Костотряс - Прист Чери

Пуля пробила сапог насквозь, по прямой прошила бедро и впилась в нежную плоть предплечья. Мистер Гайз взвыл и принялся поливать свинцом руку, дверь и все, что только шевелилось в проеме.

Однако пулям не по силам было пробить металлическую обшивку, и белую руку даже не задело.

Уступая напору атакующих, дверь прогнулась еще на полфута. Капитан сорвался с места и побежал к грузовому отсеку. Пинком отшвырнув с дороги Зика и угодив ему в аккурат под ребра, он начал вертеть колесо.

— Держите дверь! — приказал Бринк.

Его подчиненные старались изо всех сил, но у Гайза хлестала кровь, а у Паркса на лбу красовался зловещий подтек, похожий на кожицу подгнившей сливы.

Оба крепыша-индейца навалились спинами на искореженную дверь и упорно держали оборону перед наступающими захватчиками.

На противоположном конце рубки послышался скрип петель, которые давно не были в деле: открылся аварийный люк. На глазах Зика капитан выскользнул наружу, зацепился за корпус и по-паучьи пополз вверх. Вскоре он скрылся из виду, и в квадратном проеме осталось лишь небо, изуродованное Гнилью. Но мальчик слышал, как стучат по обшивке его колени и ботинки. Бринк выискивал абордажные крюки, надеясь вытащить их голыми руками.

Зик и представить боялся, каково это — ползать бог знает на какой высоте по корпусу дирижабля, без страховки и без гарантий, что приземлишься на что-нибудь мягкое… Однако капитан упрямо перебирал руками и ногами, и каждое его движение отдавалось бряцанием маленького гонга.

— Что он делает? — взревел Паркс.

Зик едва расслышал его: в ушах до сих пор звенело от выстрелов, которые в замкнутом пространстве звучали вдвойне оглушительнее.

— Крюки! — выдавил мистер Гайз, задыхаясь от боли и пытаясь хоть как совладать с ранами, не отнимая спины от двери. — Крюки он отцепляет.

Зик хотел бы помочь, да не знал как; еще больше он хотел сбежать отсюда, но пути было два — в небо и вниз, а превратиться в мокрое место ему не улыбалось.

У ног мистера Гайза валялся брошенный кем-то охотничий длинный нож с острым концом. Мальчик вытянул ногу и подтолкнул его поближе к себе. Возражать никто не стал. Тогда Зик взял оружие в руки и крепко прижал к груди.

Тут что-то от чего-то оторвалось — звучало это так, словно вскрыли консервную банку, — и с прытью, переворачивающей внутренности, корабль ушел вверх.

Дверь, отделявшая команду «Клементины» от врага, мгновенно захлопнулась и чуть не улетела в небеса, потому что с наружной стороны ничего уже не было; второй дирижабль отбросило назад, и суда быстро разошлись.

— Есть! — воскликнул Бринк, хотя в кабине его голос был едва различим.

Снизу донеслись вскрики. Возможно, кто-то из неизвестных выпал за борт, когда «Клементина» сорвалась с крючка. Наверняка Зик не сказал бы, а посмотреть не мог.

— Всем отойти от двери! — завопил мистер Гайз, после чего ринулся к своему креслу и с горем пополам залез на него.

Дверь искорежило напрочь, и оставалось ей недолго. Наконец не выдержала под ее весом последняя петля, и стальная плита с тоненьким свистом понеслась навстречу мостовой.

Все напрягли слух, считая секунды.

Когда по улицам покатилось грохочущее эхо, Зик почти добрался до четырех. Они все еще были высоко. Ой как высоко…

В люк на дальнем конце гондолы ввалился капитан. Закрыв за собой створку, он кинулся в рубку и занял свое кресло — ни качка, ни солидный крен, ни потеря двери, с которой кабина осталась беззащитной перед зловонными небесами, его не смущали.

— Валим отсюда, — прохрипел Бринк. Он вконец выдохся и дрожал от перенапряжения сил. — Прямо сейчас. Если не прорвемся за стену, нам всем крышка.

Перегнувшись через осевшего на кресле Гайза, Паркс дернул рычаг, затем просунул ногу под пульт и нажал на какую-то педаль. С педалью он ошибся… а может, и нет. Дирижабль подпрыгнул в воздухе и сделал бодрый полуоборот, выбив Зика с безопасного местечка у дверного колеса.

