Костры амбиций - Том Вулф

— К ножкам столов? — одобрительно переспрашивает Лубелл. — Вот это да! Такого я еще не слышал.

— Да, так о чем мы? — продолжает Крамер. — Нам только известно, что машина была «мерседес-бенц» и номер начинался с R. Но, во-первых, мы даже не знаем, нью-йоркский ли это номер. Это первое. Но допустим, что нью-йоркский. В штате Нью-Йорк «мерседесов», регистрационный номер которых начинается с R, две тысячи пятьсот штук. Теперь дальше. Вторая буква, нам говорят, вроде бы Е, или F, а может быть Р, или В, или R, то есть состоит из вертикали слева и отходящих от нее вправо горизонталей. Но если даже так, все равно остается почти полтыщи машин. Что же мы можем сделать? Перебрать по одной все полтыщи? Если хотя бы имелся свидетель, который показывает, что пострадавшего сбила именно такая машина, то еще можно было бы предпринять такое дело. Но свидетелей нет, кроме самого парнишки, а он лежит без сознания и едва ли очнется. Кто сидел за рулем, никаких данных нет. Известно только, что в машине было двое, мужчина и женщина, белые. И вообще у них концы с концами не вяжутся.

— Ну, хорошо. Что я ему скажу? Что идет расследование?

— Расследование и правда идет. Но если Мартин не откопает свидетелей, уголовное дело возбуждено не будет. Даже если парня действительно сшибла машина, по-видимому, удар был не такой силы, чтобы на корпусе могли остаться доказательные следы, ведь на теле пострадавшего нет повреждений, которые свидетельствовали бы о столкновении с машиной, словом, во всей этой хреновой сказке — одни сплошные «если». На мой взгляд, это очередная бодяга. Парень, похоже, хороший. И мать тоже производит хорошее впечатление, но, строго между нами, я думаю, он просто угодил в какую-то историю, а матери лапши на уши навешал.

— А зачем ему тогда было сочинять про какие-то первые буквы на номерном знаке? Сказал бы, что не помнит, и все.

— Почем я знаю зачем. Зачем вообще что-то делается в этом районе? Вы думаете, этот тип, репортер, действительно напишет в газету?

— Не имею понятия. Я скажу, что, конечно, случай этот взят нами под тщательный контроль.

— А больше звонков не было?

— Да нет. Похоже, Бэкон нащупал ход к этому газетчику.

— А Бэкону-то что за корысть?

— Так это его хобби: разные мерки — одни для белых, другие для черных, белое правосудие и прочая лабуда. Что угодно, лишь бы прищучить мэра.

— Ну не знаю, — говорит Крамер. — Если он и из этой бодяги что-то для себя выжмет, значит, он — чародей.

К тому времени когда Крамер положил трубку, прикованные свидетели уже опять подняли лязг и галдеж. И он понял, что никуда не денешься — придется разговаривать с этими тремя обалдуями и выспрашивать у них сведения о некоем Альфонсе, который застрелил человека, который знал человека, который то ли знал, то ли нет, где находятся сорок костюмов. И весь вечер пятницы пойдет псу под хвост, да еще придется сыграть в орлянку с судьбой и возвратиться в Манхэттен на метро. Он еще раз заглянул в соседнюю комнату. Прекрасное видение, красавчик с обложки «Ежеквартального журнала для джентльменов», по прозвищу Альфонс, все еще сидел там, ел свинину на ребрышках и с упоением смотрел какую-то телепередачу, а от экрана телевизора по его лицу бежали блики, то ярко-красные, как ожоги первой степени, то синие, точно после лечения кобальтом.

Крамер вышел из Следственного отдела и сказал Гордону:

— Там свидетели нервничают. Тот, что всех здоровее, выразил желание накинуть свою цепь мне на горло.

— Без цепи с ним никак было нельзя.

— Это понятно. Я вот что хочу спросить. Этот, по прозвищу Альфонс, он-то почему сидит и глодает свиные ребрышки, без всяких цепей?

— Ну, за Альфонса я не беспокоюсь, Альфонс не удерет. Он пары спустил. И ему ничего не надо. Да он ничего в жизни и не знает, кроме своего вшивого района. Небось не слыхал даже, что Нью-Йорк на берегу Атлантического океана. Домашний. Нет. Альфонс не оборвется. Он всего только виновный. А вот свидетели — другое дело, если б я не приковал свидетелей, черта с два бы вам было с кого снимать показания. Только бы вы их и видели. Свидетелю дай свободу, он тут же рванет куда-нибудь в Санто-Доминго.

И Крамер идет обратно в Следственный отдел, чтобы исполнить свой долг и допросить троих негодующих сограждан в оковах — авось удастся нащупать какую-то логику в этой типичной бодяге.

