Книги крови - Клайв Баркер

Но они не погнались за ним.

День снаружи был слепяще ярким, и он почувствовал возбуждение беглеца, только что ускользнувшего от смертельной опасности. Ничего похожего он раньше не чувствовал. Быть настолько близко и выжить. Должно быть, все же Бог не оставил его.

Он, спотыкаясь, побежал по дороге назад к своему велосипеду, намереваясь остановить забег, рассказать всему миру…

Велосипед его стоял нетронутый, руль был теплым, точно руки его жены.

И когда он перебросил ногу через раму, взгляд, которым он обменялся с Адом, запалил в нем огонь. Тело его, не замечая пылавшего мозга, продолжало свое дело, поставило ноги на педали и покатило прочь.

Камерон почувствовал разгоравшийся в его голове пожар и понял, что умирает.

Этот взгляд, эти глаза, глядевшие в его глаза… Жена Лота. Точно глупая жена Лота!

Молния скользнула меж его ушей быстрее мысли.

Череп треснул, и раскаленная белая молния вырвалась из оболочки мозга. Глаза в глазницах выгорели и стали словно черные лесные орехи, свет полился из его рта и ноздрей. Это пламя в одну секунду превратило его в столб обгоревшей плоти — внутреннее пламя, без языков, без признаков дыма.

Тело Камерона было полностью обуглено, когда его велосипед съехал с дороги и ударился в витрину ателье, где обгорелые останки легли, точно манекен, вниз лицом, на присыпанные пеплом костюмы. Он тоже оглянулся назад.

Толпа на Трафальгарской площади так и кипела энтузиазмом. Приветствия, слезы и флаги. Казалось, что этот скромный забег был для всех людей чем-то особенным — ритуал, смысла и значения которого они не знали. Однако каким-то образом они чувствовали витавший в воздухе сернистый запах, они ощущали, что их жизни приподнимались на цыпочки, чтобы достичь небес. Они бежали вдоль маршрута, выкрикивая неразборчивые благословения, и на лицах отражались все их страхи. Кто-то выкрикивал его имя.

— Джуэл! Джуэл!

Или он вообразил это. Может, вообразил он и то, что слышал молитву, сорвавшуюся с губ Лоера, и сияющие лица младенцев, которых держали на руках повыше, чтобы они могли видеть проносившихся мимо бегунов.

Когда они повернули к Уайт-холлу, Фрэнк Макклауд быстро оглянулся, и Ад забрал его.

Это произошло внезапно и очень быстро.

Он споткнулся, ледяная рука в груди выдавливала из него жизнь. Лицо у него было красным, на губах выступила пена. Джуэл, пробегая мимо него, замедлил бег.

— Макклауд, — сказал он и остановился, чтобы взглянуть в худое лицо своего великого соперника.

Макклауд глядел на него из-за дымки, подернувшей его серые глаза и превратившей их в черные. Джуэл склонился, чтобы помочь ему.

— Не прикасайся ко мне, — застонал Макклауд, кровеносные сосуды его глаз набухли и кровоточили.

— Судорога? — спросил Джуэл. — Это судорога?

— Беги, ты, ублюдок, беги, — говорил ему Макклауд, пока петля, накинутая на его внутренности, выжимала из него жизнь. Теперь он кровоточил всеми порами кожи, у него текли кровавые слезы. — Беги. И не оглядывайся. Ради Христа! Не оглядывайся!

— Что это?

— Беги! Это твоя жизнь.

Эти слова были не просьбой, но приказанием.

Беги!

Не за золото, не за славу. Ради жизни. Всего лишь.

Джуэл поглядел вверх, неожиданно ощущая, что за его спиной маячит какая-то тварь с огромной головой и дышит холодом ему в шею.

Он поднялся на ноги и побежал.

"Ну, похоже, что дела у наших бегунов не очень-то хороши, Джим. После того, как Лоер так сенсационно сошел с дистанции, теперь и Фрэнк Макклауд сдал. Я никогда не видел ничего подобного. Но, казалось, он перекинулся несколькими словами с Джуэлом Джонсом, когда тот пробегал мимо, так что с ним должно быть все тип-топ".

К тому времени, как за ним приехала "скорая", Макклауд был уже мертв. Он сгнил к следующему утру.

Джуэл бежал. О, Боже, как он бежал! Солнце яростно било ему в лицо, вымывая все цвета радостной толпы с лиц, с флагов. Все слилось в один монотонный шум — гул человечества.

Джуэл знал это ощущение, которое охватывало его сейчас, — чувство потери ориентации, которое сопровождало усталость и перенасыщение тканей кислородом. Он бежал точно в оболочке своего сознания, думал, потел и мучился сам, для себя и ради себя.

