Выигрывать нужно уметь (сборник) - Виктор Пронин

– Там что, исключительно одни майоры разгуливают? – спросил Вадим Кузьмич.

– Вадька, ты очень невежественный человек. Плацца Майор означает главная площадь, Центральная площадь, если уж по-нашему. Вот, держи! – Вовушка нащупал в чемодане еще один предмет – довольно вместительную бутылку мятой, жеваной формы.

– Какая прелесть! – воскликнула Наталья Михайловна. – Вадим, ты только посмотри! Умеют люди все-таки жить!

Вадим Кузьмич взял бутылку, но посмотрел на нее как-то отрешенно. В восторге жены ему слышалось что-то уничижительное, безумно-восторженное. Он увидел сверкающие глаза Натальи Михайловны, подумал о том, что они не часто бывают такими, задержался взглядом на агатах, в каждом из которых теплился маленький огонек, и... простил жену. Но с воплями у нее явный перебор, решил Вадим Кузьмич. Вполне хватило бы и того, что имелось на душе. А она испускает такие фонтаны, будто сильно уязвлена. Неужели ожерельем?

Направляясь с бутылкой в комнату, Вадим Кузьмич неловко задел длинный предмет, который Вовушка поставил у вешалки. Предмет с грохотом рухнул на пол.

– Боже! – Наталья Михайловна бросилась поднимать предмет, снова выронила его, не удержав в руках. – Что это?

– Меч, – засмеялся Вовушка. – В Толедо на барахолке купил. – Вовушка отмотал бумажную ленту, и взорам изумленных Анфертьевых предстал полутораметровый меч с алой рукоятью и кованым эфесом. Лезвие меча украшали фигуры чудищ, крылатых людей и каких-то зубастых растений.

– А это... зачем он тебе? – озадаченно проговорила Наталья Михайловна.

– Не знаю! Дрогнула душа, не мог пройти мимо. Половину всех своих песет отвалил за этот меч.

– Но ведь... милиция отнимет. – Наталья Михайловна, выбитая из привычных представлений о том, что следует покупать за границей, мучительно искала верный тон. Она не могла понять этой покупки, не могла допустить, что человек отваливает кучу денег за вещь, которая если что и вызовет у соседей, то смех, безудержный обидный смех.

Наталья Михайловна почувствовала себя униженной.

И это понятно.

Так ли уж редко людей оскорбляют разорительные, с их точки зрения, покупки, поступки, поездки, подарки, которые позволяют себе знакомые? Что делать, Наталья Михайловна, сама того не сознавая, все увиденное, услышанное, кем-то купленное, привезенное, даже украденное невольно примеряла к себе, словно бы все в мире делалось только для того, чтобы узнать, как она к этому отнесется.

– Это же холодное оружие, Вовушка! – Наталья Михайловна решила, что искренняя озабоченность будет наиболее уместной.

– А! – Вовушка беззаботно махнул рукой. – Авось! Преследуется не владение холодным оружием, а его ношение. Постараюсь не носить меч на работу. Разве что в крайнем случае, когда все другие доводы будут исчерпаны!

– И таможенники пропустили? – спросил Вадим Кузьмич.

– Пропустили! Они спрашивают, что это, дескать, такое у вас, молодой человек, под мышкой? Боевой меч, говорю. Они в хохот. А я уж в общем зале. Представляете, пройдет десять, пятьдесят, сто лет, а он висит на почетном месте, и мои внуки говорят: «Этот меч наш дед привез в прошлом веке из Испании!» Что скажете?

– Нет, Вовушка, ты молодец! – воскликнул Вадим Кузьмич. – Честно говорю – завидую. Я бы не решился. – Он подержал меч в руках, словно прикидывая его вес, провел ладонью по лезвию, подышал на него, смахнул набежавшее облачко. Взяв меч за рукоять, Вадим Кузьмич повернулся к зеркалу и принял воинственную позу. – Хорош, да?

– Никогда не видела ничего более несовместимого! – резко заметила Наталья Михайловна.

– Да?! Полагаю, дорогая, ты ошибаешься. Пошли, Вовушка, водку пить. – Вадим Кузьмич поставил меч в угол и первым прошел в комнату.

