Три дня любви (СИ) - Никульшина Наталия Юрьевна

Я вжалась в стену, но Рома опередил отца, встал между нами, загораживая меня.

— Только попробуй, — зло прорычал он папе.

— Ты не понимаешь! — кипятился Андрей Алиев. — Я для тебя стараюсь!

— Рассказывай! — взревел Рома, пугая таким тоном и меня. — Почему она боится тебя!? Что ты ей сказал?! Ты угрожаешь ей её же отцом, верно?! Зачем ты обманул меня тогда?! Почему умолчал о ней?! Рассказывай, папа!!!

— Потому что эта девка тебе не пара! — проорал в ответ отец Ромы. — Я уничтожу её и всех, кто её окружает, раз она такая тупая! Но к тебе она не приблизится!

Дальше для меня всё происходило, словно в замедленной съёмке, и это очень хорошо, иначе я не успела бы. Рука Ромы сжалась в кулак, это заметил и Али, поспешил отойти чуть назад, а я быстро передвинулась и оказалась между ними, боясь, что Рома может поднять на отца руку.

— Нет, Рома, пожалуйста! — взмолилась я, хватая его кулак, чтобы он даже не смог подняться вверх. Ведь это была точка не возврата, которую я сама прошла в отношениях со своим отцом. И я знаю, что назад потом дороги нет. Да, мы помирились, но сколько лет мы упустили, и сколько боли испытали оба из-за того момента, когда папа ударил меня. И я не хотела этого для Ромы. — Не надо…, — прошептала я, с ужасом смотря в карие глаза, которые сейчас пылали гневом.

Спустя минуту плечи Ромы обессилено опустились, в глазах промелькнул страх от осознания того, что он чуть не сделал, Рома медленно отошёл от нас и присел в кресло.

— Ты столько лет слушал, что я чувствую, ты знал, кто она для меня… сказал мне столько слов, но сейчас все они оказались просто пылью, — с дикой грустью в голосе произнёс мой любимый, пока моё сердце сжималось от жалости.

— Не правда, — возразил Али, приземляясь в кресло напротив.

— А что тогда — правда? Что, папа? Если только что ты показал своё отношение к девушке, которую я всю жизнь…, — он не договорил, а я сглотнула образовавшийся ком в горле, который теперь появился там уже не от жалости, а от горя и осознания, сколько лет мы с Ромой потеряли.

— Может, я поеду? — почувствовав себя лишней, осторожно предложила я.

Я добилась сейчас, чего хотела: Рома знает о моих чувствах, а я знаю, что он всё ещё любит меня, и скоро он узнает и обо всём остальном, в этот раз Али вряд ли станет врать. Теперь мне оставалось только ждать решения любимого, а при этом разговоре я могу и не присутствовать, чтобы не бесить его отца.

— Отличная идея, — согласился Али.

Но я не двинулась с места, ожидая мнения и его сына. Оно ведь для меня самое важное, теперь я поумнела.

— Нет, — твёрдо ответил он. — Мы поговорим все вместе.

— Мы и вдвоём с тобой справимся, — спорил Али.

— А я имел ввиду нас четверых. Ещё одного отца не хватает, а он как раз в городе.

Я судорожно сглотнула, а отец Ромы изменился в лице.

— Ты в своём уме, сын?! Ещё чего?!

Рома поднялся.

— Мы едем прямо сейчас к отцу Каролины. Все едем, — отрезал он, направляясь к выходу. — И ты, папа, если хочешь хоть немного оправдаться — не станешь отказываться. Я тебе всё ещё дорог? Если так, то ты поедешь. Надо заканчивать всё это.

— Это шантаж! — возмутился Али.

— А ты только так и понимаешь, — бросил Рома.

Я послушно отправилась следом, стараясь не думать, как сильно "обрадуется" таким гостям мой папа. Но Рома ведь прав — это всё пора заканчивать. И участвовать должны все, кто начинал. И будь, что будет, а я просто последую за любимым мужчиной, доверяясь ему, как и должна была сделать это ещё десять лет назад. К счастью, Рома был ещё и любимым сыном, поэтому его отцу ничего не оставалось, как пойти за нами. Что ж, нас, кажется, ждёт решающая битва титанов, только вот победителей в ней уже не будет.

Мы расселись в машине Ромы, я оказалась на заднем сидении. Али угрюмо уселся рядом с водителем, а я спорить не стала. Зато у меня появилась возможность хотя бы предупредить отца, чтобы у него было время морально подготовиться.

