Ликвидатор - Валерий Горшков

Вадим закончил писать, когда импровизированная стрелка из жидких кристаллов завершала шестой круг по циферблату. Профессор заметно сдал, речь его становилась все медлительнее, слова — бессвязнее, глаза — тусклее. Прохоров положил блокнот в карман, облокотился о колено, подперев щеку ладонью, и с любопытством наблюдал за превращением разумного человеческого существа в глупое бестолковое создание, способное только есть, спать и нести всякую околесицу. По крайней мере, именно о таких последствиях применения скополамина его предупреждал связник.

Неожиданно взгляд новоявленного инквизитора снова упал на исчерченную шрамами ногу Славгородского.

— Профессор, что у вас с ногами? Откуда такие отвратительные рубцы?

Григорий Романович медленно поднял взгляд на Прохорова, несколько долгих секунд вникал в смысл вопроса, а потом противным гортанным голосом ответил, с трудом соединяя слова в логическую цепочку.

— Ноги… Они всё ещё болят… Дети… мёртвые дети…

— Что вы такое несете, какие мертвые?! — раздражённо спросил Вадим Витальевич. — Говорите яснее! Что у вас с ногами?

— Это авария… автомобиль… Тридцать лет назад… Я был пьян… Мёртвые дети… Я убил их… Они стояли у стены дома, в которую я врезался… Ужас…

— Вы их раздавили?! Да как же вас не расстреляли сразу после этого?! В те-то годы!..

Но Славгородский уже не слышал Вадима Витальевича. Изо рта у него снова хлынула слюна, тело задрожало, связанные руки несколько раз дернулись, а потом ослабли. Григорий Романович потерял сознание. Очнувшись, профессор не сможет вспомнить, кто он, как его зовут и что он здесь делает.

Прохоров переложил пистолет в правую руку и направил ствол прямо в затылок сжавшемуся в позе эмбриона Славгородскому.

— Так ты, голубчик, убийца! — процедил он сквозь зубы. — Удивил меня, честное слово! Интересно было бы узнать, кто тебя от «вышки» отмазал. Да, видно, не судьба… И хоть ты не заслужил, я тебе помогу. Пусть твоя душа скажет мне спасибо, что освобождаю её из тела психически больного старика.

Глухого звука выстрела никто не услышал. Серое вещество, брызнувшее во все стороны, медленно стекало по грязным стенкам боцманской подсобки, оставляя на них мокрый водянистый след. Прохоров смачно выругался, отряхнул с одежды капли профессорских мозгов и быстро вышел в коридор.

Когда он поднялся на капитанский мостик, на горизонте уже показался силуэт роскошной океанской яхты, носившей красивое имя «Орион». Захваченный тремя бандитами «Пеликан» со скоростью пятнадцать узлов шёл ей навстречу. Спустя тридцать минут суда пришвартовались друг к другу, перекинули через борта трап, и восемь вооруженных боевиков тотчас оказались на палубе военного научно-исследовательского корабля. Кроме установки взрывчатки в трюме и спешного демонтажа дорогостоящего оборудования работы у них не нашлось. Через четверть часа боевики вернулись на яхту вместе с тремя людьми из команды «Пеликана», отдали концы, убрали трап и отчалили.

Прохоров стоял у кормовых лееров «Ориона», нервно курил, стряхивая в воду пепел, и ежесекундно поглядывал на отдаляющийся «Пеликан». Там оставалась не только некогда любимая им Наташа, но и все его тридцать с лишним лет, прожитые на грешной земле. Прежний Вадим Витальевич Прохоров остался где-то далеко в прошлом. Новый, с неясной судьбой и тягостными душевными терзаниями, стоял сейчас, оперевшись на борт дорогой белоснежной яхты, стремительно летящей по голубой поверхности океана, и не знал, радоваться ему или плакать.

Из такого состояния Прохорова вырвал лишь последовавший через несколько минут взрыв, адским пламенем взметнувшийся около самой линии горизонта, а потом, когда звуковая волна преодолела отделяющие яхту от «Пеликана» две с половиной мили, Вадиму даже показалось, что он отчетливо услышал донесшийся до него сквозь грохот разорвавшихся десятков пластиковых мин последний предсмертный крик Наташи…

У Прохорова помутилось в глазах, он пошатнулся, выронил из правой руки сигарету, другой крепко схватился за левую сторону груди, занывшую от внезапной боли, на какое-то время застыл, все еще продолжая глядеть на место гибели «Пеликана», а потом медленно опустился на до блеска вымытую палубу. Тридцатисемилетний учёный Прохоров умер от обширного инфаркта всего на несколько секунд позже погибшей при взрыве «Пеликана» Наташи. Бермудский же треугольник в этот роковой день пополнил свой черный список еще двадцатью пятью человеческими жизнями и одним кораблем. Как знать, может, и все прочие смерти не имели никакого отношения к сверхъестественным силам, находящимся за чертой здравого смысла и установившегося за века привычного порядка вещей… По крайней мере про лежащий на дне океана бомбардировщик французских ВВС это можно сказать с полной уверенностью.

