Любимец (Спонсоры) - Кир Булычев

– Приходится смотреть. На прошлой неделе тарелку унесли. А что касается чашек, то это просто катастрофа. Нет, я никого не обвиняю, но такой дефицит чашек, что люди идут на преступление. Правда?

– Мы приезжие, – сказал я мрачно. Овсянка была недосоленной, невкусной, словно приготовленной из опилок.

– Знаем мы таких приезжих, – ответила хозяйка кафе.

Взяла эта женщина с нас за невкусный завтрак по шесть рублей – почти все деньги, что нам дал возница.

– В конце концов, – сказала Ирка, – это даже смешно. Ты что, в самом деле поверил, что в нашей стране может быть счастливый город?

Я не ответил.

– А зачем она яйца обещала? – спросил Сенечка.

– Потому что она играет в кафе, – сказала ему Ирка.

И я подумал, что она права. Ведь мы же в городе, который придуман и сделан спонсорами – а спонсорам вряд ли есть дело, счастливы ли на самом деле жители этого города.

«Гастроном «Изобилие» – увидел я вывеску над первым этажом другого дома.

Туда входили люди с пустыми сумками, а выносили полные. Сами сумки были очень красивы: ка них были изображены всяческие продукты.

Передняя стена магазина была прозрачной, а внутри горел яркий свет, так что он был похож на аквариум, в котором плавали рыбки.

Мы стояли снаружи, не заходя в магазин, и смотрели, как люди входят в гастроном, подходят к витринам, рассматривают лежащие там товары.

Мне захотелось рассмотреть магазин изнутри и я предложил моим спутникам составить мне компанию.

Небольшая очередь из прилично одетых по моде Счастливого города людей стояла возле витрины, в которой лежали колбасы разной толщины и цвета. Продавщица в белом переднике и белой кружевной наколке с милой улыбкой отвешивала колбасу.

– Что это? – Сенечка никогда в жизни не видел колбасы. Я же был старше его и один раз угощался колбасой в школе гладиаторов.

– Сейчас я тебе куплю, – сказал я, – и попробуешь. Это колбаса.

Передо мной стоял пожилой мужчина в длинном зеленом пальто и серой мягкой шляпе. Он обернулся, услышав мои слова.

– Вы приезжие? – спросил он мягким вежливым голосом.

– Да, мы здесь недавно, – сказал я, а Ирка улыбнулась, не разжимая губ.

Мужчина потрепал Сенечку по затылку.

– Сегодня не совсем удачный день, – сказал он. – Завтра завезут любительскую и останкинскую колбасу. Мне конфиденциально сообщили. Так что я на вашем месте купил бы завтра.

– Тим, – Сенечка дернул меня за рукав. – А там колбаса ненастоящая лежит, – он показал на витрину. – Она нарисованная.

Наши соседи по очереди сделали вид, что ничего не слышали, но Сенечка продолжал настаивать, и тогда старуха в мантилье попросила меня:

– Велите, пожалуйста, вашему мальчику помолчать. Он может доставить всем неприятности. Нам бы этого не хотелось.

– Сеня! – приказал я.

Я видел, как люди, чья очередь подошла, показывали на какой-нибудь из колбасных муляжей, лежавших в ярко освещенной витрине, но продавщица в наколке с милой улыбкой отрезала небольшой кусок от единственного толстого колбасного батона, лежавшего перед ней.

Когда подошла очередь пожилого мужчины в зеленом пальто, он протянул продавщице квадратный клочок бумаги и ему также отрезали кусок колбасы.

Неприятное предчувствие овладело мною.

Оно оказалось правильным.

– Ваш талон, – сказала продавщица, занеся нож над батоном колбасы.

– У нас есть деньги, – сказал я.

Ирка молчала. Сенечка высовывал нос, заглядывая за прилавок.

– Я сказала – талон! – повысила голос продавщица.

Но улыбка не исчезла с ее лица.

– Граждане, не задерживайте, – произнес кто-то сзади.

Почтенная старуха в мантилье оттолкнула Ирку и стала оттеснять меня от прилавка.

Мужчина в зеленом пальто, который задержался, обнюхивая кусок колбасы, доставшийся ему, сказал наставительно:

– Мы же не можем делиться колбасой с каждым приезжим.

– Но мы тоже хотим кушать! – сказал Сенечка.

– Кушайте у себя дома, – сказала старуха в мантилье, тоже получившая свой кусок.

Пожилой мужчина вышел вместе с нами. Он чувствовал себя неловко. Он был на вид добрым человеком.

– Вы должны понять нас, – сказал он. – Мы находимся в тисках дефицита. К счастью, нам хватает продуктов для обеспечения нужд населения. И сейчас, скажу я вам, положение постоянно улучшается.

Старуха в мантилье пошла направо, он – налево.

Мы остались стоять у магазина. Сенечка оглянулся на витрину – она была богато украшена пластмассовыми копиями разных продуктов.

