Ад и Рай Евы (СИ) - "Госпожа Энн"

Ян прошёл в зал провожать президента, и я смогла тихонько пошептаться с Максом, пока в приглушенном свете пробиралась к своему месту.

— Видишь, всё прошло нормально, — попытался утешить меня Макс, неправильно истолковав замешательство на моём лице.

— Не в этом дело. Можешь мне точно сказать, что делает это кольцо? Это важно.

— Ну ладно. Оно не даёт тебе чувствовать чужие чувства. Коряво как-то вышло, зато правда.

— Только чувства? Больше ничего?

— А есть ещё что-то? — Макс не смог скрыть любопытные нотки в голосе. — Ты слышишь мысли?

— Сейчас — нет. Но раньше могла их улавливать. Теперь же я просто знаю, сама не понимаю, как и откуда, и вообще почему, но знаю. Так должно быть, или это что-то новое?

Макс растерялся, его выдало протяжное «э-э-э», совсем ему не свойственное.

— Вот и я так подумала. Раньше такого не было. Но я понимаю, что это не просто знания, это что-то важное.

— Поговорим позже, хорошо?

Он мог этого и не произносить, мы подошли к нашему ряду. Ян галантно предложил мне место рядом с ним, Макс сел с другой стороны от меня. VIP-места для VIP-гостей и почти два часа времени — прекрасный набор, чтобы разобраться со своими странными «знаниями».

Что собой представляет открытие подобных фондов, основанных политиками или такими важными персонами бизнеса, как Ян? Напряжённые ведущие, фальшивые и однообразные поздравления и пафосные речи от чиновников с короткими перебивками выступлений звёзд, чтобы народ в зале окончательно не уснул.

Ян смог удивить меня: в самом начале вечера он вышел на сцену и наконец-то рассказал о своём фонде. Хоть я и частично участвовала в оформлении документов, когда помогала Леонелле, но понятия не имела, чем именно он будет заниматься. И ответ меня поразил. Фонд должен был заниматься помощью молодёжи, оказавшейся в трудной ситуации, в том числе зависимым и с психическими расстройствами.

Я впилась ногтями в ладони, чтобы сдержаться. Он издевается? За эти деньги будет функционировать реабилитационный центр, куда он будет запихивать надоевших ему девушек? В своей речи он ещё и меня приплёл, якобы я несколько лет потратила на психологическую помощь трудным подросткам в качестве волонтёра.

— О чём он? — едва слышно спросила я у Макса.

— Твоя работа в баре. Это сложно объяснить, но когда Ян был у тебя дома, то успел побывать там и оценить публику. По его словам, ты своим неосознанным влиянием спасла многих подростков от неправильного жизненного выбора.

— Чушь собачья! — прошипела я, вспоминая, как весело я проводила время с посетителями. А со многими мы оставались и после закрытия бара. Какое уж тут влияние, если девчонка-школьница бухает с такими же малолетками? Или, что веселее, со взрослыми дядями?

Ян и туда свой нос сунул! Ну ничего от него не скрыть, всё ему нужно проверить, облапать и запачкать. Мне нужно было как можно скорее потушить этот гневный пожар, пока Ян не вернулся на своё место. Кроме того, слишком сильные эмоции не давали мне разобраться в тех странных «знаниях», которые я никак не могла оформить в слова, только обрывки образов метались где-то в тумане сознания. Макс уже сообщил мне, что по завершении официальной части, Ян с самыми важными для него чиновниками и бизнесменами отправятся в какой-то закрытый клуб, где уже всё подготовлено для их безопасности и конфиденциальности. Туда мне, конечно же, не попасть, поэтому я должна во всём разобраться до конца концерта.

Подлая мысль высунула свой остренький носик и тут же получила по нему. Я не могу так поступить. Не могу забить на это тревожное чувство, не могу скрыть. Что-то плохое должно случиться, и это точно коснётся Яна. Я могла бы промолчать, и это стало бы для меня отличным шансом вырваться из его плена, но что-то мешало мне так поступить. Совесть? Жалость к Максу, которого бы это тоже зацепило? Страх перед Яном? Нет. Всё было не то. Я уже поняла, что, несмотря на свою жестокость, Ян не был абсолютным злом. Он был человеком. И в моих планах было пробудить именно эту его сторону.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда вернулся Ян, я уже не злилась на него, была слишком погружена в эти странные мысли, но он меня не трогал, всецело наслаждался своим праздником.

