Разрушу твою жизнь - Елена Рахманина

ради тебя. Я должен был умереть для всех и для своих врагов, чтобы сохранить будущее для тебя. Останься я в живых, Ямадаев наложил бы лапы на всё моё имущество и деньги».

По позвоночнику против воли прошёл холодок.

Значит, «мои» деньги у Шамиля.

Отец не стал заглядывать в документы. Будто и так уже понял, что потерял контроль.

– Для этого ты совершил рейдерский захват? – кивнул отец в сторону хранившего молчание мужчину. В его голосе звучали одновременно злость и восхищение тем, как его обвели вокруг пальца.

Я снова взглянула на незнакомца, хотя мне было не по себе от его присутствия. Кто он? Современный пират, чья цель – акции, а не золото? Рейдер?

Такие, как мой отец, убивают оружием. Шамиль – хитростью и кулаками. А у этого человека другие средства.

– Василий Васильевич, что же вы так неучтиво относитесь к тому, кого пытались убить? И не раз. Так уж получилось, что мы пересеклись с господином Ямадаевым, когда он накладывал лапы на ваше имущество, которое заинтересовало и меня. Так почему бы нам не подружить вместе против общего врага? Тем более мои способы вы знаете.

Отец готов был взорваться. Его трясло, я ощущала его состояние, находясь рядом. Оно передавалось и мне. Василия Вишневского загнали в угол.

– Чего вы хотите? – не выдержал молчания Соломон.

Отец выглядел подавленным. Сдувшимся, как воздушный шарик. Будто он уже понял масштабы потерь.

Последние недели он вёл себя странно, напряжённо. Но мало ли какие сложности порой бывают у гангстеров. И эта сходка в день, когда вернулся Шамиль… Вероятно, уже тогда отец заподозрил неладное. Вызывал всех своих пособников, пытаясь разобраться. И ведь если бы Шамиль забрал у него всё сразу, то отец понял аферу. Но, судя по всему, Хозяин действовал медленно. Забирая активы постепенно. Один за другим.

А теперь карты раскрыты. И в руках отца ни одной выигрышной комбинации.

Мне даже захотелось поддержать его. Но я знаю, что он не простил бы мне жалости.

– Всё очень просто, – произносит Шамиль с кривой ухмылкой, так и не взглянув в мою сторону. Будто меня и не существует. Будто для него я вещь.

– Я верну всё, что принадлежало Вишневскому, только при одном условии.

– Каком? – спрашивает мой так называемый жених. И я ощущаю волну бесконтрольного гнева, исходящую от него.

И тут до меня доходит. Соломон знал, что отец буквально потерял из поля видимости деньги. И хотел помочь ему возместить потери в обмен на дочь. Поэтому в тот вечер, когда делал мне предложение, был так весел.

– Я заберу твою невесту в свою собственность, – улыбка врага моего отца превращается в зловещий оскал, заставляющий сердце биться чаще.

Мне казалось, я нахожусь на своей казни. Знакомые мужчины рядом, которых я считала защитниками, превратились в свидетелей. Один взмах топора – и голова покатится к ногам Шамиля. А он наконец сможет взять меня за волосы.

В глубине души теплилась надежда, что отец возмутится подобным предложением. Скажет, что оно недопустимо и он не будет торговать дочерью. Но я слишком хорошо понимала его приоритеты. И по своей ценности для него значительно уступала деньгам.

– Мне нужно подумать, – глухо произнёс папа, и тлевшая искра надежды тут же погасла.

Я опустила глаза, ощущая неконтролируемый гнев. Медленно, клетку за клеткой, он заполнял моё тело, пробираясь в каждый уголок, отравляя и отрезвляя. Сжала с силой кулаки, сожалея, что не могу просто встать и уйти. Сбежать от них.

– Думать ты можешь сколько угодно, Вишневский. Но других вариантов у тебя нет. Ты забрал мою жену и сына. Я забрал твоего сына и забираю дочь. Это честная сделка.

Внутри что-то оборвалось. Рванула граната. Хотя я не сразу успела осознать произнесённое вслух страшное признание. Слова, которым я никогда бы не поверила, не скажи их сам убийца. Тот, кто повинен в смерти брата.

Тело отреагировало раньше мозга. И я даже не сообразила, что творю. Очнувшись, обнаружила себя несущейся на полной скорости через стол к Шамилю. По пути выхватила из подставки для канцелярских принадлежностей остро заточенный карандаш и рванула в своём тесном платье вперёд.

Никто не успел отреагировать. Остановить меня, когда моя рука полетела с карандашом, как пикой, в глаз Хозяина.

Лишь за пару сантиметров от роговицы он успел перехватить моё занесённое запястье.

Я дёргалась, пытаясь завершить начатое. Но даже на адреналине оказалась неспособна справиться с Шамилем. Поднявшись, он вытащил меня на свою сторону, сжимая обе руки и притягивая к собственному телу.

А я продолжала биться, пытаясь вырваться из железной хватки. Пока мужчины с определённой долей неловкости наблюдали за моей личной драмой.

С губ срывалось страшное осознание. Истина. И я повторяла: «Ты убил его. Ты убил его».

– Ненавижу, слышишь? Никогда не прощу! – закричала ему в лицо, когда он развернул меня к себе. Тяжело дышу, замечая, как сжимается его челюсть, а глаза остаются непроницаемыми. Карие глаза стали ещё чернее, чем прежде. Затягивая меня всё глубже на дно. Расслаблюсь – и с лёгкостью в них утону.

Возникла догадка, что Шамиль сказал страшную правду намеренно. Чтобы я не питала иллюзий.

Но его слова разрушили всё.

Я не верила Соломону, я не верила Короткову. Я не поверила бы и собственному отцу. Но Шамиль признался во всём сам.

Он заказал отца. Может быть, не он стрелял, но по его вине брат погиб.

– Моя дочь не особо хочет идти с тобой, – голос родителя звучит довольно, – впрочем, Василиса, если убьёшь его ночью, кто тебя осудит.

Замерла, слыша лицемерные слова. Он и не скрывает, что не собирается бороться за меня. И даже эта сделка для него более чем приемлема. Ведь выходит, что Хозяин прощает ему его долги. А в обмен получает меня. Не прогадал ли Ямадаев? Стою ли я всего состояния отца?

Ощущая на себе руки Шамиля, я посмотрела в сторону отца, горячо сожалея, что он остался жив, а не Васька. И не понимая, кого ненавижу сильнее, его или Шамиля.

– Ты хотя бы его вспоминаешь? – сдавленным голосом спрашиваю, поднимая тему, которую не решалась поднять с момента нашего воссоединения год назад. – У тебя сын был, помнишь? Если ты жив, почему он мёртв?

Слёзы застилают глаза. Струятся по щекам. И я не могу остановить их и перестать испытывать ужасающую по своей силе боль. И горькое одиночество.

От тесного контакта с Шамилем ощущаю напряжение его мышц как реакцию на мои слова. Кажется, даже биение его сердца отдаётся в моё