Аферистка и Майор Воронцов. Семейное древо (СИ) - Босс Екатерина

— Скажу больше, он явно хотел насладится мучениями старика, — произнес Елагин, убирая снимки. — И это, вряд ли человек, у которого все в порядке с психикой.

— Это по Вашему профилю, Вероника Александровна, — обратился к женщине Воронцов. — Что скажете?

— Мне трудно делать какие-либо выводы, не имея больше информации. Вряд ли у кого-то из семьи есть психическое расстройство, это было бы заметно, пусть и не сразу, — задумчиво протянула Вероника. — Значит, мы имеем дело с психологической травмой, которую вызвало сильное эмоциональное потрясение.

— Виной которому стал Марк Альбертович, — предположил Олег.

— Возможно, но нельзя упускать и то, что убийца может просто считать Марка Альбертовича виновным. Он может и не иметь доказательств, — пожала плечами женщина.

— Ты можешь идти, спасибо, Дмитрий, — произнес Воронцов, возвращаясь к столу. Елагин кивнул в ответ и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. — Ответ обязательно должен быть в одном из дневников, но только в каком именно, — покачал головой мужчина, доставая из ящика стола последний дневник писателя, который не был законченным.

— Трудно сказать, — поджав губы произнесла Ладина, — Но, возможно, Марк Альбертович сам оставил нам подсказку?

— Вряд ли, — покачал головой майор. — В кабинете мы ничего не нашли, кроме куска того письма из завещания. Последний роман принадлежит его сестре, и я сомневаюсь, что она просто так разрешит нам его прочесть, — рассуждал Олег, листая дневник.

— Может, стоит зайти с другой стороны, — предположила Вероника, смотря даты в дневнике. — Первый дневник датирован двухтысячным годом, первая запись сделана двадцать второго марта.

— Вы думаете это что-то значит? — с сомнением спросил Олег. — Меня больше интересует то, у кого была возможность не только придумать, но и воплотить этот план в жизнь. Елена?

— У неё аналитический ум, она не импульсивна, хоть и эмоциональна, — сказала Вероника.

— Но, — усмехнулся Воронцов.

— Но видела в Марки Альбертовиче отца, всю жизнь старалась стать членом семьи и тут, вдруг, решает его убить? Я сомневаюсь в правдоподобности этой теории. Елена не похожа на ту, что стала бы убивать, она не живёт по принципу «кровь за кровь», — пожала плечами Ладина, листая страницы дневника. Ей было трудно уловить мысль, буквы скакали по страницам, собираясь в слова. Почерк был совершенно не похож на тот, который женщина видела в других дневниках, да предложения были топорны, обрывались и начинались снова. Марк Альбертович был в подавленном эмоциональном состоянии, когда писал эти строки и, возможно, пьян. Ладина видела места высохшей бумаги и размытые чернила там, куда пролилось виски.

— Кровь за кровь, говорите, — хмуро сказал Воронцов. — А что Вы скажете на это, — протянул он, начав читать вслух. — Каждый год я пишу одни и те же строки. В них нет смысла, есть вина, боль и презрение к себе. Знаю, что с облегчением выдохну, когда часы пробьют полночь и из-за этого начинаю презирать себя ещё больше, — Олег поднял взгляд от строк и, встретившись с зелеными кошачьими глаза, произнес. — Запись сделана двадцать второго марта две тысячи двадцать первого года.

Вероника быстро взяла первый попавшийся дневник из коробки и судорожно начала перелистывать страницы, ища нужную дату. Найдя, женщина быстро пробежала глазами по тексту и, выдохнув, прочла вслух:

— Двадцать второе марта две тысячи девятый год, — сказала она. — Девять лет, ещё один год, полный презрения к себе. Чувство, которое стало моим вечным спутником, уже не так обременяет. Мне тяжело было смотреть ей в глаза сегодня, мне кажется, будто она всё знает. Было бы легче, если бы было именно так.

— Мне не нравится это, — признался Олег. — Что написано в первом дневнике? — спросил мужчина, поднимаясь на ноги и подходя к Ладиной.

