Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин

морской болезнью и, ползая по постоянно ускользающей палубе или болтаясь от стенки к стенке кубрика, запачкали весь катерок так, что, как потом говорил его старшина, они неделю не могли отмыть его.

Это было первое знакомство Бориса вообще с морем и, хотя оно происходило не в очень приятной обстановке и доставило немало страху, он остался доволен. На него качка не действовала. С сожалением глядя на тех своих товарищей, которые так страдали, он в то же время любовался открывавшимися красивыми видами скалистых крутых берегов, о которые с грохотом разбивались огромные волны. Катер шёл почти у самого берега, и гремящие и сверкающие буруны находились от него в какой-нибудь сотне шагов.

Бухта, в которой теперь предстояло работать, называлась Амбабоза — название китайское, как и многие другие в то время на Дальнем Востоке. Впоследствии Борис узнал, что оно означает «Черепашья шея».

Когда катерок, наконец, преодолев опасный поворот, направился в бухту, и волны стали нести его, подталкивая в корму, то все обрадовались. Качка почти прекратилась.

Хмурился только старшина. Хотя бухта Амбабоза соответствовала своему названию и действительно имела вид изогнутой черепашьей шеи, вход её был обращён к открытому океану. Катерок должен был уткнуться носом в довольно крутой, покрытый галькой берег, подвергаясь всё время ударам волн сзади. Они могли перевернуть лёгкое судно и, поставив его боком или, как говорил старшина, лагом к волне, разбить вдребезги. Повернуть катер, чтобы причалить к какой-нибудь боковой стенке бухты, не удавалось: он был слишком перегружен, а волны, идущие с океана, слишком велики, они опрокинули бы эту скорлупку при первой же попытке поворота.

Немало пришлось пережить курсантам, когда, посоветовавшись со старшиной, Демирский скомандовал прыгать за борт, хотя до берега оставалось ещё добрых пятьдесят метров. К счастью, вода была не очень холодной, а глубина достигала едва одного-полутора метров, но, когда спрыгнувшие стали приближаться к берегу, они попали в полосу так называемого прибоя, где эти мирные, спокойные волны вдруг становились на дыбы и, с грохотом обрушиваясь на берег, растекались по нему на много шагов вперёд, пенясь и волоча за собой гальку, морские водоросли, и накрывали попадавших под него людей, и так-то порядочно напуганных непонятной командой, с головой.

Большинство из этих ребят, хотя и не видели до этого настоящего моря, жили около рек, и потому умели плавать, и их такое купание особенно не испугало. Но всё же нашлось два или три человека, которым пришлось оказывать помощь и выволакивать их на берег, как какой-нибудь груз.

Освободившись от людей и поднявшись над водой, катерок отошёл от опасных бурунов, развернулся и, зайдя за мыс, спокойно приткнулся к берегу — там волн почти не было.

Демирский обратил внимание, что из всех его подчинённых как будто наибольшее присутствие духа сохранил Алёшкин, и сказал:

— Товарищ Алёшкин, возьмите 5 человек, отправляйтесь к катеру и разгружайте его прямо на берег, подальше от воды, а то скоро прилив начнётся, может всё смыть. Я пойду к корейцам, насчёт фанзы договорюсь, да и поесть попрошу приготовить. А остальные — выжимайтесь, сушитесь. Как только жильё найду, так за вами пришлю.

Он взял с собой двух наиболее крепких ребят и направился к находившемуся шагах в пятистах от берега корейскому рыбацкому поселку. А Борис, взяв с собой тех ребят, с которыми до этого вместе работал, направился к катеру. Через полчаса катер разгрузили, на прощание выкурили со старшиной его по папиросе и распрощались с ним: катер возвращался на базу во Владивосток.

А ещё через некоторое время все сидели на разостланных циновках из рисовой соломы в тёплой, довольно просторной корейской фанзе, раздевшись почти догола, развесив на палках около очага свою промокшую одежду, забравшись на теплый кан (тип глиняных нар, под которыми проходил дымоход), согревавший их, и уплетали густую кашу, закусывая её сушёной корюшкой и вяленой селёдкой. Каша эта называлась так же, как и крупа, из которой она приготовлялась, — чумизой.

А ещё через час все работники спали самым спокойным и безмятежным сном.

Со следующего дня началась работа: нужно было вновь собирать разбросанные брёвна, связывать в плоты и закреплять их в наиболее затишном уголке бухты.

Надо сказать, что работа в этой бухте оказалась значительно сложнее и труднее, чем в предыдущей, во-первых, потому, что бухта сообщалась прямо с океаном, а во-вторых, потому, что испортилась погода. И если раньше в Патрокле некоторые наиболее ловкие умудрялись привозить к месту сбора два, а то и три бревна сразу, то здесь еле-еле справлялись с одним. Причём вместо лодок, имевшихся там, здесь для работы дали шампуньки — так назывались китайские лодки, у которых и нос, и корма были квадратной формы. Эти лодки очень устойчивы на волнах, но на них грести обыкновенными вёслами было нельзя. Для управления ими и для их поступательного движения использовалось длинное тяжёлое кормовое весло (китайцы его называли «юли-юли»), оно надевалось на особый, укреплённый на корме лодки шпенёк, а ручка зацеплялась куском верёвки, привязанной ко дну лодки, тоже на корме. Гребец, если его так можно было назвать, одной рукой держа верёвку, а другой — рукоятку весла, делал им винтообразные движения, чем и приводил в движение лодку.

Шампунек имелось шесть штук, предполагалось, что на каждой будет работать три человека: гребец и двое рабочих-ловильщиков брёвен. Но в бухте находился всего один китаец, сторож при шампуньках, ему и пришлось обучать желающих ребят своему мастерству. На одной шампуньке ездил он сам, на другой устроился Демирский, который владел мастерством юли-юли, нужно было выучить ещё четверых. Конечно, Борис оказался первым в числе желающих научиться этому делу. Оно оказалось интересным, и не только потому, что было новым, но и потому, что гребец всё время находился в шампуньке, и его работа начиналась только тогда, когда бревно было поймано, или схвачено с берега, зацеплено багром и закреплено у борта шампуньки. Вот тогда ему предстояло совершить довольно нелёгкий путь до места сплачивания брёвен. Там работали дополнительно нанятые корейцы.

После первого дня работы Демирский объявил, что помимо стипендии, курсантам за каждое выловленное бревно будут платить 50 копеек, так что нужно стараться.

Это сообщение придало сил ребятам, а группа Алёшкина решила побить рекорд. Они додумались до того, чтобы прикреплять к шампуньке два бревна таким образом: в каждое забивались два особых костыля с кольцами, в них продевался кусок каната, и брёвна связывались так, чтобы шампунька находилась между ними. Следовательно, они не мешали работе юли-юли и, хотя замедляли и затрудняли ход лодки, всё