Ночная смена (сборник) - Стивен Кинг

Сняв рубашку, Реншоу оторвал от рукава длинную полосу. Остальное он бросил себе под ноги, откусив пластмассовый носик от баллончика с горючей жидкостью. Реншоу просунул в баллончик один конец тряпки, затем вытащил его и засунул другой конец, оставив снаружи лишь пятнадцатисантиметровую полоску влажной ткани.

Вытащив зажигалку, он сделал глубокий вдох и чиркнул колесиком. Затем поднес зажигалку к ткани и, когда она загорелась, рывком отодвинул стеклянную перегородку и бросился внутрь.

Роняя на ковер капли горючей жидкости, Реншоу помчался вперед. Вертолет среагировал мгновенно, бросившись в самоубийственную атаку. Реншоу сбил его рукой, едва заметив жуткую боль, когда вращающиеся лопасти врезались в его незащищенную плоть.

Крошечные пехотинцы ринулись в сундучок.

Дальше все произошло очень быстро.

Реншоу швырнул баллончик с горючей жидкостью. Он ярко вспыхнул, быстро превращаясь в огненный шар.

В следующее мгновение Реншоу уже бежал к двери.

Он так и не узнал, что его убило.

Раздался сильный грохот, словно стальной сейф сбросили с приличной высоты. Только на сей раз удар сотряс все многоэтажное здание, заставив его стальной каркас вибрировать, словно камертон.

Дверь пентхауса сорвало с петель и вдребезги разбило о дальнюю стену.

Прогуливавшаяся внизу парочка вовремя посмотрела вверх, чтобы увидеть огромную белую вспышку – словно сотни фотографов одновременно нажали на спуск.

– Что-то взорвалось, – сказал мужчина. – Мне кажется…

– Что это? – спросила его спутница.

Что-то падало прямо на них, лениво кружась в воздухе; протянув руку, мужчина поймал странный предмет.

– Господи, да это же мужская рубашка! Вся в маленьких дырках. И в крови.

– Мне это не нравится, – встревоженно сказала женщина. – Вызовем такси, а, Ральф? Если наверху что-то случилось, нам придется беседовать с копами, а я не должна была сейчас с тобой встречаться.

– Ну да, конечно.

Оглядевшись по сторонам, он увидел такси и свистнул. Стоп-сигналы такси мигнули, и парочка помчалась к машине.

За ними, никем не замеченный, падал вниз маленький клочок бумаги. Слетев, он приземлился возле обрывков рубашки Джона Реншоу. Угловатым почерком с наклоном влево на нем было написано:

Эй, парни! Только в этом «Вьетнамском сундучке»!

Ограниченное предложение!

1 ракетная установка,

20 ракет «Ураган» класса «земля – воздух».

Иногда они возвращаются

[51]

Жена ждала Джима Нормана с двух часов дня. Увидев, как он заезжает во двор, она поспешила ему навстречу. Утром она сходила в магазин и накупила продуктов для праздничного обеда: пару бифштексов, бутылку «Лансерс», пучок салата, пикантный соус. И теперь, глядя на мужа, выбиравшегося из машины, миссис Норман очень надеялась, что им будет что праздновать.

Джим подошел ко входу в дом. В одной руке он держал новый портфель, в другой – стопку учебников. Миссис Норман рассмотрела название того, что был сверху: «Введение в грамматику». Она положила руки на плечи мужа и спросила:

– Ну, как все прошло?

Он улыбнулся.

В минувшую ночь ему снова приснился давний кошмар – впервые за долгое время, – и он проснулся в холодном поту, едва сдержав крик.

Собеседование в школе Дэвиса проводили директор и завуч английского отделения. Разговор коснулся и нервного срыва Джима.

Джим это предвидел и был готов.

Директор, лысый, бледный как смерть мужчина по фамилии Фентон, откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Симмонс, завуч английского отделения, раскурил трубку.

– У меня тогда был очень трудный период, – сказал Джим Норман. Его руки, лежавшие на коленях, едва не принялись выбивать пальцами нервную дробь, но он пресек это дело сразу.

– Понятно, – улыбнулся Фентон. – У нас тут не принято лезть в чужие дела, однако я думаю, вы все со мной согласитесь, что работа у преподавателей – это сплошная нагрузка на психику, и уж тем более у преподавателей в средней школе. Пять часов в день разоряешься перед самой неблагодарной на свете публикой, которая, хоть ты убейся, никогда не оценит твоих стараний. Вот почему, – заключил он не без гордости, – среди школьных учителей так много язвенников. Намного больше, чем среди представителей всех прочих профессий, за исключением авиадиспетчеров.

– У меня действительно были критические обстоятельства, – сказал Джим.

Фентон и Симмонс сочувственно закивали, но явно только из вежливости. Завуч достал зажигалку и заново раскурил потухшую трубку. В кабинете вдруг стало тесно и душно. У Джима возникло странное ощущение, будто ему в затылок направили мощную инфракрасную лампу. Пальцы нервно забарабанили по коленям, но Джиму все-таки удалось овладеть собой.

– Я учился на выпускном курсе и проходил практику в школе. А летом, как раз перед этим последним курсом, у меня умерла мама… от рака… и когда мы с ней говорили в последний раз, она попросила, чтобы я не бросал учебу. Мой брат… у меня был старший брат… он погиб, когда мне было девять. Он мечтал стать учителем, и мама хотела…

По скучающим лицам директора и завуча он понял, что его явно заносит куда-то не туда, и подумал: «Черт, так я вообще все испорчу».

– В общем, я выполнил ее просьбу, – быстро закончил он, не вдаваясь в детали своих запутанных отношений с мамой и братом Уэйном, бедным-несчастным убитым Уэйном. – Когда я работал на практике вторую неделю, мою невесту сбила машина. Какой-то подросток… его так и не нашли.

Симмонс сочувственно прищелкнул языком.

– Но я как-то держался. А что еще мне оставалось? Ей крепко досталось… сложный перелом ноги, четыре сломанных ребра… но ее жизнь была вне опасности. По-моему, я даже не понимал, сколько всего на меня навалилось.

Теперь осторожнее.

– Я проходил практику в профтехучилище на Центральной, – сказал Джим.

– Тот еще райский уголок, – кивнул Фентон. – Выкидные ножи, армейские ботинки на подбитой металлом подошве, самострелы в шкафчиках для личных вещей, рэкет и вымогательство карманных денег, и каждый третий ученик продает травку двум остальным. Я знаю это училище.

– Там был один ученик, Марк Циммерман, – продолжал Джим. – Очень впечатлительный, тонкий мальчик. Играл на гитаре. Занимался в литературном классе. У него был талант. И вот однажды я прихожу на урок и вижу такую картину: два одноклассника держат Марка, а третий колотит его «Ямаху» о батарею. Марк страшно кричал. Я наорал на них, чтобы они прекратили. А когда я хотел отобрать инструмент, меня кто-то ударил. – Джим пожат плечами. – Вот так у меня и случился тот нервный срыв. Я не бился в истерике, не рыдал, не забивался в угол. Я просто больше не мог там работать. Даже близко не мог подойти – сразу внутри все сжималось. Становилось нечем дышать, прошибал холодный пот…