Глава четырнадцатая

Я выкинул из головы мысли насчет побега из мафиозной структуры. Закончились всевозможные проверки и испытательные сроки, и Персиков, вызвав меня в очередной раз в свой бункер, сообщил, что отныне я наделен полномочиями разрабатывать систему защиты и внутренний режим базы, а не только исполнять написанные кем-то до меня инструкции. В течение очередного месячного отпуска я должен разработать и представить ему на утверждение полный план модернизации всей системы безопасности базы, а также список необходимого дополнительного оборудования и работ, для выполнения которых людей предоставят незамедлительно. А еще Владимир Адольфович сообщил мне об очередном повышении моей зарплаты — до шестидесяти тысяч долларов в месяц и о том, что меня собираются ввести в совет «структуры» по обороне и разработке стратегических военных операций. А в конце разговора Персиков выдал самую главную новость — на мое имя куплен шикарный особняк в Юрмале.

На следующий день я уже летел самолетом в Таллин, а набросанный мной буквально за одну ночь план модернизации структуры охраны базы уже лежал на столе у Персикова. С некоторыми, совершенно не имеющими отношения к безопасности деталями, о которых большой босс даже не догадается. Я просто решил немного поразвлечься, не подозревая, что такая мелочь, как дополнительно установленная в одном из помещений скрытая камера явится виновницей сокрушительного удара по глобальным планам структуры. Когда я вносил ее в схему модернизации, то моим единственным желанием было хоть как-то добавить себе развлечений, которые в замкнутом пространстве базы отнюдь не радовали разнообразием.

Согласно плану, который Персиков — я это знал — подпишет не глядя, скрытая камера с выводом прямо на стоящие в комнате начальника охраны видеомагнитофон и телевизор (неслыханная наглость с моей стороны!), монтировалась в вентиляционном отверстии одного из кабинетов бункера, где, по моему предположению, время от времени Владимир Адольфович встречался со своими стукачами, о существовании которых доподлинно знал только я, он да сами соглядатаи, регулярно доносившие боссу о нарушениях дисциплины и неосторожных высказываниях боевиков и сотрудников лаборатории психотропных разработок.

Главным для меня было другое: кто-то из стукачей работает против меня. А я всегда был азартным человеком и в этой ситуации просто горел желанием поскорее припереть мудака к стенке. Помочь в получении неоспоримого компромата против стукача могла только камера. Я, нисколько не сомневаясь, что к моменту моего возвращения она уже будет установлена, внес ее в список «модернизаций» и сразу же забыл о ней. Сейчас меня гораздо больше волновала предстоящая встреча с любимой женщиной на берегу Рижского залива. Лето в этом году выдалось шикарное, курортный сезон в самом разгаре, к тому же теперь у меня был свой собственный дом в трех минутах ходьбы от побережья. Плюс — полный комфорт во всем. Что еще нужно человеку для полноценного отпуска в тридцать суток? Свобода!

И я считал минуты до посадки самолета в таллинском аэропорту, где меня уже ждала Рамона. Накануне вечером я позвонил ей с базы, сказав, чтобы собирала чемодан, садилась на мою «восьмерку», постоянно обитающую в ее гараже, и ехала встречать долгожданного гостя. Во время моего последнего отпуска я купил ей портативный компьютер — книжку-ноутбук, так что детективы она теперь может сочинять не только дома. Если честно, то мне действительно нравилось ее профессиональное увлечение литературой. Что-что, а писать она умела. Произведения Рамоны, не обремененной совковым воспитанием, по стилю напоминали американца Картера Брауна, которого я считал самым занимательным автором триллеров. Я молил Бога, чтобы когда-нибудь Рамона смогла добиться хоть половины успеха, который сопутствует этому всемирно признанному монстру пишущей машинки.

Едва я спустился по трапу самолета, как увидел ее. Она стояла возле здания аэропорта и пристально вглядывалась в трудно различимые с расстояния двухсот метров лица прилетевших последним рейсом. Она тоже сразу заметила меня и, не дожидаясь, когда пассажиров подвезет до здания аэровокзала специальный автобус, бросилась бежать через взлетное поле к самолету.