Золотая лихорадка - Ю Мири

— Осторожнее, пожалуйста, нельзя так много работать, от утомления на работе бывают случаи со смертельным исходом, — заявил Коки.

— Почему не отдохнуть у нас дома? А потом уж и вернёшься… Его ведь нет! — сказал подросток примирительно.

— А что с ним?

— Я думаю, что он в Корее. — Подросток украдкой посмотрел на выражение лица Коки.

— Как долго его нет! Но я, разумеется, не могу ступить на порог этого дома.

— Па-па про-пал без вес-ти, боль-ше он не вер-нет-ся, — произнёс Коки, глядя на подростка.

— Это ещё что значит?

— С тех пор как он в Корее, от него нет никаких известий, — без запинки ответил подросток.

— Мама, ты же тоже пропала без вести. А сейчас уже можно тебе вернуться. — Коки положил руку на плечо матери.

— Пропал без вести? Невозможно представить, чтобы господин Юминага пропал. О чём речь? — Мики положила на скамью раскрытый зонтик и подозрительно взглянула в лицо подростка.

— Если ты меня спрашиваешь, то я ничего не знаю.

Бездомный мужчина вернулся и лёг на спину на свою скамью. Посадив на живот кошку, он стал её кормить вяленой рыбой.

— Семью Юминага одолели злые бесы, — бессильно уронила Мики себе под ноги.

— Ну, это меня не беспокоит. Я попросил сегодня встретиться, потому что у меня просьба. Пока его нет, я должен исполнять обязанности директора компании. Ты ведь это признаёшь, верно?

— Не смей! Кадзуки, я больше не стану говорить ничего, что тебе неприятно, но только не делай этого! Не ходи в это место, где с утра до ночи прыгают шарики!

— Но я должен! — Голос подростка исказился от боли.

— Не смей! — Окрик ударил его, точно пощёчина.

— Но как тогда мы будем жить? Я должен это делать ради брата Коки и сестры Михо. Тебе же ничем не придётся заниматься! Просто, когда это потребуется, признать, что директором фирмы являюсь я, только и всего! Ты, может, не в курсе дела, но на свете существуют законы.

— Ты говоришь про законы этого мира? Истинные законы не здесь, а совсем в другом месте. Ни о чём не надо беспокоиться. Ведь все мы в божественной длани Будды!

— А с Коки что будет?

— Вот это ты верно сказал. Послушай меня! Всю оставшуюся жизнь он будет на твоём попечении. А если ты его бросишь, то это будет твой конец. Считай, что это твоя единственная добродетель, и всю жизнь заботься о нём. Ясно? Ты понял меня. — Мики поднялась со скамьи и, повернувшись к Коки, молитвенно сложила руки. После этого Мики взяла свой зонт и побрела прочь, совсем не так, как стремительно шла на эту встречу, а неуверенной походкой и очень медленно, точно обрывая нити, связывающие её с улыбающимся и машущим рукой Коки.

Раздался пронзительный крик.

Когда они вышли из парка, то увидели женщину, которая стояла лицом к реке, навалившись на перила моста Оота, это она несколько недель назад кричала, чтобы ей вернули сумочку. Она опять что-то говорила, но подросток не смог разобрать что именно.

— Думать, но не делать — всё равно что не думать. В небе танцует лишь ветер, а девчонок, которые этого не понимают, не любят, — растолковал Коки.

— Пошли домой. — Подросток схватил Коки за руку и потянул.

— Она говорит, что все — в детской коляске…

— Верните дневник! Дневник! Верните мой дневник, пожалуйста! — закричала вдруг женщина. Закат проливал тусклый оранжевый свет на чёрную поверхность воды.

— Кадзуки, дневник! Купи ей дневник! А то она бросится в воду.

— Как его купишь? Она хочет, чтобы ей вернули дневник, который она сама писала.

— Эй! У нас нет дневника! Напиши ещё раз! — крикнул Коки женщине.

Женщина, держась за перила, села на корточки, и, хотя губы её шевелились, изо рта выходила только пена.

— Кадзуки, она плачет! Я хочу ей помочь.

— Ей поможет только неотложка. Она скоро уже приедет. Коки, пошли домой.

Коки не сводил глаз с согнутой спины женщины и не двигался с места.

Подросток и Канамото встретились в отеле «Бунд» и пошли по улице вдоль канала.

То, что Канамото умеет быстро решать проблемы, стало ясно уже по одному тому, как он справился с Сугимото и Хаяси, и подросток, загнанный в угол и осознавший, что без Канамото в качестве своей правой руки он не справится с «Вегасом», позвонил и снова настоял на встрече. «Ничего, если у меня дома?» — спросил Канамото. У подростка не было причин возражать.

На канале Син-Ямасита, вместо припаркованных на стоянке автомобилей, были привязанные прогулочные лодки, а вдоль набережной выстроились жилые дома и старые складские помещения, местами попадался перестроенный из склада клуб или пивная. Пятнадцать лет назад Канамото вложил свои сбережения в покупку небольшого складского здания и, перестроив второй этаж, сделал его жилым. Первый этаж остался складом для вещей, которые знакомые отдавали ему на хранение. Собственно, он и на втором этаже лишь настелил пол, пристроил лестницу, чтобы можно было заходить снаружи, и сделал умывальник, а так это было пустое помещение — ни ванны, ни кухни. Кроме кровати, маленького стола и стула, холодильника и телефона, ничего больше не было.

