Память (Книга вторая) - Владимир Чивилихин

Есть в средневековой рязанской литературе сложная по сюжету, интересная по разработке характеров «Повесть о Петре и Февронии», в центре которой снова женщина-разумная и справедливая, умелая и терпеливая Феврония, отстаивающая свое право любить избранника; есть более позднее «Сказание об явлении Унженского креста» — трагедия двух любящих друг друга сестер, разлученных на всю жизнь; есть прекрасное биографическое повествование о муромчанке Юлиании Лазеревской, посвятившей себя обездоленным и несчастным людям… Известный дореволюционный литературовед В. А. Келтуяла, по учебникам которого гимназисты, студенты и курсистки вникали в нашу литературную старину, писал: «Почему муромо-рязанское творчество обнаруживало особый интерес к женщине, остается неизвестным». Н. К. Гудзий, насколько я помню его книги, лекции и семинары, такого вопроса вообще не ставил, хотя ответ на него, мне кажегся, очевиден.

Великий Саади: «После вторжения монголов мир пришел в беспорядок, как волосы эфиопа. Люди стали подобны волкам». Русская литература, всегда выражавшая нравственные народные идеалы, откликнулась на невиданное бесчеловечие и разорение родной земли произведениями высокого гуманистического смысла. Муромо-рязанцы, испытавшие первый, самый страшный удар орды, создали галерею прекрасных женских образов, олицетворявших великие человеческие идеалы — любовь, верность, братство, сострадание, поведали о взаимопомощи и бесстрашии, об уме, гордости и самообладании русских людей; это было бесценным духовным оружием наших предков, попавших под иго завоевателей…

Нет, надо читать нашу средневековую литературу, включая летописи, их своды и переложения; в них столько воистину бессмертных, художественно совершенных страниц, столько возвышенных, хватающих за душу строк, столько непреходящего, такого, что нам нужно сегодня!

Субудай, в сущности, ничем не рисковал, напав поздней осенью 1237 года на северо-восточную Русь. Он понимал — лишь объединенные силы всех русских земель смогут не только противостоять воинству, но и уничтожить его, однако точно знал, что не встретит их, а разгромит княжества поодиночке. И дело было не только в феодальной раздробленности тогдашней Руси или же соперничестве, местничестве, политическом эгоизме русских князей, что издавна принято за главную причину побед орды. Это верно, что Михаил черниговский в той конкретной военно-стратегической ситуации не помог своими войсками Юрию рязанскому, но мог ли он это. сделать, если бы даже очень захотел?

Вспомним, что великий князь рязанский Юрий Ингоревич, узнав о появлении на русских рубежах орды, послал гонца в Чернигов. Летописи и народная память не сохранили имя этого посланца, который, в полной мере осознавая смертельную опасность, грянувшую над Русью, загнал, наверное, не одну лошадь. Прошу представить тысячу, если считать взгорки да петлястую кривизну средневековых, не спрямленных верст по осенней распутице, под дождем и снегом, сквозь густо облесенные долы, переправы через глубокие реки, броды, ночевки у костров. С какой скоростью гонец мог передвигаться? Для сравнения приведу сведения об одном рекордном концом переходе нового времени. В 1935 году группа спортсменов-конников прошла на чистокровных ахалтекинских скакунах из Ашхабада в Москву. Причем двигалась она в лучшее время года, поровну и посуху, налегке и с хорошим отдыхом после каждого дневного броска… В первые три дня спортсмены делали по сто двадцать километров за сутки, а в последующие — в среднем менее пятидесяти, преодолев путь в четыре тысячи триста километров за восемьдесят четыре дня. Еще раз представьте себе, дорогой читатель, условия перехода рязанского гонца в ноябредекабре 1237 года. Если он делал в день даже по сорок с лишним километров, то и в этом случае должен был добираться до Чернигова не менее трех недель.

И вот вообразим этого гонца в богатой, многолюдной, колокольной столице Северской земли, где, согласно различным источникам, находился в это время рязанский воевода Евпатий Коловрат. Если моему любознательному читателю хочется узнать, что там произошло, я могу на несколько минут свести его с самим Евпатием Коловратом. Эту воображаемую беседу лучше провести у лесного костра, когда воевода возвращался из Чернигова…

Морозная лунная полночь, снег на деревах синеет под синими звездами, кони вокруг жуют в торбах овес, воины кашляют у костров, ворочаются от холода, подступившего из лесу, что-то бессвязное бормочут сквозь тяжелый сон. Их всего триста человек с ним, отборных дружинников князя черниговского Михаила Всеволодовича…

Евпатий Коловрат бдит у тлеющего костра на конском потнике; грудью широк, лицом темен, плечами грузен, очами беспокоен и блескуч, будто жжет его изнутри огонь. Спросим его для начала разговора:

— Труден был нынешний переход?

