Чемодан миссис Синклер - Луиза Уолтерс

– Так и сказал?

Мне стыдно за себя, поскольку от ее слов во мне вспыхивает надежда.

– Представь себе. Я выложила ему свои подозрения. Он и отпираться не стал. А я не стала спрашивать, кто эта счастливица.

Ее голос становится все выше, переполненный болью.

Я утыкаюсь глазами в пол, вся красная от стыда, мучений, недоверия и надежд. Цокая каблуками, Дженна идет в гостиную, затем возвращается и продолжает сборы. Она достает и открывает второй чемодан.

– Так и должно было случиться. Я видела, куда все катится. Я… я не всегда была честна с тобой. И даже больше. Это я рассказала Франческе Дирхед про твой роман с Чарльзом.

У меня отвисает челюсть. Дженна останавливается. Вид у нее ошеломленный (или она умело придала лицу нужное выражение). Но стоит ей заговорить, и в ее голосе я не улавливаю ни нотки раскаяния. Она говорит дерзко, с вызовом, стремясь себя оправдать.

– Ну что, принести тебе свои извинения? Хорошо, приношу. Готова признать: мне хотелось, чтобы ты не путалась у меня под ногами. Но когда все случилось… когда она пришла, мне стало очень стыдно. Ты не сделала мне ничего плохого. Наоборот, помогла тогда. Повезла меня в клинику. – Ее голос дрожит, выдавая близкие слезы. – Жаль, что мы никогда не будем подругами.

Она права. Конечно же, она права. Но чтобы дружба кончалась вот таким нелепым и отвратительным образом?

Сборы закончены. Дженна надевает пальто и сапоги.

– Попрошу Филипа собрать все остальное. Потом заеду за вещами. В другое время. После Рождества. И не таращи на меня глаза.

Ее голос звучит сердито, но с каким-то сочувствием. Она даже треплет меня по руке:

– Ты лучше иди к нему. Думаю, он тебя ждет.

Дженна выходит из квартиры, спускается по лестнице и покидает «Старину и современность», превращая свой уход в маленький спектакль.

Не знаю, сколько времени проходит. Может, несколько минут, а может, и час. Я спускаюсь в магазин. Большинство гостей разошлись. Патрисия и Софи стоят у кассы и оживленно переговариваются. Они видят, как я спускаюсь. Я качаю головой и иду в коридор, где на крючке висит моя сумка. В ней лежат два письма.

Содержание одного я знаю наизусть. Настало время открыть и прочесть второе.

36

20 ноября 2010 г.

Моя дражайшая Роберта!

Если ты читаешь это письмо, значит ты все-таки нашла его. Я чувствовал, что должен положиться на волю случая. Конечно, я бы потом написал тебе другое письмо или – что еще лучше – набрался бы смелости и поговорил с тобой сам. Но я знаю, как ты любишь письма. Ты обожаешь натыкаться на них среди книжных страниц, и читать, и хранить. Я также знаю, как тебя увлекают эти короткие экскурсии в жизнь других людей. И потому я пишу тебе, надеясь, что мое письмо окажется в твоих руках. В том случае, если содержание письма превышает рамки допустимого или я совершил ужасную ошибку и ты не любишь меня так, как люблю тебя я… что ж, тогда я просто скажу себе, что ты не находила моего письма. Вот в такие игры мы играем.

У нас с Дженной нет будущего. Печально, поскольку она неплохой человек и я не был честен с нею до конца. Но я не люблю ее, и мне каким-то образом нужно набраться мужества и сказать ей об этом. И я скажу, когда подойдет время. Надеюсь, это случится скоро, поскольку мне не хочется притворяться дольше необходимого.

Роберта, в обозримом будущем, когда мы с тобой окажемся свободными людьми, я хочу пригласить тебя на обед. Еще лучше – на несколько обедов. Хочу, чтобы мы проверили, подходим ли друг другу и насколько. Я люблю тебя, но не знаю твоих чувств ко мне. Возможно, ты считаешь меня придурком среднего возраста.

Не знаю, когда ты прочтешь мое письмо. Но после того как прочтешь, обязательно приходи ко мне. Я жду тебя.

Я успокаиваю дыхание, затем стучусь в дверь. Прочищаю горло.

– Входите.

Я вхожу в кабинет и закрываю дверь изнутри.

Филип стоит за письменным столом. Смотрит на письмо в моей руке.

– Она ушла? – спрашивает он.

– Да.

– Это… мое письмо?

– Да.

– Я знал, что ты его найдешь. Я заглядывал на ту полку. Там его не оказалось. Я подумал…

– Я нашла его в первый же день, когда вернулась на работу. – Вижу, как мрачнеет лицо Филипа, и спешно добавляю: – Но я вскрыла и прочла его только сейчас.

– Понятно.

– Дженна была очень расстроена.