И он кувырком полетел в открытую дверь.

Не выпуская ножа, мальчик выбросил вторую руку в надежде зацепиться за раму, петлю, за что угодно еще, но корабль кренился все сильнее, а на помощь ему никто не спешил. Тут искореженный обломок петли пропорол ему ладонь, и болтаться дальше, наполовину вывалившись за борт, стало невозможно. От боли и ужаса он разжал пальцы.

И упал.

…Но ударился о какую-то твердую поверхность куда быстрей, чем ожидал — даже в нынешнем, искаженном страхом состоянии.

А потом здоровенная лапища, которую Зик уже видел, схватила его за руку и сдавила со всей мощью столярных тисков.

В разом помутневшей голове пронеслось что-то насчет огня и неразлучного с ним полымя.

Он никак не мог решить, сопротивляться ему или нет, но тело решило само, хотя под ногами мальчика не было ничего, кроме зараженного воздуха. Зик принялся извиваться и брыкаться, пытаясь выскользнуть из чудовищных пальцев.

— Ты что, дурачина? — прорычал голос, достойный руки таких размером. — Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я тебя выпустил?

Зик проворчал что-то в ответ, но его не услышали.

Рука подтянула добычу повыше, к самому краю палубы второго дирижабля.

Чтобы не разинуть рот и не наглотаться гадости, прилипшей к лицевому щитку, пришлось хорошенько постараться. Его держал за запястье мужчина, крупнее которого Зик не видел — да что там, не слышал. Он сидел на корточках, иначе не уместился бы во входном проеме собственного корабля. Дверь здесь не отворялась наружу, а уезжала вбок по специальному пазу. Маска на мужчине была облегающего типа, без громоздких дыхательных приспособлений. Из-за этого он казался лысым и чем-то походил на тупоносую собаку.

Позади него пререкались чьи-то раздосадованные голоса:

— Отцепились! Сукин сын отцепил нас! Голыми руками!

— Ну да, хитрый попался вор; это мы и так знали.

— Поднимай эту колымагу в воздух! Сейчас же поднимай! Мой корабль ускользает от меня с каждой секундой, а его я терять не намерен, слышишь меня? Я свой корабль не отдам!

Гигант отвлекся от беспокойного подростка и бросил через плечо:

— Хейни, ты свой чертов корабль уже продул. Мы же попытались, так? И попытаемся еще разок, только позже.

— Нет, мы попытаемся прямо сейчас, — не унимался хриплый голос.

Однако другой, не такой низкий и чуть ли не жеманный, возразил:

— Да нельзя сейчас! Мы и так еле ползем, балда.

— Ну вот, как раз и взлетим!

— Какое там взлетать — мы высоту теряем!

И снова верзила обратился к ним через плечо, напоминавшее формой горный хребет:

— Родимер прав. Мы еле плетемся и теряем высоту. Машину надо сажать, иначе разобьемся.

— Черт возьми, Клай, мне нужен мой корабль!

— Тогда, черт возьми, мог бы получше беречь его от воров, Крог. Но по-моему, мне тут хотят намекнуть, куда же он направился. — И он перевел взгляд на Зика, который все так же болтался над вихрящейся пеной тумана, оседавшей на город. — Верно я говорю?

— Нет, — отозвался Зик. Его голос звучал сердито, хотя на деле ему всего лишь не хватало дыхания, так как фильтры были забиты рвотой, а сдавленная рука ныла. — Я не знаю, куда они повели корабль.

— Твои песни принесут тебе несчастье, — заметил мужчина и расслабил запястье, словно готов уже был вышвырнуть Зика в туманный эфир.

— Не надо! — взмолился тот. — Не надо! Честно не знаю!

— Но ты ведь был в их команде, правда?

— Нет! Просто попросил, чтобы меня вывезли за город! И все! Пожалуйста, отпустите меня… ну, внутри отпустите. Пожалуйста! Вы делаете мне больно. У меня рука… рука болит.

— Ну так я тебе не массаж делаю, — сказал капитан, но тон его изменился. Он без всяких усилий втащил Зика в гондолу, словно перекладывал котенка из корзины в корзину. И посматривал на него как-то странно. — Наставив палец — длинный, как нож для резки хлеба, — мальчику между глаз, он произнес: — Не шевелись, коли сам себе не враг.

— Да пристрели ты этого гаденыша, раз не хочет разговаривать! — потребовал первый голос, разъяренный больше прочих.