Евпатий Коловрат. Еще как труден-то, не приведи господь. Лихо над Русью… Снеги пали глубокие, коням тяжко. Видишь, при нас щиты, мечи, копья, кольчуги, шлемы — без сего зачем идти? Овес, мясное и рыбное копченье, хлеб и мед — без сего не дойти… Лихо, лихо над Русью грянуло! Тропы уж перемело, а реки не встали. Забереги-то прихватило, но стрежень струит живой. Спешим, а день-то короток… Кони обезножели частью, и мы их забили.

Любознательный Читатель. Ноги поломали в колдобинах под снегом или на поторчины напоролись?

— Не так. В реке, на броду. Знать, это козляне от поля брод оборонили, а в Чернигов о сем не успели донесть.

— Как можно пустынный речной брод оборонить?

— Кованые железки с четырьмя шипами рассыпали по броду. И как она ни упади на дно-шип вверх смотрит… «Чеснок» называется. Степняки часто рады, если сменного коня теряют — свежатина, а русские поганое не едят. Коней забили, чтоб не мучились, обошли броды глубью да вплавь по стрежню, а забережный лед рубили мечами, вымокли до нитки, едва обсушились у огней; вон, слышь, кашляют витязи…

— Они пошли с вами по доброй воле?

— Подал я голос на черниговской площади: «Лихо над Русью, татары пришли, кто рязанцам поможет?» Дружина княжеская вся ко мне с криком подвинулась. Этих триста северских воев я сам выбрал.

— А почему только триста?

— Ежели больше — обоз нужен в такое время, а мы спешим налегке.

— Михаил Всеволодович черниговский, выходит, не предал Рязанскую землю?

— Нет. Он, известно, рассуждателен больно, только предавать рязанцев он не предавал. Мы ночь рядили с его боярами и воеводами. Полную рать быстро скликать нельзя.

— Почему?

— Татарии знал, какое время выбрать. До залесного Дебрянска по нынешней дороге четыре-пять дней верховой езды да обратно столько же… Степные богатые города и веси ближе, но поля убраны, свадьбы сыграны, в погребах меды бродят, дожидаясь всех, кто мог бы мечи в руках держать.

— Где же они?

— По лесным раменам вот этакими лунными ночами лес валят, дома рубят к весеннему сплаву в Киевскую и Переяславскую земли, а больше всего народу в далеких лесах, на ловах — мясо турье морозят, вепрей бьют, соболя и белку в силки имают — пушной товар по всем концам света в цене. Богатые-то ловы в лесах под Гомием и Дебрянском, куда с первым санным путем ушли северяне и должны вернуться только к рождеству Христову. И если б все были на месте, то и тогда нужно время, чтоб боевых и обозных коней снарядить, сбрую подновить, оружие подготовить, собраться всем в Чернигове да выступить через леса к Рязани с кормом для коней и съестным припасом для воинов. Санный путь тяжел, северская обозная рать втрое б отставала от верховой и совсем не могла бы переправляться через реки, пока льды не встанут… И ночевать у костров зимой не мед, заболеют люди горлом, головой, грудью — какие будут воины? Посекут их татары, как ту капусту… Лихо над Русью!.. И рассыпалась она по горошине! И каждая горошина в свою ямку запала да лежит-набухает. Наша Муромо-Рязанская земля отвалилась от Чернигово-Северской еще при Мономахе и сама поделилась на пять, потом на тринадцать уделов. А сколько ныне князей в Чернигово-Северской земле, и не скажу — козельские, курские, трубчевские, сновские, рыльские, лопаснинские, вщижские, новгород-северские, путивльские, стародубские, дебрянские, карачевские… И каждый под себя норовит соседскую землю подгресть, чтобы дружину поболе соседской содержать. Правду говорил Игорь Святославлич черниговский, святую правду… И татар не угадаешь. Где они сейчас со всей своей силой? Не в Рязани ли уже? Их соглядатаи далеко впереди войска скачут. А может, обходят снежной степью и готовятся ударить по северским городам, по Чернигову иль самому Киеву!

— А воевода куда спешит столь безрассудно? Не разумней ли с этими богатырями засесть в каком-нибудь городе да задержать войско орды, побить, сколько можно, татар со стен?

— Где мой князь, там и я буду. Иного ни бог, ни Русская земля не простят мне…