– Знаю, – с грустью произносит он. – Я старался быть мягким. Для нее это не явилось полной неожиданностью. Так что совесть моя отчасти чиста. И потом, она мне сказала, что ее уже тошнит от меня и от магазина. Назвала меня жутким занудой.

– Ты не шутишь? – выпаливаю я.

Филип выходит из-за стола, останавливается передо мной и кладет руки мне на плечи.

– Нет, я говорю то, что слышал. Дженна, она…

– Мне она ни одного плохого слова о тебе не сказала. Говорила…

– Послушай меня, – прерывает он мой поток. – Дженна – приспособленка. Вероятно, она видит себя в более привлекательном свете. А если называть вещи своими именами, она вымогательница. Таких дам называют золотоискательницами.

– Боже мой, – бормочу я, поскольку мне больше нечего сказать.

– Я могу рассказать тебе кое-что, о чем Дженна не знала, хотя определенные догадки у нее наверняка были.

Лицо Филипа морщится, будто он собирается рассказать что-то неприятное.

– Я ужасно богат. Миллионер. Даже мультимиллионер.

– Что ж, ты можешь благодарить Бога. Или судьбу.

Филип смеется:

– На самом деле я седьмой маркиз Монмаутширский. – Он снова морщится. – Если бы я хотел носить титул. Но я не хочу.

– Я тебя понимаю. В этом есть смысл.

Странно, но его признания меня не удивляют. Я как будто уже знала обо всем этом или наполовину знала, а наполовину догадывалась. Я вдруг воображаю бабуню в ее уютной комнате в пансионате для пожилых. Она представляется мне горой, внутри которой, подобно разным геологическим слоям, дремлют ее тайны.

– Неужели ничего из сказанного не впечатляет вас, мисс Петриковски? – Он театрально заламывает руки, изображая отчаяние. – Но ты сильно ошибаешься. Нет в этом никакого смысла. Полнейшая чушь. Я не верю в титулы.

– Все равно, Филип, это совсем далекий от меня мир.

– И у тебя голова не идет кругом и не перехватывает дыхание? – спрашивает он.

– Ни капельки.

– Вот это я и хотел услышать.

– Дженна… – начинаю я.

– У нее хватило мозгов уйти, не закатывая сцен. Она считала меня просто хорошо обеспеченным человеком. Но не имела ни малейшего представления, кто я на самом деле. Об этом знают очень немногие. Вот такие дела.

Я чувствую себя невесомой. Мне кажется, я парю в воздухе, в нескольких дюймах от пола. Опускаться на землю мне не хочется.

– Да. Такие вот дела. И что дальше?

– Позволь мне пригласить тебя на обед, а там посмотрим. Поскольку это не свидание вслепую, я уверен, все пройдет гладко. Но я не хочу торопить события. Наша дружба – материя деликатная.

– С удовольствием приглашусь на обед.

– Тогда завтра вечером? Или выбирай время сама. Не стану тебя торопить. Как ты насчет недавно открывшегося бистро? Свечи и все такое? Но если для тебя это слишком, так и скажи. Сходим в кино или еще куда-нибудь. Я не возражаю.

– Филип, мы пойдем с тобой в бистро. Завтра. Как давно мне не назначали свиданий.

37

Она опять слушает радио.

Этот приемник я подарила ей на Рождество, узнав от Сюзанны, что бабуня утратила интерес к телевидению. Приемник цифровой. Бабуню смущает отсутствие ручки настройки, и потому каждого, кто заглядывает в ее комнату, она просит настроить ей радио. Сама она пока не освоилась с кнопками. Возможно, и не освоится. Так считает Сюзанна. Нельзя требовать слишком многого от женщины, которой уже сто десять лет.

Сюзанна по-прежнему проводит с бабушкой много времени. Делает ей маникюр (с покрытием ногтей лаком), расчесывает волосы. И разговаривает. У Сюзанны есть для меня какие-то важные сведения. Нечто весьма странное, что поведала ей Доротея.

– Наверное, вам это будет важно знать, – шепчет она, беря меня за руку.

Сюзанна перехватила меня еще в вестибюле, горя желанием сообщить новости.

– Важно? – переспрашиваю я. – Но мне вначале хочется пообщаться с бабуней. Вы не возражаете, если мы поговорим чуть позже?

Сюзанна слегка разочарована, однако хочется думать, что она меня понимает. Эти важные сведения я хочу узнать от бабуни, если, конечно, ее ум сегодня не затуманен и она будет настроена говорить. Сюзанну я оставляю на крайний случай. А то получится, что я слушаю сплетни за бабуниной спиной. Я не вправе обманывать бабуню.

Вхожу, тихо закрываю дверь и улыбаюсь бабуне. Она сразу же поворачивается на звук открывшейся двери. Сегодня она очень бодрая, и мне приятно это видеть. В распахнутое окно дует теплый весенний ветерок. В саду кричат и бегают дети. Сегодня у одной женщины в пансионате день рождения, и к ней приехало несколько поколений родственников.