Золотая осень - Александр Шубин

К концу следствия по делу Каримова в июле 1986 г. у него (и его родственников) было изъято более 6 миллионов рублей (основная часть — в золотых монетах)40. Эта сумма была для подавляющего большинства жителей СССР совершенно запредельной, не укладывающейся в сознание. По данным Майданюка руководителям Министерства хлопкоочистительной промышленности Узбекской ССР и их сообщникам, севшим на скамью подсудимых в августе 1986 г., удалось украсть из казны свыше 2 миллиардов рублей. В 1979–1983 гг. приписки составили свыше 4 миллионов тонн хлопка[530]. После работы следственных групп в Бухарской области 11 первых секретарей райкомов были исключены из партии и в большинстве своем отправлены на скамью подсудимых, 5 чиновников разного уровня, в том числе первый секретарь обкома — приговорены с расстрелу[531]. Каримову смертную казнь все же заменили заключением, и он до сих пор сидит в комфортабельной тюрьме. По утверждению Т. Гдляна «За четыре года, с июня 1984 по сентябрь 1988, в многострадальном Узбекистане смещены 58 тысяч ответственных работников»[532].

Одновременно с чисткой Андропов усиливал нажим и на всю толщу бюрократии. Чтобы сохранить место, чиновник должен был «крутиться». 7 апреля было принято постановление ЦК, затруднявшее корректировку плана и лоббирование ведомств в плановых органах[533]. В июле 1983 г., когда в ряде отраслей произошел очередной экономический «сбой» — отставание от плановых показателей (как считали многие хозяйственники — нереальных), Андропов устроил «разнос» на Политбюро: «Почему же сейчас сбои? Нужно прекратить демобилизующие разговоры о невыполнимости плана второго полугодия и года… Требуется конкретная работа. Какая? Это дело Совмина, Госплана, Госснаба, министров… Не дело Политбюро заниматься частностями, водить вас за руку»[534]. Как хотите, так и выкручивайтесь. Политическое руководство не знало, как конкретно добиться выполнения поставленных им планов. Об этом голова должна болеть у хозяйственников, если они хотят сохранить место. Универсальным решением подобных проблем Андропов считал подтягивание дисциплины: ”Дела идут неважно, а руководители министерств, отраслей в отпусках, лето — самая лучшая пора! Отозвать немедленно тех, у кого плохо идут дела. Повышение дисциплины, ответственности, это, прошу учесть, не кампания, это постоянные факторы. Предупреждаю всех! Кто сорвет планы — будет объясняться в ЦК. Посмотрим, надо ли держать такого министра»[535]. Показатели после этого поползли вверх. Какую роль в этом сыграли приписки — сказать сегодня трудно.

Андроповский нажим на бюрократию показал чиновникам, что их положение неустойчиво, что в любой момент они могут быть выброшены из правящей элиты. Это усилило готовность бюрократии к системным переменам и расширило социальную базу реформистской группировки.

Страна продолжала двигаться курсом Андропова, хотя его пальцы на руле страны начали разжиматься. Но это был массивный руль. В августе 1983 г. увидело свет постановление ЦК и Совета министров «о мерах по ускорению научно–технического прогресса в народном хозяйстве», предопределившее политику ускорения 1985–1986 гг. В 1985–1986 гг. планировалось произвести массированную модернизацию производства. Более того, было «признано необходимым осуществить в 1985–1987 гг. перевод объединений, предприятий и организаций сельского хозяйства, строительства, транспорта, связи, геологии и материально–технического снабжения на хозрасчетную систему организации работ по созданию, освоению и внедрению новой техники»[536]. Кремлевские мечтатели всерьез собирались «исходить из того, что в ближайшие годы промышленностью должен быть обеспечен выпуск продукции, отвечающий по своим показателям лучшим мировым образцам…»[537]

Пиком государственной мысли Андропова стал его доклад к декабрьскому 1983 г. пленуму ЦК. Ко времени пленума кресло Андропова пустовало. После 1 сентября Генсек уже не вел Политбюро. Он отправился в отпуск, где простудился. Хрупкое здоровье Андропова не выдержало этого удара — болезнь стала смертельной. Дальнейшее руководство Андропов уже будет осуществлять из больницы. Черненко, недавно вернувшийся оттуда же, уверенно брал в руки рычаги управления — ведение Политбюро.

