Код фортуны - Наталья Калинина

Инга вжалась в угол лифта, а человек, призрак прошлого, от которого она тщательно старалась избавиться, но который иногда являлся ей в ночных кошмарах, нависал над ней своим субтильным, нисколько не нарастившим ни жира, ни мяса за эти пять лет телом. Человек, имя которого она не помнила – не потому, что не знала, а потому, что сыграла защита памяти – стереть его, как напоминание о грязном преступлении.

– Поняла, сука? Мы будем заниматься с тобою любовью. Не так, как в тот раз. Не-е-ет, я так не хочу. Я хочу, чтобы ты понимала, с кем занимаешься любовью, смотрела бы мне в глаза, и в них бы я видел твои ощущения и эмоции. Я так хочу! Я шел к этому много лет. Я даже затеял маленький спектакль, чтобы…

Он еще что-то продолжал говорить, наступая на Ингу, зажатую в угол, пока не приблизился к ней вплотную, так, что его впалая грудь касалась ее груди. Ингу передернуло от омерзения, но у нее не было возможности даже отступать назад. Она в буквальном смысле слова оказалась загнанной в угол. А он быстро приставил к ее горлу нож и чуть надавил.

– Ты сейчас разденешься. Сама, – шептал он ей уже на ухо, касаясь губами мочки. И от его жаркого и влажного дыхания Инге становилось плохо до тошноты.

А он почти и не изменился. Остался таким же патологически худым, с покатыми узкими плечиками и таким же узким тазом. Нескладный, с длинными конечностями, как кузнечик, и маленькой головой с треугольным лицом. С прыщами на остром подбородке, с узким и длинным, как у лягушонка, ртом, с зачесанными на один бок, как и раньше, редкими каштановыми волосенками. Пожалуй, лишь глаза его были более-менее привлекательными – большими, светло-голубыми, с длинными ресницами. Но они оставались привлекательными ровно до того момента, пока не наполнялись осмысленностью. И тогда в них появлялись демоны.

– Раздевайся! – выкрикнул человек, щекоча нежное горло девушки лезвием приставленного к нему ножа. А сам другой рукой принялся судорожно дергать «молнию» на своих вылинявших джинсах. – Раздевайся, – повторил он и сильней вдавил ей в горло нож. – Сама! Я хочу, чтобы ты это сделала сама, так, будто это ты пришла ко мне, полная желания. Сука, раздевайся!

И, не успела Инга опомниться, как он уже быстро чиркнул ножом по ее куртке, вспарывая материал. Девушка охнула и инстинктивно отпрянула назад, но только лишь больно ударилась затылком о стену лифта. Нож уже вновь взметнулся вверх и замер около ее горла.

– Я тебя ненавижу, сука. За что – ты сама, думаю, догадываешься. Будет тебе ад, в котором горел я, но откуда мне удалось выбраться. А вот выберешься ли ты – сомневаюсь!

Что-то твердое воткнулось ей в бедро. И Инга, даже не опустив взгляд, поняла, что это было. От отвращения ее замутило. Тошноты добавляло и то, что изо рта одержимого несло давно не чищенными зубами. Как спастись? В романах отважные барышни спасают свою честь, наступая на ногу потенциальному насильнику острым каблучком или давая ему по лицу тяжелой сумкой. Как назло, обута Инга была, как обычно, в ботинки без каблуков, и вместо сумочки с собой она взяла лишь женское портмоне из мягкой кожи.

Похотливая рука опустилась вниз и, почти не встречая сопротивления, нетерпеливо заелозила по бедру Инги, затем, нащупав «молнию» на ее джинсах, рванула ее вниз, ломая хлипкое препятствие на пути к своей мерзкой цели.

– Тебя посадят, – вернулся к Инге голос, который прозвучал хрипло и придушенно.

– Девочка моя, нашла чем пугать! Я уже там побывал! Благодаря твоему дядечке, гори он в аду, и братцу, который скоро отправится следом за вашим дядькой, – ведь все к этому и идет, да?

И не дав Инге произнести ни звука, он накрыл ее губы своими. Противный язык, скользкий и мясистый, как слизняк, проник ей в рот и медленно заворочался в нем. Инга с трудом сдерживала подкатывающую к горлу тошноту. А рука мужчины тем временем уже проникла ей под джемпер, скользнула по животу вверх и, проникнув под чашечку бюстгальтера, больно сдавила грудь.

У Инги помутилось сознание. На секунду она потеряла чувство реальности и словно провалилась в прошлое. Она увидела себя будто со стороны – распластанную на кровати под тяжестью чьего-то нагого тела. И, одновременно, вновь оказалась на месте себя-жертвы. Ощутила и зловонное дыхание, и ворочающийся чужой язык в своем рту, и болезненные толчки твердой плоти внутри себя. Это все было в прошлом, но Инге показалось, что это все происходит с ней сейчас. Что было сил Инга сжала зубы на чужом языке.

– Ш-ш-шу-у-ука… – прошепелявил человек, на мгновение опустив руку с ножом вниз и потеряв контроль над Ингой. Этого мгновения ей и хватило для того, чтобы с силой отпихнуть мужчину от себя, ткнуть в красную кнопку «стоп» и рвануть в приоткрывшиеся двери.

Она успела выскочить из лифта, но и негодяй тоже выбежал следом, на ходу застегивая штаны. Прыгая через ступеньки, Инга слетела вниз и выскочила на улицу. В сквер! Там всегда гуляют собачники. При людях маньяк не отважится на свое гнусное дело.

Она неслась вперед, не разбирая дороги. И чувствовала за собой тяжелые шаги. Откуда в этом хлипком теле такая выносливость? Длинные и худые, как спагетти, ноги мужчины не заплетаются, а несут его вперед так быстро, что вот-вот, и маньяк ее нагонит.

Инга бежала уже через сквер, на ходу выкрикивая мольбы о помощи. Но ее никто не слышал: улица в этот час была пуста, собачники вернулись с дневных прогулок, а для вечерних еще не настал час. Она миновала сквер и теперь летела прямо на тонкую проволочку с трепыхающимися на ветру красными тряпочками. Ни проволоки, ни тряпок предупреждения она не видела. Как не видела и разверзнувшейся за этой ненадежной оградой пропасти с арматурно-трубным дном.

– Стой, стой, дура! – услышала она над ухом. И припустила еще больше. Но когда ее голень уже коснулась опасной проволочки, преследователь схватил ее одной рукой за талию.

– Да будь ты проклят, убийца! – оглянувшись, закричала Инга, теряя контроль от ослепившей ее ненависти и наполняя свои слова силой. – Сдохни, тварь!

И в этот момент, отпрянув от настигшего ее человека, она зацепилась за проволоку и, неловко взмахнув руками, полетела назад, в пропасть.

Это был ответственный вечер. Прощальный и вроде бы не прощальный. Наутро Алексей с Лизой возвращались к себе домой. Таисия с сыновьями отбыла еще вчера. Предлагали уехать с ними и Лизе, но девочка наотрез отказалась. И Тая мысленно одобрила ее поступок, хоть в душе сочувствовала девочке и предпочла бы увезти ее, только бы не оставлять ее страдать в обществе романтично настроенной парочки, которой совершенно не было дела до ребенка.