Так как по воскресеньям «Сити лайт» не выходит, в субботу после обеда в редакции почти пусто. Остаются, главным образом, те, чья обязанность по штату — из потоков новостей, которые толчками, с заминками ползут с телетайпов Ассошиэйтед пресс и Юнайтед пресс интернэшнл, выуживать подробности, пригодные для следующего номера. В зале сидят три репортера, да еще один дежурит в Полицейском управлении Манхэттена, все на случай, если произойдет какая-нибудь катастрофа или массовое побоище и прольется столько крови, что читатель «Сити лайт» будет рад подлизать ее и в понедельник. У телефона — помощник редактора, который использует редакционную линию в личных целях: он по совместительству продает университетским клубам оптом всякую университетскую бижутерию — значки, зажимы для галстуков, булавки, перстни и прочее, а клубные заведующие перепродают ее членам клубов по розничным ценам и разницу берут себе. Скуку и лень, охватившие этих часовых прессы, не выразить словами.

Но в эту субботу там еще находится Питер Фэллоу. Он, в отличие от остальных, охвачен трудовой лихорадкой. Из всех кабинок по периметру редакционного зала работа идет только в его кабинке. Он сидит на краешке стула, в одной руке — телефонная трубка, в другой — шариковая ручка «Байро». И горит азартом. Сквозь вчерашнее похмелье в мозгу сквозит даже нечто вроде ясности мыслей.

На столе перед ним лежит телефонная книга округа Нэссо, он у них расположен на Лонг-Айленде. Толстая такая книжища. Справочник. До сих пор Фэллоу слыхом не слыхал ни про какой Нэссо, хотя проезжать через него, теперь ему помнится, проезжал — в тот раз, когда втерся в собутыльники к музейному начальству Сент-Джона — Верджил Гуч III его звали, янки обожают прицеплять римские цифры к именам своих сыновей — и тот пригласил провести уик-энд на его дурацкой вилле в Нью-Хэмптоне, тоже Лонг-Айленд, у самого океана. Второго приглашения уже не последовало, но… а, ладно, чего уж там… Что же до существования в Нэссо поселка Хьюлетт, то оно и вовсе было для Фэллоу географическим открытием, однако где-то в этом Хьюлетте уже звонит телефон, и Фэллоу страстно мечтает, чтобы там сняли трубку. Наконец, на восьмой звонок, трубку снимают.

— Алло? — Голос запыхавшийся.

— Мистер Рифкинд?

— Да… — все также одышливо и подозрительно.

— Говорит Питер Фэллоу из «Сити лайт».

— Спасибо, не нужно.

— Как вы сказали? Я надеюсь, вы меня простите, что звоню вам в субботу.

— Напрасно надеетесь… Я один раз подписался на «Таймс». И получал его разве что раз в неделю.

— Нет-нет, я не…

— То кто-нибудь стащит номер с крыльца, прежде чем я успею выйти, или дождем его вымочит, или вообще забудут доставить.

— Я сам — журналист, мистер Рифкинд. Я пишу для газеты «Сити лайт».

В конце концов ему удалось довести это обстоятельство до сознания мистера Рифкинда.

— Ну, хорошо, — говорит тот. — Я вас слушаю. Я был во дворе, пил пиво и писал объявление о продаже моей машины, хочу наклеить на боковое стекло. А у вас случайно нет желания приобрести «тандерберд» восемьдесят первого года?

— Боюсь, что нет, — со смешком отвечает Фэллоу, словно в жизни не слышал ничего остроумнее. — Дело в том, что я звоню, чтобы справиться об одном из ваших юных учеников, некоем Генри Лэмбе.

— Генри Лэмб, Генри Лэмб. Что-то не припомню. Что он натворил?

— Да нет, он-то ничего не натворил. Он серьезно пострадал в уличном происшествии. — И Фэллоу излагает обстоятельства дела с явным уклоном в сторону концепции Вогеля-Бэкона. — Мне сказали, что вы были у него преподавателем английского языка.

— Кто вам это сказал?

— Его мать. Я имел с ней довольно длинную беседу. Она очень приятная женщина и ужасно расстроена, как нетрудно понять.

— Генри Лэмб… А, ну да, я понял, о ком вы. Надо же, такое горе.

— Мне хотелось бы выяснить, мистер Рифкинд, каким учеником был Генри Лэмб?

— Каким учеником?

— Ну да. Можно ли сказать, что он был выдающимся учеником?

— Вы откуда приехали, мистер… Простите, назовите мне еще раз вашу фамилию.

— Фэллоу.

— …мистер Фэллоу? Я так понимаю, вы не из Нью-Йорка?

— Нет.

— Тогда, конечно, откуда вам знать, что такое школа третьей ступени имени полковника Джейкоба Руперта в округе Бронкс. Мы пользуемся в школе Руперта относительными характеристиками, но термина «выдающийся» среди них нет. Наши располагаются в спектре от «идет на контакты» до «может зарезать». — Мистер Рифкинд хихикнул. — Только, чур, не говорите, что это я вам сказал.