Черная Топь - Юрий Нестеренко

Они еще немного прошли молча. Впереди уже показался выход на улицу Ленина.

— Знаете, Барлицкий пытался решить проблему доноров, — сообщил Лыткарев более ровным тоном. — Думал, что, если они могут брать кровь у животных, то, возможно, и vis vitalis… Но ничего не вышло. Видели старого однорогого козла? Это результат одного из его опытов, пожалуй, самый причудливый из всех. Молодой козленок, которого пытались использовать в качестве донора, за несколько часов состарился и сдох, а у мертвяка вроде бы пошел процесс восстановления, только странный — он шерстью обрастать начал. Но потом козел сам стал мертвяком, а мертвяк сгнил прямо на глазах. Видимо, произошло спонтанное перетекание жизненной силы обратно. Причем в повадках козла определенно появилось что-то человеческое — нет, не в том смысле, что полное переселение душ случилось, но некоторое влияние процедура оказала. Барлицкий до сих пор с этим козлом возится, кровью его поит, наблюдает. Обычно-то все куда прозаичней было — либо вообще ничего не получалось, либо животные дохли, но мертвякам лучше не становилось. Конечно, для таких опытов берут мертвяков из рядовых, не из начальства.

У выхода на улицу их ждал Петька.

— Вроде все чисто, — сообщил он.

— Значит, план такой, — повернулся Лыткарев к Сергею. — «КАМАЗа» сейчас в городе нет — в полночь в райцентр за закупками уехал…

— Я думал, у них только один водитель, — удивился Коржухин. — И почему ночью?

— Они запасливые. А ночью — чтоб не видел никто, откуда он приедет. Он и возвращаться ночью будет, так что сутки у вас есть. Говорят, там, где с шоссе поворот на Игнатьев, кирпич стоит. В смысле, знак, что проезда нет. Дорога там, правда, и так не сильно оживленная, можно и днем лишних глаз не опасаться… но с тех пор, как город закрыли, такая у них традиция. Ну так вот. Через болота сейчас не пробраться, а пешком по дороге — догонят. Но я вам велосипед дам. Тоже не бог весть что против движка Сермяги, но все больше шансов, чем на своих двоих. Через реку вброд, потом отъедете подальше и свернете в лес, только так, чтоб на дороге следов не осталось. Ну а как Сермяга туда-обратно проедет — мотор-то услышите — можете снова на дорогу возвращаться. Только осторожно, он ведь и второй раз поехать может.

— А что, кстати, за проселок в тридцати километрах за мостом? — припомнил Сергей. — Сермяга говорил — там заброшенные лесозаготовки, но ведь он врал?

— Не врал, — хмуро ответил Лыткарев. — Там действительно лес валили. Лагерь там бывший.

Они вышли на улицу и на носках, стараясь не производить шума, побежали к дому номер 36. Сергей увидел, что «Фронтеры» перед домом уже нет. Когда они благополучно нырнули в калитку, он спросил об этом Лыткарева.

— По официальной информации, вы уехали, — сообщил он, — хотя вряд ли хоть кто-то в городе в это верит. На самом деле ночью вашу машину отбуксировали лошадьми. Сейчас она, должно быть, уже на дне озера.

Сергею представилась эта картина: в черной ледяной глубине — вросшие в ил ржавеющие остовы машин, сошедших с конвейера в разные десятилетия и в разных странах; подводное кладбище, могильные памятники всем, кто приезжал в Игнатьев за последние 40 лет…

— Ждите здесь, — продолжал Лыткарев, — сейчас я привезу велосипед и захвачу еду вам в дорогу.

— А… она не помешает? — спросил Сергей. Он бессознательно поддался древнему суеверию, запрещающему произносить имя упыря, чтобы не привлечь его.

— Она спит. И я запер ее так же, как вы меня накануне, — невесело усмехнулся он.

— А окно?

— Стекло еще не поменяли, она не полезет через осколки. Она и так уже вчера порезала ноги. У них ведь раны сами не заживают.

— Тоже нужен донор? — догадася Коржухин.

— Да, хотя, если рана не слишком серьезна, для донора это не смертельно — он просто будет долго болеть. Но все равно, нужна милость верхушки… Ладно, не будем терять времени.

Он вошел в дом, а Сергей и Петька остались снаружи.

— Их ведь не посадят? — спросил мальчишка. — Моих родителей?

— Не должны, — ответил Сергей. — Они же сами никого не убили.

Он попытался представить, как же может выглядеть судебный процесс над игнатьевской верхушкой. Ведь юридически они мертвы и, следовательно, неподсудны. Может, их уничтожат прямо здесь, без суда и следствия, пользуясь тем, что юридически это, опять-таки, не убийство? Или специально ради них внесут изменения в закон? В Америке бы, наверное, раскопали прецеденты времен средневековых процессов над ведьмами… А правозащитники бы устраивали демонстрации в их защиту. «Бред, — решительно подумал Сергей. — Какой все-таки бред. Все бы отдал, чтобы сейчас проснуться.»

Из дома вышел Николай Кондратьевич, свозя велосипед по ступенькам крыльца. К раме возле руля была привязана сумка со снедью.

— Там водочная бутылка, но вы не думайте, в ней вода, — предупредил Лыткарев. — Просто другой тары не нашлось.

Сергей с сомнением провел рукой по растрескавшейся коже седла.

— Конечно, дареному коню и все такое, но вы уверены, что он исправен? Когда я лазил в кладовку, вид у него был не ахти…

— Во времена моей юности вещи делали прочными и надежными, — ответил Лыткарев с некоторой все-таки обидой в голосе. — Я смазал его и накачал шины, так что все будет нормально.

Они вышли на улицу.

— Ну… — начал Николай Кондратьевич, протягивая руку Сергею.

И в этот момент ночную тишину вспорол треск мотоцикла.

— А, ч-черт! — Лыткарев сорвал с плеча ружье. — Ваш побег заметили.

— Может, это не сюда? — с робкой надеждой предположил Сергей.

— Куда же еще… Другой дороги из города нет.

Быстро приближавшийся рев мотора был лучшим доказательством его слов. Сергей, ухватив за руль велосипед, рванулся к калитке, но Лыткарев сквозь зубы бросил: «Поздно, он нас уже видит». Самого мотоцикла, однако, видно не было — не зажигая фары, он несся по улице Ленина, словно призрак. «… коммунизма», — мысленно добавил Сергей, хотя ситуация к шуткам не располагала. Тот, кто сидел за рулем, не испытывал особой нужды в свете. Николай Кондратьевич без особой уверенности пытался прицелиться на звук.

— Петька, фонарь! — крикнул Сергей, протягивая руку.

Но Петька сам вскинул руку с фонарем и нажал на рычажок. Луч света мазнул по коляске близкого уже мотоцикла (в ней сидел сержант, которого Сергей уже видел в милиции), а затем выхватил из темноты руль и неестественно бледное лицо Сермяги.

— В голову! — крикнул Коржухин, вспомнив, что в ужастиках зомби убивали именно так. Его крик слился с другим — «Бросай оружие!»; это кричал напарник Сермяги.

Практически в ту же секунду громыхнул выстрел. Правый глаз Сермяги превратился в черно-багровую дыру диаметром с днище стакана; его голову мотнуло назад.