Первая страсть - Анри де Ренье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М-ль Леруа очень мило утешала его. Андре не был у нее с того дня, когда, весь поглощенный мыслью о г-же де Нанселль, он на одну минуту зашел на улицу Бабилон, не будучи в силах отправиться на улицу Мурильо. Он припомнил свою робость и свою муку, когда звонил у двери в квартиру м-ль Леруа. Она открыла ему сама. На ней был легкий пеньюар; руки оставались обнаженными. Она была еще красива, не особенно молода, но приятна лицом и изящна по внешности.
— Бедняжка Андре, я узнала о ваших неприятностях. Ничего, через три месяца все это уладится. Жаль, что вам не придется готовиться к экзамену под сенью Варанжевилля; для вас это было бы лучше, чем проводить лето в Париже, тем более что в этом году будет жарко. Ох, эти комары!
Она быстро подняла до плеча свой развевавшийся рукав. Андре вспомнил, как он вошел однажды утром в комнату м-ль Леруа, для того чтобы передать ей депешу, и как он увидал ее в нижней юбке и в корсете, поправлявшую перед зеркалом свою прическу. Он припомнил свое смущение перед той незначительной наготой, которую он увидел. Ах, нежность обнаженной кожи! Вдруг он уже увидел не руки, но плечи, грудь, все тело, вставшее перед ним во всей своей реальности. Это была Жермена. Иллюзия была так сильна, что он закрыл глаза. Когда он открыл их, м-ль Леруа опустила свой рукав и сказала:
— Проклятое насекомое укусило меня. Я схожу за щелочной солью. Подождите меня, Андре, и посмотрите на моих птиц.
Андре повиновался. Со времени его последнего посещения м-ль Леруа число птиц чрезвычайно увеличилось. Теперь они наполняли своими разноцветными перьями огромную клетку. Среди них были экзотические и причудливые птицы. Андре рассматривал их, когда показалась м-ль Леруа:
— Вы пришлете мне таких птиц, Андре, когда будете консулом в жарких странах?
И она печально прибавила:
— Так как есть много вещей, которых я никогда не узнаю, и много стран, которых я никогда не увижу. Вы счастливы тем, что вы — мужчина, Андре. Что ж! Нам, старым девам, остаются только гербарии да клетки! Вот я их уже и завела.
Предсказания м-ль Леруа сбылись. Первые июльские недели были изнурительны. Андре Моваль проводил длинные однообразные дни. Он ложился на свою кровать с книгой, которой он не читал, и с немногими письмами от Жермены, которые он жадно перечитывал. Г-жа де Нанселль скучала в Буамартене, но скука делала ее лаконичной. Ее записки были нежны и кратки. Затем Жермена перестала писать. Андре беспокоился. За упадком сил последовала тревога. Он без всякой надобности выходил из дому несколько раз в день. Он каждый раз надеялся, что, когда вернется, привратник подаст ему желанный конверт.
Однажды вечером, вернувшись домой, он заметил, что у его родителей странный вид. Г-н и г-жа Моваль находились в гостиной. Г-н Моваль держал в руке письмо.
— А вот и ты, ветреник. Мы как раз обсуждаем нечто, касающееся тебя. Твоя мать только что получила очень милое письмо от госпожи де Нанселль, которая весьма сочувствует твоей неудаче и приглашает тебя провести месяц у нее в деревне. Что ты на это скажешь?
Пораженный Андре не говорил ничего. Он чувствовал, как его сердце учащенно бьется в груди. Г-н Моваль продолжал:
— Она полагает, что в Буамартене тебе будет удобнее заниматься, чем здесь. У них в парке есть уединенный павильон, в который они поместят тебя с твоими книгами. Я того мнения, что это приглашение следует принять, но твоя мать против этого.
Андре Моваль посмотрел на мать с таким укором и с такой мольбой, что г-жа Моваль опустила глаза. Г-н Моваль продолжал:
— Насколько я счел бы неуместным, если бы ты отправился путешествовать для своего удовольствия, настолько же мне кажется благоразумным, чтобы ты поехал в какое-нибудь место, которое благоприятно для твоего здоровья. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что мне нельзя уехать из Парижа. А твоя мать не хочет оставлять меня одного, за что я ей очень благодарен, между прочим: значит, она не может ехать с тобой в деревню… Поэтому я нахожу, что приглашение этих милых Нанселлей пришло кстати. Они ждут тебя к пятнадцатому августа…
Андре жадно слушал отца. Г-жа Моваль молчала. Андре повернулся к ней. Она слегка покраснела.
— Нужно поступить так, как тебе советует отец дитя мое. Я только боялась, что мы, в сущности, недостаточно знакомы с Нанселлями, для того чтобы посылать тебя к ним на такое продолжительное время. Вот все, что я имела возразить…
Г-н Моваль всплеснул руками:
— Ну какая ты чудачка! Нанселль ведь мой друг с самой юности, черт возьми! Может же он приютить на один месяц сына своего старого друга. Что до его жены, то ей совсем не будет противно оказать гостеприимство молодцу, который станет ухаживать за ней и говорить ей приятные вещи. Ей, очевидно, не очень-то весело живется в Буамартене. Значит, решено… Ты напишешь госпоже де Нанселль…
Г-жа Моваль утвердительно кивнула головой. Андре хотелось кричать, плясать посреди гостиной. К его радости примешивалось глубокое восхищение перед его любовницей. Он понимал теперь, почему, когда он жаловался на то, что лето разлучит их, она уверяла его, что «все устроится»; почему она тщательно поддерживала постоянные сношения с г-жой Моваль; почему она настаивала на том, чтобы и он был в хороших отношениях с ее мужем. С каким предусмотрительным искусством она подготовила свою маленькую хитрость! И это ловкое поведение было внушено ей желанием видеть того, кого она любила! Андре гордился тем, что был причиной хитростей Жермены и занимал столько места в ее сердце и в ее жизни.
Вечером, после обеда, когда г-жа Моваль вышла из гостиной, г-н Моваль приблизился к Андре, который делал вид, что читает газету, и сказал ему:
— Послушай, голубчик, ты достаточно вырос, чтобы распоряжаться сам собой, но, тем не менее, запомни следующее. Когда будешь в Буамартене, смотри в оба. Ты молод, старайся развлекаться, но чтобы не было никаких безумств, никаких историй. Ты понял меня? Имеющий уши, да услышит!
И г-н Моваль, гордый своей дальновидностью, похлопал Андре по плечу. Как хороший кормчий, он указал сыну на подводный камень и дал толчок, но и он не предполагал, что между г-жой де Нанселль и Андре было нечто иное, чем взаимное влечение их юности, а со стороны молодой женщины — только легкое кокетство по отношению к сыну.
Через два дня Андре получил от Жермены длинное письмо. Привратница, с которой он условился, чтобы она передавала ему корреспонденцию на его имя, протянула ему письмо, когда он выходил из дома. Он отправился читать его за монастырскую ограду Школы Искусств. Жермена писала ему, что, живя в Буамартене, они должны будут быть осторожными и благоразумными. Ее муж не был ни ревнивым, ни подозрительным, и он очень охотно согласился пригласить в Буамартен сына своего старого друга Моваля. Все вышло великолепно, но им придется ограничиться удовольствием жить рядом, под одной крышей и свободно видеться ежедневно. Они будут как брат и сестра. Андре должен обещать, что выполнит это условие.