Запретные чувства - Тина Рамм

швы разойдутся, поэтому постарайтесь меньше двигаться. Швы снимут через пару дней, если не найдут послеоперационных осложнений. Вы останетесь в нашей клинике до полного выздоровления и будете находиться под наблюдением лучших врачей города, — последнее предложение скорее было адресовано моей маме, потому что мужчина повернулся и окинул быстрым взглядом мою мать. —А пока, придерживайтесь строгой диеты, побольше пейте жидкости и меньше двигайтесь.

Окончив свой монолог, высокий мужчина-врач развернулся на своих пятках и пошагал к белой двери.

—Доченька! — стоило двери захлопнуться, как мама ринулась ко мне и буквально упала на стоящей рядом с моей кроватью стул. — Ты нас так напугала! Так напугала!

Мама принялась целовать мою руку и я заметила, как из ее встревоженных глаз потекли слезы. Моя мама, которая всегда одетая с иголочки, с превосходным макияжем и пышной прической, сейчас была сама на себя не похожа. Под ее красивыми глазами вырисовывались темные круги, на лице ни грамма макияжа, волосы собраны в быстрый и слегка небрежный пучок, а на теле коричневый вязаный кардиган и темные брюки.

—Все хорошо, мам. Все обошлось, я жива и здорова, — смотря на то, как эта сильная женщина плачет, что-то во мне надломилось, и глаза покрылись мутной пленкой слез.

—Сам Бог тогда послал к тебе Алекса. Если бы не он, я даже боюсь представить, чем бы все закончилось.

—Алекс? Где он? — впервые после того, как я очнулась, я вспомнила про него. В голове навязчиво всплывали картинки после той ужасной аварии: вот я открываю глаза и вижу лицо Алекса в синяках и кровоподтеках, вот он пытается вытащить металл из моего живота, что-то говорит мне, а дальше темнота.

—Он в коридоре, вместе с папой и Дэном, позвать его?

Я лишь молча киваю и перед уходом мамы прошу дать мне в руки зеркало. Смотрю в свое мутное отражение и вовсе себя не узнаю. Да что это такое? Я почти ничего не вижу, в глазах все размыто. Подношу зеркало еще ближе и начинаю рассматривать отражение. Лицо все в ссадинах и синяках, бледные губы разбиты и иссохли, щеки впадают, черная тушь небрежно размазана по всему лицу. Чувствуется, что ее пытались смыть с моего лица пока обрабатывали раны. Откладываю в сторону зеркало и глубоко вдыхаю. Но резко дергаюсь от выстреливающей боли в ребрах от вдоха. Боль хочет, чтобы ее чувствовали.

Мама выходит в коридор и не проходит и пол минуты, как в палате появляется знакомая фигура. Алекс быстрыми и размеренными шагами проходит вглубь комнаты, и садиться на прикроватный стул. На нем темно-синяя футболка, поверх которой небрежно накинут белый медицинский халат.

—Привет. Как ты?

Я всматриваюсь в его лицо, прищуриваюсь, но мне все равно с трудом удается разглядеть едва заметный синяк на его скуле и небольшие царапины, которые оставил мой брат.

Стоило ему появиться в палате, как постоянная тревога и тяжесть внутри моментально пропадает. Мне становиться неимоверно хорошо и даже боль, сопутствующая каждое мое движение, на небольшое время проходит.

—Уже лучше, — я пытаюсь улыбнуться и казаться сильной, но кажется мой хриплый и тихий голос говорит об обратном.

—Прости меня, Мелисса, мне не стоило говорить тебе те ужасные слова. Я был зол на тебя, за то что ты была с ним и не рассказала мне об этом, и вот к чему все привело, — взгляд Алекса бегает по моему лицу, то опускается в пол, то вновь возвращается ко мне. Я смотрю на его руки и только сейчас понимаю, что его правая рука перебинтована в месте локтевого сгиба.

—Все в порядке, Алекс, ты ни в чем не виноват, это стечение обстоятельств, — мне все еще тяжело говорить и каждый раз, когда я начинаю напрягать свой мозг для того, чтобы составить предложения, головная боль начинает усиливаться. — Так это ты был донором крови.

—Это меньшее, что я могу сделать.

—Как Дэн? Что между вами сейчас происходит?

—Дэн ненавидит меня. Мы не разговариваем, но он здесь и он волнуется за тебя.

—Значит, я все-таки стала причиной вашей испорченной дружбы, — я поджимаю губы и пытаюсь приподняться на одном локте, чтобы поменять положение тела, но ничего не выходит, я лишь хмурюсь от пронзительной боли.

Алекс встает и помогает мне перевернуться набок. Мой взгляд сразу падает на цветы, и я вспоминаю об их существовании.

—Твоя заслуга?

Парень оборачивается, и пытается понять о чем я говорю. Затем едва заметно кивает и берет мою руку в свои горячие ладони.

—Я так боялся тебя потерять, Мелисса. Вновь.

* * *

Проходит две недели после аварии и все это время каждый день был похож на предыдущий: ко мне каждое утро приходил лечащий врач и проводил осмотр. И только Алекс раскрашивал мои серые будни в четырех стенах больницы. Он приходил ко мне каждый вечер, приносил фрукты и каждый день новый букет цветов. Проводил со мной много времени, засиживаясь до глубокой ночи. Мы много разговаривали, смотрели фильмы. Он дожидался, когда я усну и только потом возвращался домой. Также ко мне приходили Дэн и Натали в то время, когда Алекса не было рядом. Но все же был один день, когда Дэн задержался в моей палате и в это время пришел Алекс. Воздух в комнате заметно потяжелел, и парни бросали друг на друга злые взгляды. Но при мне они не осмеливались произнести даже одного грубого слова, и за это я им благодарна.

Чуть позже я узнала, что Алекс запретил Кириллу приближаться ко мне. Я была немного зла на него из-за этого, но понимала, что он переживает за меня. Ведь Алекс во всем случившемся винил только Кирилла. Тем не менее, Кирилл писал мне каждое утро и узнавал о моем самочувствии. Я рада, что с ним все хорошо, и он отделался небольшим сотрясением мозга.

Своему доктору я жаловалась на постоянную муть в глазах и после осмотра моего глазного дна и проверки зрения, оказалось, что во время аварии я сильно ударилась затылком, из-за чего был поврежден зрительный нерв. И теперь, мое зрение сильно упало, и поэтому перед глазами было все размазано. Врач сказал, что зрение можно вернуть с помощью лазерной коррекции, но после того, как мое здоровье нормализуется. Меня ежедневно водили на всякие процедуры, обрабатывали раны и уже вскоре сняли швы. На моем животе теперь на всю жизнь остался уродливый шрам, напоминающий мне о той ужасной