Вряд ли стоит подробно говорить о том, что именно они пили, в каком порядке, чем закусывали – мы знаем содержимое стола, накрытого Анфертьевыми: бутылка водки, полкило колбасы, жареная картошка да банка сайры в качестве закуски и украшения. Да, и бутылка портвейна в диковинном исполнении, которую Наталья Михайловна поставила возле себя, предупредив, что к водке не притронется и будет пить исключительно испанское зелье. Шутя она заметила, что это позволит ей приобщиться к далекой прекрасной стране, в которую одни ездят, а другие лишь мечтают об этом. Вовушка виновато улыбнулся, будто от него зависело, поедет ли Наталья Михайловна в Испанию или останется дома заниматься уборкой квартиры, постирушками и кухонными хлопотами. Она заставила гостя подробно рассказать о его встречах, восторгах, открытиях, о его путешествии по Испании. Вовушка не заставил себя упрашивать, но как раз в то время, когда он, покинув гостеприимную Севилью, отправился по Андалузскому шоссе сквозь оливковые рощи в сторону Гранады, из маленькой комнаты вышла Танька и молча протянула Вовушке изображение дремучего русского леса, исполненное в испанских красках.

– Ой! – со счастливой улыбкой воскликнул слегка захмелевший Вовушка. – Как здорово! Это же надо! А почему у лешего волосы встали дыбом?

– Это не леший, это дерево, – пояснила Танька. – Леший вот сидит, на пне.

– Почему же он лысый?

– Это не лысина, а гриб. А это кикимора болотная, она пришла к лешему в гости, они сидят за столом, им очень грустно, потому что у них нет детей, а идет дождь и никто их не жалеет. – Танька с опасливой доверчивостью посмотрела на Вовушку, боясь, что он чего-то не поймет или поднимет ее на смех. Но Вовушка сам вдруг запечалился, поняв Танькино состояние. Правда, в его понятливости немало была повинна опустевшая бутылка.

– Спасибо, – сказал он серьезно. – Мне очень нравится. Только почему у лешего нет детей?

– У него были дети, – не задумываясь ответила Танька, – но балованные, леший их отшлепал, они убежали в лес и заблудились.

– Это грустно, – сказал Вовушка. – Мне его очень жаль.

– Мне тоже. Поэтому я нарисовала ему кикимору болотную. Они вместе будут жить. А однажды леший встретит своих детей в лесу, но не узнает, потому что они будут уже старыми лешими.

– Боже! Какой ужас! – Вовушка схватился за голову и непритворно застонал. – Нет, я больше не могу слушать эту кошмарную историю!

Таньку увели спать, уложили дружными усилиями, и она заснула у всех на глазах, зажав в руке яркую коробку с фломастерами и пообещав уже заплетающимся языком нарисовать Вовушке картинку повеселее. Анфертьевы перенесли остатки питья и закуски на кухню, чтобы освежить обстановку и не будить Таньку. И, наверное, больше часа просидели молча. Вообще-то они произносили слова, обменивались впечатлениями, житейскими мудростями, испытанными на собственной шкуре, на шкуре своих близких, вынесенными из газет, усвоенных из анекдотов и расхожих историй. Но эти разговоры не затрагивали их тщеславия, чего-то важного, что заставило бы настаивать на своем, бледнеть и волноваться. Истории, которыми они потешали друг друга, можно было объединить в некую развлекательную программу вечера, когда все благодушно выслушивают благозвучные благоглупости, зная, что главное – впереди. Разговор неумолимо затухал, и даже вторая бутылка водки не смогла бы его подогреть. И тогда Вовушка, отодвинув рюмку, тарелку, вилку, высвободив на столе пятачок и поставив на него локоток, посмотрел Вадиму Кузьмичу в глаза и спросил смущенно:

– Ну, хорошо, Вадим, а все-таки... Чем ты живешь?

– Фотографией он живет! – быстро и зло ответила Наталья Михайловна. – Снимает передовиков, новаторов, рационализаторов, снимает токарей, у которых на верстаке стоит красный флажок, причем насобачился снимать так, чтобы был виден и флажок, и счастливый токарь! А еще он снимает бригады и участки при награждении их флажками. Я правильно называю ваши производственные единицы?

– Почти, – отчужденно ответил Вадим Кузьмич. – Не считая того, что токари не работают за верстаками. А в остальном все правильно.

– Помимо этих сюжетов, Вадим Кузьмич Анфертьев, выпускник горного института, последнее время смело берется за освоение новых тем – он снимает похороны директорской бабушки, свадьбу сына главного технолога, а они за это здороваются с ним, если, разумеется, замечают его при встрече. А недавно заместитель начальника гаража пожелал сняться для паспорта, а заводскому электрику пришла идея оформить стенд по технике безопасности... Я ничего не путаю, Вадим?

– Ты забыла сказать, что мне приходится фотографировать заводские свалки для стенда «Не проходите мимо». Среди моих клиентов – заводские пьяницы. Мне поручено делать их портреты в злачных местах. Наутро, протрезвев, они приносят бутылки и просят не вывешивать их физиономии у заводской проходной. И я беру бутылки, а снимки, естественно, отдаю им на память! Делаю это не только ради бутылок, но и потому, что считаю дурью собачей вывешивать изображения пьяных людей в общественных местах. А в остальном, Наталья, ты сказала все правильно.