Мисс Вайоминг - Дуглас Коупленд

Впереди показалась бензоколонка, сияющая, как маяк. Райан направил на нее бинокль.

– Она там, – сказал он. – У насоса для шин.

– Слава богу, – сказал Джон. – Теперь, Айван, подъезжай, но не слишком близко, не то она заметит нас и даст деру.

Описав дугу, Айван подъехал к заправке, в этот час пустой.

– Где она, внутри? – спросил Джон. – Покупает резинку, что ли?

– Ну да, конечно. Если за тобой гонятся, – ответил Райан, – то надо первым делом накупить жевательной резинки.

– Возможно, она в туалете, – сказала Ванесса. – Пойду взгляну.

Выбравшись из машины, она подошла к женскому туалету и постучалась. «Что такое?» – послышался голос Мэрилин. Подражая южному акценту, Ванесса сказала: «Не спешите, мэм», – после чего, обернувшись к мужчинам в машине, подняла оба больших пальца.

Джон выбрался из машины и встал, прислонившись к багажнику, рассеянно жуя чизбургер.

– Если мы поедем за ней, нам придется провести в дороге неизвестно сколько, – сказал он. – Она может ехать бог весть куда.

Мимо проехал черный мини-фургон. За рулем сидела Сьюзен. Заметив Джона, она резко затормозила. Кемпер и Вилли обрушились на приборную доску. Переглянувшись, они с Джоном улыбнулись друг другу. Сьюзен постаралась собраться с мыслями.

– Черт возьми, Сьюзен, – завопил Рэнди, напиток, который он держал, выплеснулся ему на колени. – Какого дьявола ты… – Он так и не договорил, увидев Джона.

Сьюзен сдала назад и, круто развернувшись, вырулила и остановилась рядом с машиной Джона.

– Твоя мать здесь, – сказал Джон, указывая на уборную. – Я нашел ее для тебя. Ты ведь тоже ее искала, правда?

Сьюзен вышла из фургона, поднесла руки ко рту и стала еле заметно раскачиваться взад-вперед, как тростинка на ветру. «О, Джон…» – сказала она, но тут же замолчала. Рэнди с Дримой тоже выбрались из фургона и теперь стояли поодаль и смотрели на Сьюзен. Сьюзен осторожно приблизилась к дверям туалета.

Ванесса отошла от туалета, позволив Сьюзен приблизиться одной. Остальные подошли ближе и стали полукругом. По шоссе проехал грузовик. Солнце уже наполовину скрылось за вершинами гор, и их тени черными полосами стелились по земле. Собаки возились и тявкали в густых зарослях за бензоколонкой. Сьюзен постучала в дверь.

– О господи, я уже все, уже все, – крикнула Мэрилин. – Я меняю пеленки, понимаете?

– Мам?

Все почувствовали, какая глухая тишина воцарилась за закрытой дверью туалета. Последний отблеск солнца погас за холмом, тени исчезли, и воздух стал намного прохладнее.

Рабочий автозаправки появился из-за угла – проверить, что за подозрительное скопление народа образовалось возле туалета.

– У вас есть запасной ключ от женского туалета? – спросил его Рэнди.

– Нет, сэр, только один.

Из-за двери донесся детский плач. Неожиданно Сьюзен ринулась к двери и постаралась вышибить ее плечом, но безуспешно. Она снова ударила в дверь, но тут Мэрилин открыла замок, и Юджин-младший быстро протопал наружу. «Он в порядке», – сказала Мэрилин. Сьюзен схватила сына в охапку, бросилась вместе с ним к стене за цистернами с пропаном и остановилась, прижав малыша к груди. Мэрилин без сил рухнула на унитаз, признавая свое поражение.

– Мам, – сказала Сьюзен. – Все в порядке.

Мэрилин не выходила из туалета. Ее тело сдулось, она вздохнула. Все смотрели в ярко освещенную комнатку.

Глава тридцать четвертая

Сьюзен захлопнула за собой дверь дома в Шайенне, и почти сразу же Мэрилин почувствовала, что вся горит. Пожар так и не потух. Пламя бушевало внутри нее – час за часом, месяц за месяцем, – и, чувствуя его немилосердное жжение, она совсем потеряла голову, извергая поток полных ненависти и мстительности проклятий, так что Дон в конце концов уехал. Мэрилин билась, как муха о стекло, в своем чистом, белом, окаменевшем доме, и ей не с кем было сказать слова, некому было позвонить. Ей казалось, что в голове у нее кишат черви. Ее врач назвал это «изменениями», – на что Мэрилин ответила: «Черт побери, почему вы просто не скажете – климакс?» «Сейчас мы на многое смотрим иначе, – сказал доктор. – Это не конец. Это только нача…» «Почему бы вам не заткнуть пасть, – сказала Мэрилин, – и не выписать мне чемодан таблеток, чтобы погасить этот проклятый огонь?»

