Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов - Коллектив авторов

Но так было вчера. А сегодня полюс экономического роста сместился в Азию, причем как раз в те страны, которые успешно сохраняют и развивают свои традиции. Пример Японии оказался заразительным и, возможно, будет превзойден. Сегодня и Китай, и Индия, и Южная Корея преодолевают глобальный кризис не только с хорошими темпами роста ВВП, но и с колоссальными программами НИОКР. Вряд ли есть основания сомневаться в том, что они будут претендовать именно на лидерские позиции в глобальной экономике.

Наконец, еще один важный момент. С недооценкой традиции корреспондируется благостное отношение докладчика к постмодерну. Если о кризисе модерна Эмиль Абрамович еще готов говорить, то постмодерн выступает для него как некое снятие внутренних противоречий цивилизации. Вот наступит, мол, постмодерн, и все главные проблемы будут решены.

Евгений Ясин: И наступит рай.

Михаил Афанасьев:

Да, наступит рай. Я полемизировал по этому поводу с Инглхартом в своей книжке про элиты — там этот сюжет не был центральным, но для меня он был очень важным. На мой взгляд, рай не наступит. Тем более что уже в самой модели постмодерна видны фундаментальные противоречия.

Для меня, как я уже отмечал в начале своего выступления, очень показательным является использование в докладе слова «неомодернизм». Что такое неомодернизм? В интенции это модернистский фундаментализм. Вы говорите, что кризис модерна связан с тем, что современная западная цивилизация забыла свои основания, и что только возвращение к идейным и ценностным основаниям модерна ведет нас в желаемую постиндустриальную фазу. На мой же взгляд, кризис модерна проистекает не только из общей интеллектуальной и волевой расслабленности благополучных наций, но также из реальных больших проблем современной цивилизации, которые не нашли удовлетворительного решения. А потому простое возвращение к идейным и ценностным основаниям модерна этих проблем не решит.

И самое последнее замечание. Эмиль Абрамович в конце доклада говорит, что до нашего общества и даже до элиты инновационные волны доходят с некоторым запаздыванием. Как анекдоты до жирафа. Усваивают что-то далеко не первой свежести (вроде моды на традиционализм), а к сравнительно более поздним идеям неомодернизма и неолиберализма российская элита в большинстве своем не готова. Что можно сказать по этому поводу?

Во-первых, не всегда самое последнее слово — самое полезное. Во-вторых, здесь очевидна фактологическая ошибка, поскольку неолиберализм российская элита в 1990-х годах вполне усвоила и провела в соответствии с этой инновационной концепцией рыночные реформы. В-третьих, насчет неомодернизма лично я думаю, что и его, конечно же, воспримут. Россия воспринимает все. Она восприняла модернизм и постмодернизм, воспримет и неомодернизм.

Вопрос в том, как она это воспримет. Боюсь, что, как всегда, с упоением. В чем как раз и сказывается слабость социальных традиций.

Игорь Клямкин: Если они слабые, то ваша точка зрения не так уж сильно отличается от точки зрения Паина. К тому же я не уловил у него отрицания роли традиций как таковых, равно как и их роли в модернизации. Он просто не обнаруживает в России ни европейских традиций, ни азиатских, ни самобытных российских. Другое дело, что призыв докладчика опираться при этом в ходе модернизации на «остатки традиционной культуры» выглядит, мягко говоря, не очень внятным. Что это за «остатки»? В чем они проявляются? В имитации послушания, которая сама становится или уже стала традицией? Что значит опираться на них? И кто должен опираться?

Михаил Афанасьев: Это реверанс такой.

Игорь Клямкин: Надеюсь, Эмиль Абрамович прояснит потом, что именно он имеет в виду. А пока послушаем Евгения Григорьевича.

Евгений Ясин:

«На постиндустриальной стадии развития границы между традиционализмом и модернизмом становятся подвижными: то, что вчера было модернизмом и успело устояться, войти в привычку, сегодня становится традиционализмом и требует модернизации»

Суть проблемы, поднятой в обсуждаемом докладе Эмиля Паина, можно выразить тремя словами: «Культура и модернизация». И проблема эта стоит сегодня не только перед странами, в которых модернизация не завершена, но и перед теми, которые мы считаем модернизированными. Или, говоря иначе, перед странами с развитой рыночной экономикой и устоявшимися институтами либеральной демократии.

