Странные занятия - Пол Ди Филиппо

Проект катился под моим руководством, укрощенная колесница Кришны, слепая сила, уже раздавившая что могла. (Я думал, не уволиться ли — особенно если учесть постоянное безмолвное обвинение во взгляде Холли, — но понял, что бросить, не доведя до конца, не увидев плодов того, что уже причинило столько страданий, за что пролилось столько крови, будет бесконечно глупо.)

Однако когда проект завершился, когда первые из четверти миллиона человек, которые будут здесь жить, начали потихоньку заселяться в новые дома, я ушел из «ККГ». Мама Касс не сумела понять. Холли могла бы, но ей было все равно.

Я стал разыскивать Кувалду… и Зору. Я не знал, что скажу им, да это было и не важно. Я не мог их найти. Словно бы город их поглотил. Тогда я стал разыскивать таких, как Кувалда. Их я нашел. Они существуют в любом городе, большом или маленьком. Забытые мусорщики, за счет смекалки выживающие на утиле и обломках, на отходах и мусоре. И когда я нашел их, этих бриколеров…

То попытался искупить.

«Каруна, Инк.»{6}

«О боли и смерти он узнал от безобразного умирающего пса. Пса сбила машина, и теперь он лежал на обочине: грудь раздавлена, с пасти капает красная пена. Когда он наклонился над ним, пес поглядел на него стеклянными глазами, уже видящими следующий мир.

Чтобы понять, что говорит пес, он положил руку на обрубок хвоста.

— Кто предначертал тебе такую смерь? — спросил он пса. — Что ты сделал?»

Перед вами темный двойник «Спондуликсов». И здесь тоже разношерстная компания неудачников придумывает, как объехать по кривой систему. Но в мире Рори Хонимена нет зла как такового, и в этом — огромная разница между его историей и трагедией Шенды Мур, обездоленной любовью.

Как указывает предпосланная рассказу цитата, я попытался воспроизвести или позаимствовать немного всеобъемлющего сочувствия Фила Дика к нелепому страдающему человечеству (с приправой Братьев Эрнандес). Надеюсь, я не посрамил его художественного или духовного наследия.

Мои познания о сантерии почерпнуты исключительно из книги Миджен Гонзалес-Уиппер «Сантерия: религия» («Хармони букс», 1989), за что приношу ей благодарность.

1

Воспоминания о Тридцать Седьмом Инженерном батальоне

Может, стоит завести собаку… Собака — домашнее животное, постоянный спутник, тот, с кем нужно возиться — вдруг да поможет?

Но опять же — а если нет? Так трудно знать наперед, так трудно решиться.

Учитывая его уникальную ситуацию. Именно его бедствие. Его дополнительную меру мучений.

Привнеся неизвестный фактор в печальное уравнение своей жизни, он, возможно, окончательно запутает решение, и любой вероятный ответ навсегда окажется за гранью его способностей к философскому анализу. (Если предположить, что на вопрос в основе его жизни или жизни вообще кого-либо на свете в принципе существует ответ.)

Но без предварительной попытки — откуда взяться уверенности?

И все же: смеет ли он пытаться?

Сколь бы глупой ни казалась дилемма, она ставила его в тупик, и, по всей видимости, только его одного.

У других как будто подобных проблем не возникало.

Казалось, у всех знакомых Турмена Свона имеются собаки. У всех, с кем он ежедневно сидел в «Кофейне Каруна». (Слово «друзья» после столь кратного знакомства не шло на язык, хотя он и начинал понемногу воспринимать их так.) Шенда, Бадди, Чунг'эм, Син-Син, Верити, Вот-так-Виб… Все были собаковладельцами, все до последнего. Крупные собаки или шавочки, дворняжки или чистопородные, спокойные или гавкучие, сдержанные или резвые, лохматые или ухоженные — их собаки были всех мастей. Но одно, как заметил Турмен, у этих собак было общее: они были неразлучны с хозяином или хозяйкой, безоглядно преданы и сторицей воздавали за самое мелкое внимание.

Зовите это любовью за отсутствием менее аморфного слова.

Турмену немного любви не помешало бы.

Загремело дешевенькое радио в часах: не зная про бессонницу Турмена, дурацкий будильник включился понапрасну. Устройство было единственным предметом у него на тумбочке. Раньше тут стояла фотография Кендры и Кайла в рамке, но когда оборвались звонки и перестали приходить письма, он убрал снимок бывшей жены и сына в одинокий чемодан на верхней полке шкафа.

Турмен уже несколько часов лежал без сна, но не находил в себе сил встать с кровати. В последнее время он мало спал. С самой войны.

Войны, которая за столь короткий срок обрушила на него столько загадок, которая столь многое изменила — для него, во всяком случае.

Горнило неба. Песок, лакированный кровью. Сальные, мутные, черные тучи…

Он ковырялся в одном из набитых боеприпасами, заставленных бочками с горючим бункеров, из которых состоял захваченный укреплабиринт в Камиссийе: Турмен закладывал там заряды, которые обрушат бункер, как тайфун бамбуковую хижину. Защитный костюм он не надел — ему и в голову не пришло, что это может понадобиться. Начальство уж точно на костюме не настаивало. Пыльные солнечные лучи лезли в стенные щели. Из-под шлема сочился пот. Он отхлебнул воды из литровой бутыли и вернулся к работе. От его ловких движений эхо прокатывалось по гулкой бетонной комнате, похожей на печь по жару и ощущению.

Но что именно в ней пеклось?

Турмен был так поглощен подсоединением проводов, что не заметил гостей.

— Специалист Свои.

Турмен подскочил, как кузнечик.

В дверном проеме стоял майор Риггинс. С ним был гражданский.

Рядом с гражданскими всем бывало не по себе, и Турмен не исключение. Но в этом малом было еще что-то, совсем уж непонятное.

От тонкого, как прут в тюремной решетке, и такого же несгибаемого, одетого в дорогой, континентального покроя костюм, столь неуместного в военизированной пустыне, мужчины исходила неумолимая угроза, как от рептилии. При виде его невольно вспоминалась нацелившаяся на муху игуана, и это впечатление лишь усиливали бритая голова, мучнистая голая кожа и выпученные глаза.

Заговорил майор Риггинс:

— Как видите, мистер Дурхфройде, демонтаж проводится с тем расчетом, чтобы камня на камне тут не осталось.

Дурхфройде переступил порог и принялся любовно, почти с сожалением водить узловатыми пальцами по штабелям ящиков со снарядами. Взгляд Турмена зачарованно следовал за ухоженной безобразной рукой, точно был привязан к ней невидимой ниткой. Только сейчас он заметил какой-то значок, как будто бы марку производителя, проштемпелеванную на большинстве ящиков, бочек и паллет.