По влиятельности с начала 1984 г. никто из членов Политбюро уже не мог соперничать с Черненко. Горбачев в этот период реально мог претендовать лишь на роль человека № 2 в Политбюро. Только желанием поддержать Горбачева в достижении этого положения можно объяснить так называемое «завещание Андропова”, возможно предложенное Андроповым руководителям партии в декабре 1983 г.

По воспоминаниям советника Андропова А. Вольского, закончив работу над материалами Пленума, Андропов сделал к ним приписку: «По понятным вам причинам в ближайшее время я не смогу вести заседания Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Поэтому я прошу рассмотреть вопрос о поручении вести заседания Политбюро и Секретариата ЦК М.С. Горбачеву»[538]. Эта приписка по Вольскому означала ни много ни мало, как завещание.

Комментируя утверждения Вольского, бывший советник Черненко пишет: «мы, советские люди, естественно, остались в плену полумонархических представлений о том, что власть в государстве передается то ли по наследству, то ли по завещаниям наших правителей…

Я сомневаюсь… в том, что А. Вольский будто бы не знает, что сама по себе эта запись в тот период не могла сыграть сколько–нибудь решающей роли в назначении после смерти Андропова на должность Генсека М.С. Горбачева…»[539] Пытаясь теснее связать Андропова и Горбачева с помощью нехитрого сюжета с «завещанием», Вольский стремится заставить нас забыть о том, что монархия в СССР была все же не наследственной, а электоральной. В «конклаве кардиналов» Политбюро позиции Черненко после усиления болезни Андропова были непоколебимы. Приписывать подобные «завещательные» абзацы к такому документу, как доклад на Пленуме, было вообще бессмысленно — это совершенно разные жанры. Возможно, имела место записка в Политбюро, которая должна была укрепить авторитет Горбачева, но не более. Эту же цель могло преследовать пожелание Андропова о том, чтобы секретарь по сельскому хозяйству выступил с вступительной речью на пленуме[540]. Все это должно было помочь Горбачеву в борьбе за второе место в партии.

В сентябре 1983 г. Горбачев уже оставался «на хозяйстве», но это было возможно лишь благодаря болезни Черненко, которому позднее «полегчало». Андропов рассматривал возможность отстранения Черненко от власти под предлогом болезни, но для этого, как и для дальнейшего укрепления позиций Горбачева, у Андропова не было времени. Поэтому реально он мог противопоставить Черненко только Устинова, которому в последние месяцы жизни и стал передоверять решение политических вопросов, относящихся к компетенции Генсека. Вопрос о том, кого Андропов мог бы реально сделать своим преемником, важен потому, что в конце 1983 г. Генеральный стал обсуждать вопрос о своем уходе с поста по болезни[541]. В этом случае его голос имел бы значение при определении кандидатуры преемника. Но, учитывая слабое здоровье Устинова, эта альтернатива вряд ли имела бы долгосрочные последствия. Следующим на очереди был Черненко.

Доклад Андропова на декабрьском Пленуме, который был зачитан от его имени, представлял собой действительно политическое завещание умирающего владыки. В докладе сквозит тревожное ощущение. План 1984 г. «сбалансирован с определенным напряжением». Малейший сбой может разрушить всю инфраструктуру готовящейся модернизации. Отсюда ужесточение наказаний за нарушение плановых поставок, критика нерасторопности и пассивности плановых органов, обещания дать небольшой простор инициативе на местах и надежды, что результаты экономических экспериментов «послужат основой для подготовки соответствующих предложений в целом по народному хозяйству»[542].

Программа реформ по Андропову должна была предусматривать: «Совершенствование организационной структуры управления на всех уровнях и во всех звеньях народного хозяйства, включая четкое определение функций, прав и ответственности органов управления и предприятий, органическое сочетание интересов государства и трудовых коллективов; улучшение системы планирования… повышение действенности… хозяйственного механизма, включая ценообразование, кредитно–финансовую систему, методы оценки результатов хозяйственной деятельности и т.д.»[543] Это – набор благих пожеланий, который лежал в основе плана Перестройки на ее начальном этапе. Но они выражены еще в предельно размытой форме.