Но пламя не стихало, и заглушить его таблетками не удавалось. Она плакала, и это приносило облегчение, но ненадолго – и снова ее пожирал неукротимый огонь, и она чувствовала себя потерянной. А затем стали приходить счета, и деньги кончились. Мэрилин поддерживала в себе остатки гордости и не хотела доставлять Сьюзен удовольствия видеть, как ее мать зарабатывает на интервью, поэтому она не выступала в прессе после того, как Сьюзен уехала в Калифорнию. И все же она надеялась, что Сьюзен увидит, как ее мать отказывается прибрать деньги, и тогда, возможно, Сьюзен простит ее. А если Сьюзен простит ее, то тогда, может, она однажды допустит Мэрилин до выводка детей, о которых так явно неслучайно упомянула.

Из-за своей гордости и надежды Мэрилин оказалась просто без денег. Она стала звонить в теле- и радиокомпании, но было уже слишком поздно. История Сьюзен Колгейт устарела. Мэрилин не могла сообщить ничего нового.

Мэрилин прикинула, что ей по силам еще кое-что, продала дом и сняла дешевую квартирку. У нее развилась фобия – было страшно дотронуться до нижней части живота.

Плодовитость. Дети. Привлекательность. Любовь. Эти слова тесно переплелись у нее в голове, и раньше без всего этого она просто себя не мыслила. А теперь она была бесплодной, как какое-то домашнее растение.

И как по команде, части ее лица начали путешествовать и сдвигаться. Силиконовые инъекции десятилетней давности расползались под кожей злодейскими континентами. Скоро в Шайенне не осталось ни одного магазина, в котором бы Мэрилин не устроила скандала только из-за того, что ей казалось, будто кто-то из продавцов слишком пристально разглядывает выпуклости под ее левым глазом, на правой щеке или на переносице.

Былая энергичность куда-то улетучилась. По утрам она не могла вытащить себя из постели. А затем ей дали месяц на то, чтобы съехать с квартиры. Тогда она побросала все, что могла, в БМВ (от которого решительно не хотела отказываться), а остальное продала. Она выехала на дорогу, подобно множеству делавших это до нее, сложив с себя бремя обязательств перед миром, который отныне и глазом бы не моргнул, даже если бы она сгорела, превратилась в мумию, исчезла без следа или если бы ее засосал космический корабль пришельцев.

И вот однажды где-то в Колорадо все как рукой сняло. Голова у нее прояснилась, и месяцы, проведенные в аду, показались кратким приступом жара. Хоть она и потеряла мужа, дом, практически все имущество, зато наконец почувствовала себя свободной.

Она сняла комнату, платя за нее каждую неделю, недалеко от шайеннской военно-воздушной базы. Цены там были умеренные. Она сменила имя на Фоун, потому что как-то утром увидела молодого оленя рядом с домом, в котором снимала комнату, а фамилию на Хизерингтон, потому что эта фамилия значилась в поддельных документах, которые она достала.

Старый добрый Дюран, словно предвидя, в какой нужде окажется Мэрилин, позаботился о том, чтобы она приобрела навыки, которые ей сейчас очень пригодились. Она снова стала поминать его в своих молитвах, хотя молилась она нечасто. Дюран погиб лет пятнадцать назад. В 1983-м она прочитала, что его машина врезалась в молочный фургон. «Эй, Дьюрри, – сказала она тогда, – по крайней мере, я теперь говорю как дикторша с телевидения. Спи крепко, милый».

Знание делопроизводства и умение работать с оргтехникой позволили ей устроиться на работу в компанию «Калумет системз», которая, насколько она могла предположить, строила НЛО для правительства.

Никто не узнал в Фоун Мэрилин, хотя ее недавно показывали по телевизору. Она преобразилась в нечто совершенно новое. Теперь это была коротко стриженная брюнетка, с рябой кожей, которая носила такие платья, которыми прежде побрезговала бы даже стереть налипший на покрышки автомобиля снег. Она была спокойна, невозмутима и горда тем, что помогает своему правительству строить НЛО.

Так прошел год. Мэрилин постепенно приобретала предметы повседневной необходимости, покупая их в недорогих магазинах, и раз в месяц выбиралась в кино с двумя знакомыми по работе девицами, подшучивавшими над владелицей БМВ, который, как сказала она, достался ей от брата. Мэрилин смотрела телевизор и жила обычной жизнью. Она была счастлива, потому что воображала, что сможет жить этой непритязательной жизнью до самой смерти и никогда больше ей не придется вкладывать так чертовски много энергии в то, чтобы казаться сложной личностью с запутанными взаимоотношениями, которые под конец только измотали ее.