Старец Силуан Афонский - Архимандрит Софроний (Сахаров)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нижеследующие небольшие комментарии к данной книге принадлежат перу одного из духоносных старцев последнего времени игумену Никону (1864—1963). Сам иг. Никон прошел жизненный путь довольно типичный для богоискателя начала нашего века: «обычно-религиозная» (крестьянская) семья; потеря веры в школе (реальном училище); безуспешный поиск смысла жизни в науке, философии (самообразование); отчаяние и поразительное откровение Божие; обращение к психологии (Психоневрологический институт) и затем к серьезному изучению православия (Московская духовная академия); многолетнее подвижничество, завершившееся принятием монашеского пострига в 1931 году и затем священного сана. Лагерные страдания 1933—37 годов, после которых работа в прислугах и садовником. С 1944 года — служение на приходах Калужской и Смоленской епархий. С 1948 года и до конца жизни — настоятель храма в г. Гжатске (ныне Гагарин).
Не совсем обычна его духовная жизнь. Сам он называл себя «лесным» монахом, поскольку ни в одном монастыре ему жительствовать не пришлось и постоянного духовноопытного руководителя на своем пути он так и не встретил, хотя искал усиленно. Поэтому позже он многократно повторял своим близким: в наше время нет духовных наставников, видящих душу человека и потому способных быть истинными руководителями на пути спасения. Великое благо, если найдете человека единодушного вам, стремящегося искренне к духовной жизни, начитанного в святых отцах, разумного и непрелестного. Но и таковых становится уже совсем мало. Руководствуйтесь святоотеческими творениями, особенно святителя Игнатия Брянчанинова, преложившего древних отцов применительно к нашему, крайне скудному духом, времени. Эти слова исходили из его личного опыта, который дал ему детальное знание пути духовной жизни, обычно присущее всем, самостоятельно, без поддержки со стороны, прошедшим основные этапы ее развития. Горький и одновременно радостно-спасительный опыт падений и восстаний, уклонений и исправлений на данном пути показал ему, что самым главным в духовной жизни является для христианина — видение глубокой поврежденности человеческой природы и невозможности собственными личными силами ее исцеления. Это внутреннее видение, являющееся по слову преподобного Петра Дамаскина «первым признаком начинающегося здравия души», дается христианину только при всецелом его понуждении к исполнению всех заповедей Евангелия и искреннем покаянии и приводит к смирению — единственно непоколебимому фундаменту для построения дома спасения. «Почему,— говорил он,— многие срываются в духовном делании? Потому что подвиг свой основывают на тайном самомнении, гордости. До тех пор, пока человек не увидит своих немощей, страстей и не станет молиться, как евангельская вдова, Господь не может приступить к человеку и оказать ему помощь» (магнитофонная запись). В одном из своих писем он сформулировал ту же мысль в кратких словах: «Успех в духовной жизни измеряется глубиной смирения».
С большим интересом, «жадностью» прочитал игумен Никон слепой машинописный текст «Старца Силуана». Многое в жизненном и духовном пути афонского старца он нашел подобное и родственное своему. В его наставлениях и писаниях он услышал хорошо известный ему голос Священного Предания Церкви, как он выражен у всех святых отцов. В отношении же первой части книги — о старце Силуане — он имел суждение несколько иное. Это выразилось, в частности, и в тех немногих замечаниях, которые он сделал на полях текста, будучи уже совершенно больным и, конечно, без какой-либо мысли о возможной их публикации. Из его слов, как и из приводимых здесь замечаний, следует, что автор книги, о. Софроний, в то время еще недостаточно понимал духовную жизнь, а отсюда допускал и ошибочные суждения. В то же время игумен Никон был рад появлению этой книги как свидетельству непрекращающейся жизни Церкви, являющей себя миру во святых своих.
А. Осипов,
проф. МДА
Часть вторая
ПИСАНИЯ СТАРЦА СИЛУАНА
«Скучает душа моя о Господе»
(из «Писаний» Старца Силуана)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагая вниманию читателей самое главное, что есть в данной книге, а именно — Выписки из писаний Блаженного Старца Силуана, мы позволим себе предварительно высказать несколько мыслей о его писаниях.
Господь сказал: «Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Иоан. 18, 37), а Иоанн Богослов говорит: «Знающий Бога слушает нас; кто не от Бога, тот не слушает нас» (1 Иоан. 4, 6).