— Слишком много всего, трудно что-то вычленить, — покачала она головой, бегая взглядом по строчкам. — Словно пьяный бред, он сам не понимал, что пишет, — Вероника перевернула страницу и, нахмурилась, пытаясь разобрать расплывшиеся нечеткие чернила, начала читать вслух. — Я не знал, не знал, что она будет в той машине. Хотел забрать своё, но получилось так. Молю Бога, чтобы они выжила. Молю, чтобы он забрал меня вместо неё.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что дальше? — спросил Воронцов, присаживаясь на диван поближе к женщине. Так близко, что их колени соприкоснулись. Майор наклонился к раскрытому дневнику в руках Ладиной, но ему было трудно хоть что-то прочесть. С каждым новым словом, предложением текст терял смысл, а буквы превращались в пляшущие крючки.

— Смерть, машина, грузовик, — начала перечислять Вероника слова, которые смогла прочесть. — Утром, смерть, врачи, не спасли, завтра похороны. Это всё, что я могу разобрать, — пожала она плечами, переворачивая страницу. — Следующая запись только двадцать третьего апреля.

— Ровно через сорок дней, — сказал Олег, в его голове было пусто, но знакомая дата крутилась на языке, словно была ключом к закрытой двери. Воронцов не мог вспомнить, где он уже видел эту дату и что она значила. Но мужчина точно знал, что, найдя ответ на этот вопрос он раскроет убийство Толстых и поймает убийцу. — Не могу вспомнить, где видел эту дату, чёрт! — рыкнул он, ударяя ладонями о столешницу стола. Мужчина мерил шагами комнату, устало потирая переносицу.

— Авария! — воскликнула Вероника, вскакивая с дивана. — Вы говорили, помните? В двухтысячном Маргарита с мужем попали в аварию, какого числа это случилось? — спросила она, смотря на мужчину.

— Это можно легко узнать, Еремей собирал информацию о каждом члене семьи, — воодушевился Воронцов, стремительно подходя к компьютеру. Он ввел пароль и, найдя нужный файл в папке на своём рабочем столе, быстро пробежался глазами по напечатанным строчкам. — В ночь с двадцать первого на двадцать второе марта. Они ехали по трассе, очевидцы утверждают, что муж Маргариты выехал на встречную полосу, не заметил грузовик и, не справившись с управлением, влетел столб. Их экстренно доставили в реанимацию, но оба остались живы.

— Тогда о какой смерти говорит Толстых? — недоумевая произнесла Ладина.

— Не знаю, но пока ясно одно — мы должны задержать Маргариту Альбертовну по подозрению в убийстве брата, — серьезно проговорил Олег, в его взгляде читалась решительность.

— У нас нет никаких доказательств, что это она. Лишь домыслы, — с сожалением произнесла Вероника.

— Нам нужно расколоть Елагина и Софью, если хотя бы один даст показания против неё…

Майор не смог договорить, дверь распахнулась и в комнату влетел запыхавшийся стажёр. Вероника и Олег перевели на парня удивленные взгляды, а тот, сделав глубокий вдох, произнес:

— Товарищ майор, Вам стоит это увидеть!

Глава 26

Софью, на запястьях которой пару минут назад капитан Кабанов застегнул наручники, вели наверх, через светлый холл отделения, в котором девушку ждал Евгений. Она не чувствовала страха или угрызений совести, всего лишь досаду и раздражение от металлических браслетов, что стесняли движение рук. Сейчас, Нестерова с удовольствием оказалась бы в одиночной камере, и в тишине дождалась своего освобождения. Ей нечего было бояться — Соня никого не убивала.

— И сколько Вы будете меня здесь держать? — поинтересовалась она у, идущих по правую и левую руку от неё, мужчин.

— Вы задержаны на ближайшие сорок восемь часов, — ответил не знакомый девушке полицейский, который был моложе и, объективно, симпатичнее капитана Кабанова. А потом, усмехнувшись, добавил. — Времени, чтобы подумать, у Вас будет достаточно, не волнуйтесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Соня прикусила губу, стрельнув глазами в светловолосого молодого человека, а тот снова усмехнулся, показывая ровный ряд зубов. Он был привлекателен и точно подходил ей по возрасту, но Нестерова уже давно уяснила — бедность слишком большая помеха для любви. Девушка не успела ответить на едкий выпад молодого полицейского, как им наперерез выскочил Евгений. Мужчина удивленно округлил глаза, а его брови взлетели к линии волос, когда он увидел на запястьях Софьи наручники.