Лондон в огне - Эндрю Тэйлор

него глаз — посторонние в доме бывали редко, и каждый давал пищу для размышлений. Несмотря на всю свою набожность, Снейд был жаден: он вгрызался в хлеб и мясо со свирепостью дикого зверя и вливал в свой широкий мясистый рот множество пинт пива.

Как же Кэт раньше о нем не вспомнила? Снейд уже доказал свою преданность, и он производил впечатление такого же ревностного служителя короля Иисуса, как и ее отец.

В понедельник днем госпожа Ноксон подстерегла Кэт во дворе на пути к отхожему месту.

— Снейд работал портным сдельно, — сообщила хозяйка, не глядя на девушку. — Я говорила с приходским писарем. Его мать когда-то знала супругов Снейд. Раньше они жили на Стрэнде, но потом переехали ближе к Курситор-стрит, в Рамикин-роу — понятия не имею, где это.

— Он же инакомыслящий, «пятый монархист». Почему его похоронили на кладбище церкви Святого Климента Датского, а не на Банхилл-Филдс?

— Потому что его вдова не инакомыслящая и до встречи с ним она была прихожанкой церкви Святого Климента. Рассудила, что там ее муж будет ближе к Господу. Наверняка вдова подмазала кого надо. — Госпожа Ноксон выразительно потерла большой палец об указательный. — Иначе не согласились бы. А по мне, так она выбросила деньги на ветер. Видно, у нее в голове помутилось.

— Можно мне пойти к госпоже Снейд?

— Когда для тебя работы не будет. Но учти: если тебя арестуют, я знать не знала, кто ты такая на самом деле. Тебя занесло ко мне на порог во время Пожара, и я по доброте душевной взяла тебя в прислуги.

Кэт кивнула:

— Я понимаю.

Госпожа Ноксон открыла дверь нужника и вошла внутрь. Кэт уже уходила, когда хозяйка повернулась к ней.

— Тебе следует знать еще кое-что, — произнесла госпожа Ноксон. — Может, тогда у тебя любопытства поубавится. Тело Снейда на позапрошлой неделе выловили из Флит-Дич. Его убили.

Во вторник, после того как слуги пообедали, госпожа Ноксон велела Кэт забрать пару вышитых перчаток, которые она заказала у портного к востоку от Мурфилдса.

— Тебе, наверное, придется подождать часок-другой, — громко, чтобы слышали другие слуги, объявила хозяйка. — Но без перчаток не возвращайся, Джейн. Портной обещал, что сегодня они будут готовы. Они мне нужны на вечер.

День был пасмурным, но теплым, и дождя не было. Кэт быстро шла по улицам. Срезав путь через руины города, она добралась до Бишопсгейта и оттуда направилась к Мурфилдсу. Перчатки уже завернули — оставалось их только забрать. От Мурфилдса Кэт прошла на запад к Чансери-лейн и Курситор-стрит.

Кэт дала монетку маленькой девочке, чтобы та проводила ее до Рамикин-роу. Кэт стучалась во все двери, пока одна женщина не показала ей дом, где снимает комнату госпожа Снейд, и не сообщила, что та сейчас работает на заднем дворе.

Кэт через переулок прошла во двор. Пожилая женщина, опустив голову, сидела на полене в углу и выбирала прутья для метлы. Кэт остановилась напротив нее:

— Госпожа Снейд!

Женщина подняла взгляд. Лицо ее выглядело изможденным, однако вдова была моложе, чем сначала показалось Кэт.

— Чего тебе?

— Я была опечалена, узнав о смерти вашего мужа.

— Почему? Кто он тебе?

— Если не ошибаюсь, его знал мой отец. Во время войны господин Снейд служил в полку полковника Харрисона?

— Может, и служил. Как фамилия твоего отца? Часом, не Колдридж?

Знакомое слово застало Кэт врасплох. Но госпожа Снейд явно думает, что Колдридж — фамилия, а не название. Должно быть, ее отец использует вымышленное имя. Кэт огляделась. Они с вдовой одни. Если она и может кому-то доверять, то лишь женщине своего круга.

— Да.

Госпожа Снейд снова устремила взгляд на прутья, и ее лицо скрылось под шляпой.

— Вы его в последнее время видели? — спросила Кэт.

Госпожа Снейд покачала головой, и поля шляпы заколыхались.

— А ваш муж?

Ответа не последовало.

— Госпожа, вы меня слышите?

— Уходи, — тихо произнесла госпожа Снейд. — Да поскорее.

— Прошу вас, выслушайте меня, — взмолилась Кэт. — Если он…

Тут госпожа Снейд посмотрела на девушку. Ее лицо налилось кровью. Вдова широко открыла рот, запрокинула голову и завыла, будто собака.

Кэт отпрянула, поскользнулась и упала в водосточный желоб. Девушка поднялась. Платье стало мокрым и грязным. Кэт одновременно и испугалась, и рассердилась.

— Ваш муж с ним виделся? С господином Колдриджем?

— Кем был твой отец?

— Я уже сказала — другом вашего мужа.

— Знать не желаю и этих дураков, и их дочерей.

Кэт оглянулась. Из дома высыпало с полдюжины детей, и все глазели на нее.

— Уходи, — тихо повторила госпожа Снейд. — Уходи, пока можешь, и больше не возвращайся. Ты только вопросы задаешь, как тот молодой человек, который приходил на днях, а пользы от них никакой. Такие, как вы, все у меня отняли.

— Я лишь хочу…

— Уходи.

— Что за молодой человек? — спросила Кэт.

Повысив голос, вдова злобно выпалила:

— Ах ты, шлюха! Сейчас скажу всем, что ты ведьма и пытаешься меня заколдовать. Здесь колдуний не жалуют. Мы их в кухонном очаге поджариваем.

Кэт попятилась.

— Дьявольское отродье, — заорала вдова. — Твой отец убил моего мужа. Гори он в аду, и ты вместе с ним.

Госпожа Снейд ушла в дом и хлопнула дверью.

Дети уставились на Кэт во все глаза и подошли к ней ближе. Старший из мальчишек нагнулся и поднял камень.

Кэт плотнее запахнула плащ.

Первый камень врезался в стену рядом с ней.

Она кинулась прочь. Второй камень ударился ей в спину меж лопаток. А Кэт все бежала и бежала, проталкиваясь сквозь толпу. Шаг она замедлила, только добравшись до многолюдной Чансери-лейн.

Глава 28

Уже несколько дней господину Хэксби нездоровилось. Дрожь в руках усилилась. Он плохо спал, а в пятницу упал на лестнице. Пьяницей чертежник не был — во всяком случае, выпивал не больше, чем большинство мужчин, — и Кэт невольно задалась вопросом: что, если у Хэксби дрожательный паралич? От этого же недуга страдал в Колдридже дядюшка Эйр.

В последний год жизни дядюшка с несчастным видом еле ковылял по дому, жалуясь на боли в конечностях. Руки у бедняги тряслись так сильно, что в конце концов жене пришлось кормить его с ложки. Но это еще не самое худшее: дядюшка стал видеть то, чего нет, и принимать одни предметы за