Мы глубоко в сердце полагаем, что слова эти приложимы к писаниям Старца Силуана. Мы думаем, что кто имеет дух и разум от Бога, чтобы познавать Его, тот в писаниях Старца ясно ощутит веяние Духа Святого.
Писания Старца, человека почти безграмотного, есть слово о том, что ему было дано увидеть; часто слово его по образу своему походит на псалмы, и это естественно, потому что исходило оно из непрестанной молитвы. Ритм его писаний очень медлительный, что характерно для глубокой молитвы. Он постоянно возвращается на одни и те же темы: Бог, и все небесное, познается только Духом Святым; Господь безмерно любит человека, и любовь эта познается Духом Святым; Дух Святый есть дух воздержания, целомудрия, кротости, смирения; Дух Святый есть дух мира, сострадания, любви к врагам.
Душа Старца, его ум занят немногими мыслями, но эти мысли самые онтологически глубокие, они суть мерило для всего. Кто в глубине своего существа живет этими мыслями, тот чрез них, как чрез таинственную духовную призму, видит весь мир.
Две тысячи лет непрестанно проповедуется слово Божие на всех языках самыми различными образами, а ведь Сам Господь преподал человеку ведение о вечной Божественной жизни в немногих словах. Жизнь Бога превыше всякого образа. Из этой сферы неприступного света, в своем движении к твари, жизнь Божественная передается сначала в простейших и очень немногих бесстрастных «умных» образах, и затем, передаваясь по иерархическим ступеням, все более и более одебелевает, доходя до весьма грубых и ничтожных форм, становящихся уже искажением. Например: ребенка подводят к иконе и учат молиться «Боженьке», причем икона для ребенка, в данном случае, не есть лишь одна из форм благовестия или богословия, но Сам Тот «Боженька», Которому он молится.
В своем снисхождении от предельной чистоты свет боговедения доходит до грубых и часто уродливых положительных (катафатических) форм; в процессе же развития человека наблюдается обратный порядок, снизу вверх: от грубой положительной формы он восходит к бесстрастной мысли о Боге и даже к неизреченному внеобразному богообщению.
Мы не имеем намерения останавливаться на вопросе развития человеческого сознания, на том, как от эмпирических понятий и образов мира сего, восходит оно к восприятию Божественного вечного бытия. Заметим только, что неизбежностью этой эволюции объясняется тот факт, что учение о Боге сначала преподается народу преимущественно в виде христианской морали, что более доступно элементарному пониманию. Однако и в этой форме, несмотря на все снижение и даже искажение истины, есть свет подлинного богопознания, хотя и ослабленный: это то «молоко», которое предлагается малодушным (1 Кор. 3, 2).
Если позволено прибегать к аналогиям из окружающей нас действительности, мы сравнили бы это снисхождение Божественного света со снопом света прожектора: чем ближе к источнику света, камере прожектора, тем он ослепительнее, но меньше площадь освещения, и наоборот, чем дальше от источника света, тем больше площадь освещения, но слабее и дробнее свет. Проходят тысячелетия, а народам по-прежнему преподается именно этот ослабленный и рассеянный свет богопознания в бесконечном множестве слов и образов. Чем дальше отстоит человек от Бога, тем раздробленнее его мышление, тем неопределеннее и беспокойнее его духовные переживания; и наоборот, чем ближе к Богу человек, тем УЖЕ, если допустимо здесь такое выражение, круг его мыслей, сосредоточиваясь в конце на единой бесстрастной мысли, которая уже не есть мысль, но особое невыражаемое видение или чувство ума.
Чтобы понять Старца Силуана, необходимо иметь в виду только что сказанное. Старец был человек единой идеи, которая заполняла все его существо, идеи, которая была следствием непостижимого явления ему Бога. В этом таинственном явлении ему Господа он познал, что Бог есть — беспредельная любовь. Он утверждает, что любовь эта непременно изливается и на врагов, и что познается она только Духом Святым. Дух Святый явил ему Христа. Дух Святый учил его смирению и любви к врагам и ко всякой твари. То, что он постиг в момент богоявления, и то, что было непосредственным его следствием, он воспринял, как условие и как показатель богообщения, как критерий истинности пути, как мерило всякого явления духовной жизни и как цель наших повседневных исканий и действий.