Никакой магии - Андрей Уланов

— Есть еще один деликатный момент, значительно усложняющий дело. Проблема…

В чем заключалась эта проблема, я так и не узнала. Осекшись на полуслове, Тайлер развернулся к двери.

— Вы слышали, инспектор?

Я — слышала. Приглушенный расстоянием, но заставивший дрогнуть стены хлопок, а следом — ровный, нарастающий гул.

— На юго-востоке, — О'Шиннах вел себя так, словно бы случилось нечто давно им ожидаемое — настолько давно, что факт свершения уже не вызывает бурных эмоций, а лишь равнодушную констатацию. — Пойдемте на крышу.

— Вряд ли мы что-нибудь разглядим, — возразил Том. — Слишком далеко, хоть мы и на высоком берегу…

Полугном ошибался, да еще как — это стало ясно во всех смыслах еще на лестнице. Когда же мы выскочили на площадку перед ангаром, оранжево-алое зарево уже распространилось на добрую четверть небосклона и продолжало расти. Явно не обычный пожар — дикий огонь порывист, неспокоен, он танцует свой бешеный танец, изгибаясь от малейшего ветерка, то прижимаясь к самой земле, то вырастая до небес огненной стеной. То, что видели мы, выглядело иначе… словно кто-то зажег за линией горизонта великанскую свечу, озарившую десятки миль неестественно ровным и оттого еще более жутковатым сиянием.

— Завод светильного газа! — голос Тайлера должал от волнения. — Взорвался газгольдер… клянусь молотом Крушителя, там факел высотой в сотни футов… мы летим?

— И как можно быстрее. — Аллан развернулся ко мне. — Инспектор Грин, вы должны будете дождаться полковника и сообщить ему обо всем.

Формально О'Шиннах не имел права приказывать мне. Аранийские ветки бюрократического древа — тесно переплетенные с клановыми играми Домов — ревностно хранили свои права и привилегии. Применительно к нашей ситуации мне смутно помнилось, что лейтенант флота смог бы командовать инспектором полиции лишь в случае ввода осадного или крепостного положения. Но с другой стороны, сейчас Аллан имел четкий план действий, которому я могла противопоставить разве что детское — а для эльфов еще и общественно-порицаемое — желание полюбоваться на большой костер.

— Плохо, — подытожил Кард мой сбивчивый доклад.

Удивительная способность замечать очевидные вещи. Я тоже заметила одну: сегодня у полковника явно выдался не самый удачный день, точнее, уже ночь. Он был не в духе — то есть, дух-то как раз присутствовал, от мокрой полушинели пахло сырой рыбой, птичьим пометом и свежими опилками — и не в настроении. Если Аллан сразу начал действовать четко, быстро и решительно, то полковник, выслушав меня, продолжал стоять посреди коридора, досадливо хмурясь. Выглядело так, словно Кард ведет борьбу с разбегающимися в разные стороны мыслями, причем побеждал в борьбе явно не полковник.

— Плохо, — повторил он, — что Аллан забрал с собой Тайлера. Вы ведь не умеете обращаться с телеграфным аппаратом, инспектор?

— Не умею, — подтвердила я, оглянувшись. Вцепившийся в провод механический паук злобно сверкнул в ответ дюжиной медных огоньков. Встреча эльфа и электричества, как правило, заканчивается вздыбленными волосами, снопом искр и долгими мелодичными проклятиями по адресу гномского божка, подучившего коротышек ловить молнии.

— И у меня не получается, — с сожалением признался Кард. — Хитрый прибор, похоже, обладает зачатками разума, по крайней мере, в части симпатий и антипатий. Когда рядом с ним Том, все идет как по маслу. Но стоит ему отойти хотя бы на сотню ярдов, тут же начинает рваться лента, пропадает сигнал, а звонок, наоборот, срабатывает от чиха в соседней комнате. Брат Винсент как-то раз рассердился настолько сильно, что учинил над этим аппаратом классический экзорцизм.

— И как, помогло?

— Как ни странно, да, — без тени улыбки сообщил Кард. — Жаль только, эффект оказался временный и не очень продолжительный.

— В таком случае стоит пригласить орочьего шамана, — заметила я. — Говорят, они большие специалисты по изгнанию злых духов.

— Хорошая идея, — невозмутимо кивнул полковник. — Займитесь этим немедленно.

Мне потребовалась довольно длинная пауза, чтобы осмыслить приказ. Ночью. В Клавдиуме. Найти. Орочьего шамана. Стоп. Кард иной раз поступает странно даже для человека, но все-таки…

— Вы шутите, сэр?

— На какой-то миг, — улыбнулся полковник, — я испугался, что вы не поймете.

— И на пожар мы не летим?

— А зачем? — непритворно удивился Кард. — Там и так уже на одного Тайлера больше, чем надо бы.

— Значит, я могу идти спать?

— Шутите, инспектор? — мастерски скопировал мою недавнюю интонацию полковник. — Разве можно спать в такую прекрасную ночь?

— Сэр?!

— Пойдемте ко мне в кабинет, — устало вздохнул Кард. — Или нет… Тайлер ведь успел поставить у вас печку? Тогда лучше к вам. Попробую объяснить… но прежде мне надо согреться.

— Как скажете, — вздохнула теперь уже я, глядя вниз, на щедро вымазанные ржавой глиной полковничьи сапоги. Не знаю, где полковник умудрялся находить ее, да еще в таких количествах. Я в Клавдиуме видела только светло-желтый лесс, да белую глину с побережья, причем последнюю — исключительно на прилавках, по два шелла за фунт.

Отогревался Кард долго. Минута утекала за минутой, а уютную теплую тишину нарушало лишь потрескивание в печурке. Я даже начала опасаться, что полковник, насмотревшись на пылающие угли, впал в гипнотический транс — потому что мои представления о человеческой анатомии дружно твердили, что поза горгульи не очень благоприятствует нормальному кровотоку, да и просто зверски неудобна. Кард же шевелился не чаще кошмарных «украшений» Большой Колокольни.

— Умен и не любит повторяться. — Я, затаив дыхание, ждала продолжения, и оно последовало — еще через пару минут. — Музыкант… — полковник резко, зло мотнул подбородком, — пусть так, сейчас мы и впрямь танцуем под его музыку. И набиваем синяки, увы. Бездарные актеры, которых закидывает гнилыми яблоками невидимая публика, и следующей, если лорд Рич не ошибся, прилетит целая дыня. Бум! — Кард взмахнул растопыренной пятерней. — Музыкант вряд ли удовлетворится сгоревшей будкой сапожника, он уже сыграл нам увертюру на одиночных трупах.

Мне вдруг живо представилось, что мы с полковником сидим не в комнатке на верхнем этаже «Четырех Банков», а посреди огромной пустой сцены Королевской Оперы — и справа-сверху, из директорской ложи, кто-то невидимый буравит нас холодным недобрым взглядом. Занятно… что-то в этой сцене было, какое-то смутное ощущение, что вижу я больше, чем осознаю — но почти сразу оно пропало, сменившись досадой.