Заколдованный замок - Вера Крыжановская

— Я пристыдил ленивое правосудие, пренебрегающее своею обязанностью, и оно передало мне свою власть судить и возложило на меня наказание виновных.

Его перебил слуга, доложивший, что чай подан. Все перешли в столовую, где Марион начала поддразнивать маркиза и спрашивала его, неужели и теперь он станет оправдывать барона Беранже, ссылаясь на нравы пятнадцатого века.

— Да сохранит меня Господь одобрять такие несправедливые и жестокие поступки, но я продолжаю утверждать, что большая часть вины в том, что произошло, лежит на современных нравах, — со странной серьезностью ответил маркиз. — Если бы закон и обычаи не позволяли ему так поступать, как он поступал, то поверьте, он никогда на это не отважился бы. Если бы я начал вешать своих фермеров, то тотчас же вмешался бы прокурор республики. Когда же мы знаем это, то ни мне, ни кому другому не придет в голову покушаться на чью бы то ни было жизнь.

— А если бы вы были убеждены в своей безнаказанности, то, конечно, позволили бы себе такие жестокие репрессии со всяким, что вам не нравится? — враждебным и насмешливым тоном спросил Ренуар.

— Ах, дорогой сосед! Вы уж слишком много приписываете мне. Я, видите ли, ненавижу дерзких людей, а мстить до полного удовлетворения — это королевское наслаждение. Но мы живем в XIX столетии, что одинаково счастливо, как для вас, так и для моих врагов. Если бы во времена рыцаря де Савари вы стали бы высказывать такие же таинственные, странные антирелигиозные убеждения, какие вы громко проповедуете теперь, то, без сомнения, духовный совет осудил бы вас на in расе (In pace (лат.) — здесь: монастырская темница.), — ответил Беранже, причем в глазах его вспыхнул не менее враждебный огонек.

Этот новый спор произвел на всех в высшей степени неприятное впечатление, тем более, что нервное возбуждение безумного бросалось в глаза. Все удивлялись, как мог маркиз считаться с ним, но, против всеобщего ожидания, Ренуар ничего не ответил и удовольствовался загадочной улыбкой. Затем все поспешили в гостиную, где барон тотчас же приступил к чтению манускрипта, чтобы предупредить дальнейшие споры.

Глава VII

Несколько дней спустя Беранже пожелал приобщиться, так как в это время он обыкновенно говел, но я отказал ему в отпущении грехов и в Св. Причастии. С этих пор он за всю свою жизнь ни разу больше не причащался.

После всего случившегося Анжела почувствовала к мужу отвращение, граничившее с ненавистью. Она всячески старалась избегать его, почти не выходила из своих комнат и боялась, даже на минуту, оставить своих детей. Бедная женщина постоянно опасалась нового покушения на свою жизнь со стороны цыганки и едва смела притрагиваться к пище. Боясь, чтобы у нее не похитили детей, она потребовала, чтобы я сделал им метки на руке. Беранже делал вид, что ничего не замечает, но я видел, что такое положение дел тяготило его, а один из слуг рассказал мне, что вечером, в день казни, он жестоко избил бичом Мариам.

Около этого времени в замок прибыл молодой рыцарь. Он был очень болен и его приняли весьма гостеприимно. Он назвал себя Жиллем де Савари и объявил, что, упав с лошади, сломал себе ногу и сильно контузил голову.

Старый хирург замка, я и Бригитта, верная служанка Анжелы, самоотверженно ухаживали за больным, в чем нам помогал преданный слуга мессира Жилля.

Беранже нисколько не интересовался человеком, которого принял под свою кровлю, но Анжела часто навещала его и своим вниманием старалась облегчить страдания больного.

Несколько недель Жилль де Савари лежал между жизнью и смертью, но его сильная натура восторжествовала, и он стал поправляться. Только сломанная нога требовала еще целых месяцев лечения и не позволяла ему сесть на коня. Тем не менее, как только Савари был в состоянии встать, он пожелал лично поблагодарить Анжелу.

При помощи его слуги я провел рыцаря в небольшую комнату, где обыкновенно находилась благородная дама с детьми, и мы провели около часа в очень приятной беседе.

Синьор де Савари был очень красивый и любезный молодой человек, с изящными манерами. Кроме того, он был одарен разнообразными талантами. Он прекрасно пел, аккомпанируя себе на лютне, как провинциальные трубадуры, и слагал очень миленькие песенки. Своим веселым характером, умом и любовью к детям он скоро приобрел расположение Анжелы. Она мечтала и плакала, слушая его пение, и от души смеялась, когда он рассказывал про военную жизнь и про свои приключения.

Мессир Жилль так хорошо чувствовал себя в замке, что не имел ни малейшего желания уезжать, хотя уже около восьми месяцев пользовался нашим гостеприимством.

Как бы это ни показалось странным, но Беранже и его гость едва знали друг друга. Барон только раз из вежливости навестил больного, когда тот пришел в себя после трехмесячного бреда. Узнав от меня и хирурга, что приезжий рыцарь еще хромает и что перелом ноги еще не позволяет ему сесть на коня, он больше не занимался мессиром де Савари. Более чем когда — нибудь барон отдался своим дьявольским занятиям, проводя целые дни, а иногда и ночи в башне, в обществе старого колдуна и цыганки. С Анжелой он по — прежнему был холоден, хотя она и была беременна третьим ребенком.

Отвращение, внушаемое ей мужем, часто заставляло молодую женщину ссылаться на свое нездоровье, чтобы избежать необходимости присутствовать за обедом.

Мне кажется, Савари догадывался о несогласиях, царивших между супругами, так как он избегал барона и выходил из своей комнаты только тогда, когда знал, что тот находится в башне.

В это же время замок принимал в своих стенах еще одного путника, вид которого произвел тягостное впечатление на Анжелу. Путник этот был не кто иной, как мессир Рене де Клорифон, которого случай привел под нашу кровлю. Я не присутствовал при их встрече, но он зашел потом ко мне, и мы имели продолжительный разговор, внушивший мне большое уважение и дружбу к благородному молодому человеку и заставивший меня горько сожалеть, что роковая судьба разлучила его с Анжелой.

Немного спустя после посещения рыцаря Клорифона, Беранже как — то вдруг стал очень интересоваться сиром де Савари и выразил желание видеть его за обедом. Сообразуясь с приглашением владельца замка, гостеприимством которого он так долго пользовался, мессир Жилль в назначенный час явился в столовую. Теперь он вполне уже поправился. Богатый костюм молодого человека еще резче подчеркивал его красоту.

Пока Савари благодарил в изысканных выражениях барона, последний смерил его удивленным взглядом и с такой настойчивостью смотрел в лицо рыцаря, что тот невольно покраснел и смутился.