Мне понадобилось больше часа копания в себе, но нужное знание пришло. Пока слова не улетели из головы, я схватила Яна за руку, продолжая смотреть на сцену.

«Вы меня слышите? Это очень важно!».

«Слышу. Что случилось?».

«Президент. Будьте с ним осторожны. Сделка, которую вы хотите заключить, пройдёт хорошо, но не позволяйте никому отмывать деньги через этот фонд. Как угодно иначе, но этот фонд должен иметь кристально чистую репутацию».

«Я понял». Я удивилась, что он не усомнился ни в едином моём слове.

«Возьмите Альберта с собой в тот клуб, пусть не отходит от вас ни на шаг. Всё остальное пусть поручит своим подчинённым, но сам остаётся рядом с вами. Это очень важно».

«Это всё?».

Я немного помолчала. После этого потока у меня жутко раскалывалась голова, до тошноты и мушек перед глазами, но я продолжила:

«Вы можете взять меня с собой?». Я не особо надеялась на это, поэтому его отказ меня не удивил. Боль становилась невыносимой, и я решилась убрать руку, но Ян её перехватил.

«Как ты это сделала? Это же очень тяжело!». Я не могла больше отвечать, даже слышать его мысли было так же больно, как получать молотком по виску с каждым словом. «Спасибо тебе, похоже, ты меня спасла». Ещё не спасла, я даже сама не знала, что именно должно было произойти. Удивительно, что об этом не подозревал и сам Ян. До этого дня я была уверена, что он многие вещи знает наперёд, но что-то пошло не так.

Дальше всё как-то завертелось. Как только официальная часть закончилась, Ян вышел провожать гостей, а Макс, заметив, что мне совсем уж нехорошо, потащил меня куда-то в темноту коридоров и тайных проходов, пока не вывел на замызганное крылечко на заднем дворе, заваленном мусором и каким-то хламом. Зато здесь был свежий воздух и жгучее июльское солнце.

— Ты как?

— Так себе. Яну угрожает опасность. Или не совсем ему, но что-то плохое должно случиться в том клубе. А я не могу туда попасть.

Макс посмотрел на меня скептически:

— Ты не обижайся, но, по-моему, ты слишком много на себя берёшь. Ян все свои проблемы сможет решить сам. И вообще, для меня странно, что ты резко о нём забеспокоилась. Всё-таки что-то произошло за эти дни?

В его вопросе читался слишком явный намёк, пробившийся даже сквозь невыносимую головную боль. К чему такое излишнее любопытство? Неужели Ян был прав, и теперь Макс просто ревнует? Ещё этого мне не хватало.

— Ты случайно не умеешь снимать головную боль? А то я сейчас умру.

— Я умею.

От его голоса я вздрогнула и сразу же забеспокоилась:

— Вам нельзя здесь находиться, вы не должны оставлять их без присмотра! И где Альберт?

Ян беспечно улыбался.

— Я только на одну секундочку. Пришёл поблагодарить тебя и кое-что спросить. Но придётся начать с другого, — Ян очень осторожно поцеловал меня в лоб и ещё какое-то время держал руки на висках. Боль уходила, но его взгляд тревожил меня теперь намного больше. — Скажи мне, как ты это поняла? Это был голос или видение?

Он не знал! Он не знал о моей новой способности! Я даже не попыталась скрыть удивление.

— Это просто знание. Как, например, при первой встрече я поняла, что Макс мне не враг. Я просто была в этом уверена, без каких-либо подтверждений. Но сейчас это как-то острее. Когда президент взял меня за руку, я почувствовала тревогу и опасность, но знание пришло позже. Простите меня, это всё для меня ново и слишком тяжело. Я могу ошибаться, наверное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет, не можешь. Макс, забери Еву в квартиру, пусть всё, что нужно, делают там. Проследи, чтобы она не выходила никуда из спальни. Сам будь готов в любой момент быть возле меня. Ева, я теперь твой должник. Не беспокойся обо мне.

Ян ушёл, оставив меня переживать и тревожиться. Я не могла не беспокоиться! Почему? Пусть Макс думает, что хочет, но за эти дни кое-что действительно произошло. И изменило моё отношение к Яну, как бы странно это не выглядело со стороны. Пусть я всего лишь игрушка в его руках, но никто, кроме меня, не посмеет причинить ему вред.