И не так-то это плохо — быть одному. Его голову начали наполнять песни — обрывки гимнов, нежные фразы любовных песен, грязные стишки. Его "я" растворялось и его сны, неназванные и бесстрашные, взяли верх.

Впереди, омытый тем же белым дождем света, бежал Войт. Это был враг, это существо он должен был обойти. Войт, с его качавшимся, сверкавшим на солнце распятием. Он мог это сделать, только нельзя смотреть туда… смотреть туда…

…назад.

Бурджесс открыл дверцу "мерседеса" и влез внутрь. Время было потеряно даром, драгоценное время. Он должен был быть в Парламенте, у финишной прямой, готовый приветствовать вернувшихся бегунов. Это был спектакль, который он должен был сыграть, показав мягкое, улыбающееся лицо демократии. А на следующий день? Ну, уже не такое мягкое.

Руки его от возбуждения сжимались, а его новый с иголочки костюм провонял козьими шкурами, которые он обязан был носить в той комнате. Однако, никто этого не заметит, а даже если и заметят, какой англичанин будет настолько невежлив, что скажет собеседнику, что от него воняет козлом?

Он ненавидел Комнату Любовников, этот вечный лед, этот проклятый черный зев с дальним отзвуком утраты. Но теперь все кончено. Он выполнил свои обязательства, он выказал яме свое уважение и обожание, теперь настало время потребовать вознаграждения.

Пока они ехали, он думал — сколько всего принес он в жертву своим амбициям? Сначала по мелочам — котята и щенки. Позже, он обнаружил, насколько идиотскими, с их точки зрения, выглядели подобные жесты. Но поначалу он был невинным, не знающим, что давать и как это давать. Потом шли годы, они начали ясно выражать свои требования, и он, в свою очередь, обучился практическому этикету продажи своей души. Все изменения его "я" были тщательно спланированы и решительно выполнены, хоть и оставили они его без всякой надежды на то, что дают человеку дети. Это была худшая боль, однако постепенно к нему приходила сила. Он был в первой тройке выпускников Оксфорда, жена, одаренная его мужской силой свыше всякого воображения, место в Парламенте, и скоро, очень скоро — вся страна.

Прижженные культи его больших пальцев, болели, как всегда, когда он нервничал. Рассеянно, он засунул палец в рот.

"Ну, теперь мы находимся на завершающей стадии забега. Сущий ад, а не забег, верно, Джим?"

"О, да, вот это зрелище, верно? Войт идет впереди и держится вдали от своих соперников без особых усилий. Разумеется, Джуэл сделал благородный жест, остановившись возле Макклауда, чтобы проверить, все ли с ним в порядке после такого неудачного падения, и это его задержало".

"И это помешает Джонсу выиграть, верно?"

"Думаю, что да. Думаю, что он проиграет этот забег".

"Но ведь это всего лишь благотворительный забег".

"Именно. Это не та ситуация, когда нужно победить во что бы то ни стало".

"А уж это как относиться к игре". "Верно".

"Верно".

"Ну вот, они оба уже в виду здания Парламента и обходят Уайт-холл. А толпа приветствует своего парня, но я и вправду думаю, что пропащее его дело".

"Имей в виду, в своей сумке он привез из Швеции кое-что особенное".

"Это уж точно. Это точно".

"Так может, он снова это сделает".

Джуэл бежал, и разрыв между ним и Войтом начал сокращаться. Он сконцентрировался на спине парня, глаза его сверлили тому рубашку, изучали ритм, искали слабые места.

Он замедлил темп. Парень уж не так скор, как раньше. В его движениях появилась неуверенность, верный признак усталости.

Он может взять его. Немного куражу, и он его возьмет.

И Киндерман. Он забыл про Киндермана. Джуэл бездумно оглянулся через плечо и поглядел назад.

Киндерман все еще упорно бежал сзади. Походка марафонца не изменилась. Но что-то там еще было за спиной у Джуэла: еще один бегун, он почти наседал на Джуэла, призрачный, огромный.

Он отвел глаза и уставился вперед, проклиная свою глупость.

С каждым рывком он нагонял Войта. Парень явно выбился из ритма. Джуэл знал наверняка, что может взять его, если постарается. Забудь о своем преследователе, кем бы там он ни был, забудь обо всем, думай лишь, как обогнать Войта.

Но то, что маячило за его спиной, никак не выходило из головы.

"Не гляди назад", — сказал Макклауд, Слишком поздно. Он уже сделал это. Лучше знать, что это за фантом.

Он вновь оглянулся.

Поначалу он ничего не увидел, лишь Киндерман трусил сзади. И потом появился призрачный бегун, появился снова, и он знал, что именно он поверг Макклауда и Лоера.