Четыре года в шинелях - Михаил Лямин

Женщины медсанбата поддерживали тесную связь с гражданским населением Великих Лук. Там не было временно ни врачей, ни поваров, ни телефонисток. А мирная жизнь налаживалась. Пожалуй, менее чем через месяц после освобождения в разрушенном дотла городе заработали коммунальная баня, электростанция, радио. Великолукский вокзал начал принимать и отправлять поезда. Вовсю шла расчистка улиц и дворов. По примеру сталинградской патриотки Черкасовой зародилось массовое движение за быстрейшее восстановление города.

За всем этим следили наши женщины и чем могли помогали. Я не помню, кто в это время был в городском Совете (Сметанников ушел обратно в полк), наверное, кто-нибудь из местных, но дела в городе налаживались быстро.

Комдив спрашивал врача Прокофьеву:

- Мария Гавриловна, как дела в городе с эпидемическими заболеваниями?

- Их нет, товарищ генерал.

- Очень прошу помогать великолукчанам поскорее обрести покой и счастье. Все-таки мы теперь вроде как их земляки.

- Верно, земляки. От этой памяти никуда не скроешься до конца дней.

- Вот, вот, Мария Гавриловна, никуда. Наш город, родной...

Прибывало пополнение. Генерал рассказывал новичкам о боевых традициях дивизии. Потом их вели на концерт в какую-нибудь большую землянку, а с весны - прямо на берег реки Удрайки, замаскированной ивняком. В концерте выступали и женщины. Пели песни, читали стихи. За живое трогало "Жди меня" Константина Симонова.

Да, жди меня, только очень жди. Сколько солдатских писем в тыл начиналось и кончалось этими словами. С ними отправлялись бойцы и в краткосрочные отпуска. Уезжали домой на побывку и наши ижевчане.

Тыл и фронт. Миллионы ниточек связывали между собой эти полюса. И миллионы сердец. Потому так дружно и пошли у нас дела на фронте с начала сорок третьего года.

Вслед за позорным крахом немцев в нижневолжских, калмыцких и донских степях та же участь стала постигать их на Северном Кавказе. Один за другим освобождались города Пятигорск, Кисловодск, Минеральные воды, Железноводск. Были освобождены Луганск, Красный Сулин...

Наши женщины. Они первыми разучивали новые песенки и несли их к солдатам. "Вьется в тесной печурке огонь"...

- Давай еще раз, девушка.

- Кто написал?

- Алексей Сурков.

- А-а, это тот самый "Боевой восемнадцатый".

- А ты слушай, слушай.

Идет война, а сердца остаются сердцами. И после штурмов, и после траншейных, рукопашных боев. Не черствеют, не покрываются плесенью сердца советских солдат.

Поет, тоскует, мечтает дивизия, многотысячный, живой организм - частица огромной Красной Армии, единой советской семьи.

А бои идут

Они начались сразу же, как только дивизия встала в оборону под Новосокольниками. Все кругом носило следы недавних сражений. Высотки, занятые нашими подразделениями, еще не очищены от немецких касок, а кое-где и вражеских трупов. В блиндажах все перевернуто вверх дном - не успели прибраться.

Некогда. Роты и взводы, скрытно занимая оборону, очень часто с ходу вступали в бой по отражению очередной контратаки немцев. Так было на Безымянной высоте, занятой взводом младшего лейтенанта Гордиенко. Гитлеровцы атаковали ее несколько раз. Даже с танками. Атаковали остервенело, как бы желая взять хоть небольшой реванш за Великие Луки.

А сил у нас после штурма крепости осталось совсем немного. Оборона жиденькая. Это мы потом, через месяц-два ее укрепили, а в январе и феврале приходилось обходиться тем, что осталось после Великих Лук. Поэтому, когда вступали в бой один взвод или одна рота, помогать им почти не было возможности. Послать подмогу, значит, оголить фланги.

Так произошло и со взводом Гордиенко.

- Держись, - сказали ему из штаба батальона. - Подбросим.

На этом связь оборвалась. Что "подбросим", командир взвода так и не понял. Он знал, что людей не подбросят. Значит, пулемет? Пушку?

Раздумывать некогда. Немцы прут осатанело. Происходит примерно то же самое, что в наших ноябрьских боях за высотки и холмы. Только сейчас роли переменились: обороняемся мы, наступают немцы. И еще - у нас невыгодное расположение траншей. Для немцев они были хороши: немцы оборонялись с противоположной стороны. Перед нами же сейчас открытый скат, который можно свободно поливать из пулеметов и минами. Через несколько дней система обороны будет видоизменена, но пока приходится пользоваться старой. Так что терпи, взвод младшего лейтенанта Гордиенко.

И он терпит. Комбат посылает на высотку связного Сапарова, тихого, незаметного парня. Поручает доставить противотанковые гранаты. Комбат чувствует, что взводу Гордиенко предстоят жестокие схватки.

- Доставишь - герой будешь, - говорит Сапарову комбат.

- Я буду стараться, - отвечает солдат. - Сильно буду стараться.

Ползет человек в зимние сумерки по полю. Тащит за собой ящик смертоносного груза. Трахнет рядом мина, заденет осколок - и поминай как звали солдата Сапарова из Красногорского района Удмуртии. Разнесет, не соберешь и косточек.

Ползет человек, торопится. Приказ командира, приказ сердца. Там, в полукилометре, тяжело товарищам, очень тяжело. Чем они виноваты, что немцы пошли на эту, а не на другую высотку. Надо помочь солдатам, надо спешить.

О многом может передумать человек за полчаса. За полчаса до подвига или смерти. Только не думает он именно об этом. Он ползет, работает руками и ногами, думает, что сейчас там, на высотке Гордиенко.

А на высотке шел страшный бой. Немцев было в три раза больше, чем наших. Да в придачу два танка. За ними, как саранча, пехота. Выпустит немец очередь из автомата и опять за стальную броню. Удобно, безопасно. Так можно дойти до самых траншей.

Плохо на душе у солдат взвода Гордиенко. Танки - черт с ними. Будут утюжить окопы - увернемся. Но за ними хвост коричневых крыс. Придется схватиться врукопашную.

А рядом спешит спасение. О нем никто не знает. Спасение в одном человеке, смелом удмуртском парне. "Успеет ли", - думает комбат. Связи нет. Ее пошли исправлять с одного, тыльного конца. А где обрыв - неизвестно. Наверное, у высотки, но там сейчас не до связи - дорог каждый человек.

Сапаров, усталый, мокрый, сползает в крайнюю траншею и тут же осторожно берет в руки ящик с гранатами. Слава богу. Дополз. Скорее найти командира.

Гордиенко знает, что Сапаров связной комбата. Раз пришел, значит, принес какой-то приказ.

- Ну? - бросает с тревогой и затаенной надеждой младший лейтенант, продолжая руководить боем.

- Гранаты, - выдавливает через силу Сапаров. - Вот. Комбат прислал.

Гордиенко смотрит на ящик, и его молодое, почти детское лицо с пухлыми щеками расплывается на миг в улыбке.

- Сапаров - ты бог!