– Кого они обманывают? – риторически спросила Ирка.

– Милая, – сказал я, – ты забыла, что наша планета уже сто лет страдает под гнетом пришельцев! Если бы Россией правили мы с тобой, колбасы было бы достаточно.

Еще около часа мы гуляли по городу, который был невелик.

Я обратил внимание на то, что все стены, обращенные к бетонной башне, были прозрачны, и помещения за ними были ярко освещены, как гастроном или отдел носок-чулок универмага.

Но помимо магазинов прозрачные стены были у мастерской, где девушки распевали веселые песни, шили платья, и в другой мастерской, где столяры изготавливали стулья. Столяры были как на подбор, славные молодые люди. Они улыбались нам сквозь прозрачную витрину так непринужденно, что мы невольно улыбались в ответ.

Наконец мы попали на вокзал. Вокзал оказался небольшим, к нему был проведен лишь один одноколейный путь. Поезд, состоявший из двух открытых вагончиков и сверкающего медными деталями паровоза с длинной расширяющейся трубой, поджидал нас у платформы, по которой носильщик вез тележку с чемоданами и прогуливался дежурный в фуражке с красной тульей.

Стайка девочек в одинаковых коричневых платьях и белых передничках выпорхнула на платформу, и девочки щебеча расселись на лавочках первого вагона.

Красивая женщина со сложенным зонтиком в руке глядела на поезд, не изъявляя желания сесть в него.

– Поехали? – спросил Сеня.

– Но мы не знаем, куда идет поезд, – сказал я. – Мало ли куда нас завезут.

– Скажите, пожалуйста, куда направляется поезд? – спросила Ирка у дежурного по станции.

– Вы билет купили? – спросил он.

Я посмотрел почему-то направо и увидел, что передняя стена вокзала – стеклянная.

– По талонам? – язвительно спросил Сенечка.

– Без талонов, – ответил человек в красной фуражке.

Паровоз загудел.

– Залезайте, залезайте! – приказала красная фуражка. – Там заплатите.

Я обернулся к красивой женщине. Она прочла мой безмолвный вопрос и ответила:

– Не беспокойтесь, он вернется на эту же платформу.

Мы вошли во второй вагон. Старинный вагон, лишенный стен, был разделен на небольшие купе. Мы заняли одно из них, и Сенечка принялся прыгать на мягком сидении. Начальник станции в красной фуражке погрозил ему жезлом и крикнул:

– Перестань хулиганить, высажу!

Потом он поднял жезл, паровоз еще раз загудел и, резко взяв с места, дернул вагон, так что нам пришлось хвататься за скамейки и друг за друга, чтобы удержаться. Девочки в соседнем вагоне завизжали так, что заложило уши.

Со второго раза паровозику удалось сдвинуть поезд, и он запыхтел, отходя от вокзала. Красивая женщина подняла руку с платком, провожая нас. Я помахал ей, мне ее стало жалко.

Поезд побежал, набирая скорость. К путям подходили небольшие огородики, в которых возились люди, но эти огородики вряд ли были видны с башни – они были устроены так, чтобы их прикрывали дома. Вообще нашим взорам предстала как бы изнанка жизни Аркадии. С изнанки город был не так весел, чист и хорошо покрашен.

С другой стороны путей был высокий зеленый откос, отлично видный с башни. На нем не было строений и огородов, но в некоторых местах были разбиты цветники. Затем мы долго ехали вдоль выложенной из бетонных плит гигантской стометровой надписи «Слава экологии!»

Через несколько минут на откосе, ставшем круче и выше, возникла еще одна, не меньших размеров, надпись: «Украсим Родину садами!»

К этому времени поезд совершил уже плавный полукруг, и башня Наблюдений осталась позади. Железнодорожный путь все более углублялся в землю, и вдруг в вагоне наступила темнота – мы въехали в туннель. Сразу стук колес стал громче и резче, паровоз загудел и запахло дымом.

– Далеко отъехали, – сказала Ирка. – Как возвращаться будем?

– Вернемся! – радостно откликнулся Сеня. Как и все мы, он никогда еще не ездил на поезде, но если мы с Иркой могли скрывать свои чувства, делая вид, что такое путешествие нам не в новинку, то Сенечка ликовал открыто.

В вагоне было совсем темно. Я протянул руку и нащупал тонкие пальцы Ирки. Мною овладело странно-щекочущее чувство полета с горы.

– Ты хорошая, – прошептал я. Не знаю, услышала ли Ирка, но она сильно сжала мои пальцы. А Сенечка, не поняв, о чем речь, спросил:

– Что ты говоришь? Что случилось?

– Тебе еще рано об этом знать, – сказал я.

Ирка засмеялась.

Туннель кончился так же неожиданно, как и начался. Слева показались сады, задние стороны домиков, узкая улица, обращенная к нам некрашеной стороной. Над нами совсем близко тянулась к небу твердыня башни.