю ни единому слову.

Якобы одной рукой он держал кинжал, а другой тебя связал! Ты бы могла легко вырвать у него кинжал!

— Вырвать кинжал, приставленный к сонной артерии? — насмешливо переспросила Марция. — Я, конечно, блюду свою честь. Но я, дорогой мой Проб, не Лукреция.

— Домна Марция, — сухо сказал центурион Проб, — советую тебе назвать имя настоящего насильника либо снять обвинения в изнасиловании вообще. Цезаря тебе обвинить не удастся. Надеюсь, нелепая выдумка — плод лишь твоей фантазии, а сенатор Элий в эту историю не замешан. Иначе ему не отмыться до конца дней. Подумай хорошенько, прежде чем принять окончательное решение.

— А что говорят вигилы, которые меня освободили?

— Я не могу ответить, — хмуро ответил Проб.

— Вот именно. Они говорят, что видели и половой акт, и то, что я связана. И то, что шея у меня была в крови.

— Ты затеяла опасную игру, Марция, предупреждаю. Одумайся, пока не поздно.

Если тебе кто-то угрожает, скажи. Я дам тебе охрану. Тебя будут охранять день и ночь…

— Цезарь хочет меня убить? Или Руфин? — Марция подмигнула Веру и вновь занялась браслетом.

— Ну что ж, поговорим в другой раз, — сухо отвечал Проб и вышел из палаты.

— Самовлюбленный идиот! — воскликнула Марция и показала закрытой двери язык. — Ничего, ему придется обвинить Цезаря. Парню не отвертеться. Цезаря

отстранят, наследником станет Элий. Женщины всегда правили Римом. Вспомни Ливию.

Или Агриппину младшую.

— Марция, ты с ума сошла? Неужели ты надеялась устроить Элию служебное повышение таким образом? Это подло. А Элий не выносит подлости.

— Это не подлость. Женщины видят лишь цель, средства их не интересуют… — отвечала Марция. Губы ее морщила нелепая улыбка. — Меня изнасиловали. Это вам, доблестным мужам, хорошо: машете мечами и принимаете героические позы. Но когда надо — вас никогда нет рядом. И потому женщинам приходится выкручиваться, чтобы выжить. Цезарь виновен — и он за это заплатит.

— Неужели ты сама не видишь, что поступила и глупо, и дурно?

Золотая застежка сломалась, браслет соскользнул с запястья и со звоном упал на пол. Кира кинулась его поднимать. Марция сидела неподвижно.

— Не вижу, — отвечала Марция и посмотрела Веру в глаза в упор. В этом взгляде был такой вызов, что гладиатору стало не по себе.

— Тебя обманул твой гений, — сказал Вер со вздохом. — Они порой так забавляются — внушат совершенную нелепицу, доведут до края и бросят. А потом наблюдают издали, как человек мечется, не зная, что делать. — Вер помолчал, не

зная, говорить дальше или нет. Потом решился. — В твоих интересах, чтобы Элий не принимал титул Цезаря. В этом случае ты никогда не станешь его супругой.

— Это еще почему, доминус всезнайка? — вскинулась Марция.

— Потому что супруга Цезаря должна родить наследника.

Марция побелела как мел. Юлия Кумекая в гриме Медузы Горгоны выглядела менее убедительно.

— Откуда ты знаешь?

— Таковы правила. Тебя полностью обследуют перед вступлением в брак.

— Я не о том! Откуда ты знаешь, что я не могу иметь детей? Элий сказал?

— Догадался…

Марция взяла из рук Киры браслет, несколько мгновений вертела его в руках, а потом в ярости швырнула о стену. Вер подошел и положил руку на плечо. Если б Элий был здесь, чтобы он сказал? Наверняка бы пожалел несчастную женщину.

— Бедная девочка, — прошептал Вер.

— Я не бедная! Не смей меня жалеть! — выкрикнула Марция с такой яростью, что Вер отдернул руку.

— Назови имя истинного насильника. Если тебе нужен Элий — сделай так.

— Да чтоб тебя Орк сожрал! Мне не нужен Элий! — взвизгнула Марция. —

Убирайся! Мне никто не нужен. И запомни: меня изнасиловал Цезарь. Так и передай Элию.

— Марция!

— Вон! Вер покорно направился к выходу.

— Постой!

Вер обернулся. Марция сидела на кровати, покачивая ногой. Туфля с загнутым носом то и дело спадала с маленькой изящной ступни. Тогда Кира подбирала ее и надевала вновь.

— В галерее есть охрана?

— Я никого не видел.

— Окажи мне услугу.

— С радостью.

— Спустись по лестнице. Если увидишь кого-нибудь из охраны, скажи, что на верхнем этаже драка, пусть бегут туда. Исполнишь?

— Исполню.

— Ты отличный парень. Вер. Прощай…

— Марция, Элий тебя любит… — попытался вновь уговорить ее Вер.

— Это уже не имеет значения! — огрызнулась она и поспешно стерла со щеки слезу.

Когда гладиатор наконец ушел, Марция вскочила с кровати. Слезы мгновенно высохли. Через несколько минут Марция покинула палату. За ней следовала Кира, волоча объемистые сумки с нарядами. Походкой Августы (которой ей никогда не быть) Марция прошла галерею и стала неспешно спускаться по лестнице, ведущей в сад. У нее кружилась голова, но сесть в подъемник она не решилась — внизу, в атрии, наверняка дежурят люди Пизона. Наконец она очутилась в саду, пересекла его, не обращая внимания на пациентов, что сидели в плетеных креслах у бассейна и провожали ее глазами, и вышла через заднюю дверь в ограде. Прямо перед ней были морг и храм Эскулапа. Элий наверняка бы заглянул в храм, чтобы поблагодарить богов за все несчастия, которые обрушиваются на головы людей. Бедный Элий! Они больше никогда не увидятся.

Огромный белый кот неподвижно сидел на ветке старой ивы. Толстая ветвь протянулась над самым ручьем, и голубая вода искрилась и играла, отражаясь в кошачьих глазах. Гений думал. В кошачьем облике было легче анализировать то, что сотворено в облике человеческом. А совершено было немало. Наверное, человеческая оболочка располагает делать глупости.

Когда-то на берегу этого ручья он повстречал прекрасную девушку и провел с нею несколько восхитительных часов. И тут же позабыл об этом. Он жил так долго, что решил, будто отныне жизнь его только наслаждение, только игра. За подобные заблуждения приходится платить. Гений опасался, что в данном случае платить придется всей Империи.