Вы, возможно, возразите мне, что говорить применительно к ним о модернизации не очень-то корректно, так как модернизации противостоит традиционализм, который в них давно уже изжит. Но в глобализированном мире с открытыми рынками товаров, капиталов и рабочей силы традиционализм приходит в эти страны извне, и ответа там на него пока не найдено, о чем подробно говорится и в докладе Паина. Таким ответом был мультикультурализм, а теперь выяснилось, что никакой он не ответ, и от него отказываются. А что может либеральная демократия с ее подчеркиванием прав меньшинств предложить взамен? Пока, судя по докладу, речь идет, в основном, лишь о теоретических проектах.

Но дело-то ведь не только в иммигрантах. Ведь традиционализм приходит в развитые страны не только извне, но и изнутри. Нам, думаю, вообще пора бы уже отказаться от его понимания исключительно как рудимента традиционных аграрных обществ. Конечно, применительно к странам, где индустриализация и урбанизация еще не завершены, такое понимание оправдано. Но на постиндустриальной стадии оно уже не работает. На этой стадии границы между традиционализмом и модернизмом становятся подвижными: то, что вчера было модернизмом и успело устояться, войти в привычку, сегодня становится традиционализмом и требует обновления, требует модернизации. Модернизации, которая принципиально отличается от индустриальной.

Индустриальная модернизация — это когда экономика развивается за счет увеличивающегося вовлечения в промышленность минеральных ресурсов и ресурсов трудовых, черпаемых из села. Но оба этих источника развития в развитых странах уже исчерпаны. Таким источником могут быть только инновации. Прежде всего технологические, но — не исключено — также институциональные и культурные. Какие именно, судить не берусь, но для меня очевидно, что страны, экономически наиболее продвинутые, столкнулись с необходимостью модернизации нового типа, соответствующего переходу от индустриальной стадии к инновационной.

Естественно, что все это не может не сопровождаться кризисными явлениями, которые мы сегодня и наблюдаем. Их природа хорошо просматривается на примере страны, на протяжении долгого времени сохранявшей лидерские позиции в мировой экономике и стремящейся их удержать, — на примере Америки. И ей, чтобы решить свои задачи, нужна своя модернизация. Америка раньше других стран вошла в инновационную фазу и потому острее всех ощущает ее вызовы. Там не просто финансовый кризис, как многие — в том числе и в самих США — склонны считать. Там — кризис структурный, обусловленный переходом от индустриальной экономики к инновационной.

Если американцы хотят сохранить свою лидирующую роль, включая достигнутый уровень жизни, то они должны значительно увеличить производительность труда. Притом, что она у них и так почти самая высокая, и ее существенное увеличение проблематично. Такой вот парадокс перехода из индустриальной фазы в инновационную. И он означает, что американцам трудно будет избежать институциональных и ментальных изменений. Иначе — сохранение колоссального внешнего долга, дефицита бюджета и привычки жить в кредит, что ничего, кроме неприятностей, не сулит. Иначе — утрата прежних позиций и проигрыш конкуренции новым игрокам в лице Китая и Индии, использующих преимущества развития, свойственного индустриальной стадии, возможности которой этими странами еще не исчерпаны.

Конечно, и там они отнюдь не являются неисчерпаемыми. И потенциал традиционной культуры бюрократического регулирования, успешно используемый в том же Китае, не вечен тоже. Рано или поздно китайцы столкнутся с тем, что без культурных изменений не обойтись и им. Но сегодня они в состоянии бросить вызов Америке, находящейся на более высокой стадии развития. И ей, Америке, придется меняться. А насколько глубоки должны быть эти изменения и насколько предстоит им затронуть культурно-ценностные основания американской жизни, мы пока не знаем.

Я лично, как и Паин, склонен считать, что основания эти остаются более надежными, чем какие-либо иные. Америка и другие западные страны могут переживать сегодня какие-то трудности, но более продуктивной стратегической альтернативы тем ценностям, которые в этих странах утвердились, в современном мире пока не наблюдается. И это позволяет мне полагать, что они переживают кризис развития, а отнюдь не упадка.