"Папа, мы едем к тебе. Я, Рома и его отец. Прости меня." — написала я сообщение.

"Понял." — ответил он.

Надеюсь, он не злится на меня за это.

Ехали мы всю дорогу в молчании, я только в начале поездки сказала, в какой гостинице остановился мой отец. Каждому из нас сейчас нужно было подумать, что говорить. Но я, как ни старалась, текст придумать так и не смогла, да и стоит ли мне вообще сейчас вмешиваться в разговор? Отцу и Роме я уже всё сказала, а вот Али мне и сказать нечего.

И вот, спустя время, мы уже стояли перед дверью номера гостиницы, где нас ждал мой отец. Ну, или не ждал, но выбора ему сегодня не предоставили. А мне совсем не вовремя опять стало перед ним стыдно. Ведь всё, что было плохого в его жизни — связано со мной, всё из-за того, что я влюбилась не в того. И теперь, даже после стольких лет, ему вновь придётся потерпеть из-за меня.

Дверь я открыла, постучав. Отец сидел на диване, серьёзный и сосредоточенный. Но не злой, и это было очень большим плюсом в данной ситуации. Кстати, Али тоже не выглядел злым, скорее — недовольным, но смирившимся. Разумеется, руки друг другу эти двое жать не стали, но я и не ждала этого. Зато Рома протянул моему отцу руку, и тот ответил на рукопожатие с таким же смирившимся лицом, как и у Али. Как говорится, было бы смешно, если б не было так грустно.

Надеюсь, что когда-нибудь, мы все вместе, одной большой и дружной семьёй окажемся за общим столом и сможем от души посмеяться над этим всем. Нет, никогда этого не будет, потому что смеяться тут совсем не из-за чего, об утраченном времени не смеются, о нём жалеют. Но сейчас даже мечтать не время, моя судьба решается, как-никак. Печально, конечно, что я не могу сама всё решить, но деваться некуда. Хотя бы так, я же даже об этом уже не мечтала.

Мы расселись по разные стороны журнального столика. Я присела к отцу на диван, Алиевы заняли кресла. Воцарилось минутное молчание, после которого Рома тяжело вздохнул.

— Что ж, раз первым сказать никто не хочет, то начну я. Заходя вперёд, я скажу, что, когда я стану отцом — я никогда не доведу своих детей до такой ситуации. Никогда не украду у них столько лет из-за своих глупых принципов и вообще — не понятно, чего. Так вот. Делить вам нечего. Сейчас — так уж точно. А те десять лет навсегда останутся на вашей совести.

— Вот тут ты неправ, сынок, — обиделся Али, в то время, как мой отец просто молча слушал, сжимая челюсть и излучая вину. Он даже не возразил! Мой папа! — Я был согласен на ваши отношения, ты забыл?

— Был, — правильно подметил его сын. — Хорошо, у Александра Михайловича на счету, может, и больше, но и тебе похвастаться нечем. Или вы и тут соревнуетесь, кто больше?! А последний год точно за тобой, ведь так, папа?

— Я делал то, что считал нужным, — буркнул Али.

— Как и я, — подал голос мой отец.

— А надо было спросить нас, чёрт вас подери! — эмоционально воскликнул Рома, потом на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться. — Я не говорю, что нашей с Каролиной вины нет — она даже больше, но началось-то всё с вашей глупой войны! И к чему нас всех это привело?! Кто-нибудь из нас четверых может похвастаться тем, что абсолютно счастлив? — Рома обвёл нас строгим взглядом, печально усмехнулся после общего молчания, послужившего ему ответом. — Вот именно. Но с этого момента мы прекращаем копаться в прошлом. Хватит. Мне плевать, как вы будете выносить друг друга, но если вы хотите остаться в нашей жизни, то забудете о войне, угрозах и разборках. У вас, у каждого, за спиной целая жизнь. Жизнь в войне! Неужели, не надоело?! Я не прошу вас сейчас обняться. Я прошу лишь, наконец, одуматься. И то, что вы оба здесь — даёт мне большую надежду, — Рома замолчал, в номере снова наступила тишина, разве что стук моего дико колотящегося сердца мог её нарушить.

— Мне жаль, что так вышло, — вдруг заговорил мой отец. — Наши разборки не должны были вас коснуться, ты прав, Рома. Но я не думал тогда ни о чём, я просто…, — папа выдохнул, не найдя слов. — Простите меня, дети, — он погладил меня по руке и поднялся. — Я оставлю вас, нужно побыть одному.