Подросток представлял себе, что это будет традиционный японский дом или квартира в старой многоэтажке, поэтому его удивил интерьер, напоминающий мансарду, которую он видел в американском фильме.

— Здорово! Я бы тоже хотел такую комнату! — воскликнул он восхищённо.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Канамото, стоя перед холодильником.

Подросток покачал головой, и Канамото достал стоявшую на холодильнике бутылку джина и стакан:

— Может, сядем на полу?

— А ванна где? — спросил подросток и сел, привалившись спиной к стене.

— Нету. В сауну хожу два-три раза в неделю. — Канамото налил себе в стакан джин.

— Ты был женат? Дети есть?

— Нет.

— А одному тебе не скучно?

— Да как сказать, у меня ведь всё не как у людей, а теперь уж поздно жаловаться на одиночество. Но вообще, я думаю, к лучшему, что семьи не завёл. Даже если бы и женился, откуда мне было знать, что такое семья и как с ней быть? Доводил бы жену до слёз гульбой, а детишек бы колотил. Семья — дело такое… Может, и нельзя жениться, если не принять решение весь век прожить обычной жизнью? — Посмеиваясь над самим собой, взявшимся рассуждать о том, чего не знает, Канамото единым духом осушил свой стакан.

Подросток впервые узнал, что такое настоящий мужской разговор на равных, и сердце его трепетало. Ведь, что бы он ни спрашивал у Канамото, тот не увиливал и отвечал честно.

— А что значит жить обычной жизнью?

— Я тебе могу наговорить чего не надо, ты уж кое-что пропускай мимо ушей. Обычная жизнь — это, пожалуй, когда люди привыкают годами завтракать и ужинать за общим столом.

— А есть такие люди?

— Всё зависит от работы, иногда и не получается, но главное, чтобы было желание. Думаю, что есть такие люди, может, даже много их. Правда, вокруг себя я таких не вижу.

Канамото думал о том, что надо поскорее переходить к самому главному, но никак не мог нащупать ту ниточку, за которую можно было бы потянуть, а подросток был вне себя от счастья, что он в гостях у друга. Может, Канамото и переночевать у него предложит! В следующем месяце день рождения Коки, вот бы отметить его здесь! Можно было бы позвать Тихиро, Ёко, Кёко, её сестру Харуко, Михо, и даже матери можно позвонить…

— В следующем месяце, девятого, день рождения Коки. Я подумал, что здорово было бы здесь отпраздновать. Нельзя?

— Отчего же нельзя?.. — Канамото растерялся от этих бесхитростных слов и не смог ответить прямо.

— Если бы ещё и старик Сада пришёл, совсем было бы хорошо…

— Ну а поговорить-то ты о чём хотел? — оборвал подростка Канамото.

Он был в таком приподнятом настроении — и тут вдруг его окатили холодной водой, подросток умолк и уставился на свои ногти. Что, если Канамото ему откажет? Сердце сильно забилось, подступил страх, и нужные слова никак не приходили. На самом деле Канамото ненавидит его, потому и не дослушал до конца про день рождения. Глотая слюну, подросток смотрел на Канамото, и ему хотелось сказать, что никакого разговора не будет и сейчас он уйдёт.

— Я хочу, чтобы ты стал работать на «Вегас», чтобы был моим советником. Своими силами я не смогу сохранить компанию. Нужна твоя поддержка. Помоги, прошу тебя. — Подросток подумал, что надо бы на коленях кланяться, уткнувшись головой в пол, но только покраснел и опустил голову.

Мальчик, может, впервые в жизни взывает к другому о помощи. Канамото не раз приходилось видеть, как чванливые директора компаний, и маленьких, и средних, с лёгкостью отбрасывали гордость и склоняли перед ним голову. Но ради чего подросток, в его-то годы, робеет и неё же цепляется за его, Канамото, поддержку? Это не взрослые, а дети из гордости не могут попросить других о помощи. Каждый раз, когда Канамото слышал в новостях о самоубийствах детей из-за издевательства сверстников, он глубоко вздыхал, оттого что его захлёстывало смешанное чувство жалости и восхищения: «Какие гордые!» Для Канамото теперешние дети, с их раздражительностью и нетерпимостью, виделись сквозь призму воспоминаний о молодняке из преступных групп прежнего времени. Как и те, нынешние упрямы, их гордость очень уязвима, и они всегда готовы вспылить и сорваться, чтобы её защитить. Даже когда всё говорит за то, что лучший способ — это смиренно склонить голову, они словно желают показать, что есть некая непреодолимая черта, и выбирают путь самоуничтожения. Теперь уже нет в бандах таких ребят, которые готовы были бы себя уничтожить ради самоуважения. Для этого мальчика явиться сюда с поникшей головой означает своего рода моральное падение, и, может быть, он уже вышел из детского возраста.