Бегство из Эдема - Патриция Гэфни

– Ты говоришь глупости. Ты прекрасно знаешь, что это неправда.

«Замолчи!» – забил тревожный колокол у нее в мозгу. Но она вся дрожала от возмущения и не могла остановиться.

– Черта с два! Держу пари, он наставил рога всем партнерам в своей треклятой фирме.

Сара вскочила, хотя и удержалась от желания закричать на него. Но оставаться с ним в одной комнате она больше не могла. Пробормотав что-то насчет обеда, она попыталась миновать его кресло. Бен выбросил вперед руку и схватил ее за запястье.

– Пусти.

– Останься, мне надо тебе кое-что сказать.

Ей никак не удавалось разжать его пальцы и высвободить запястье. Стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение, Сара проговорила нарочито спокойным голосом:

– Что ж, прекрасно. Таша, ты не могла бы оставить нас вдвоем на несколько минут?

– О, конечно.

Наташа аккуратно и очень медленно сложила рукоделие – так медленно, что Сара чуть не закричала. Бен едва не сломал ей запястье, и было ясно, что он не разожмет пальцы, пока они не останутся одни в гостиной.

– Увидимся за обедом, – проронила Наташа, окинув их томным взглядом черных, как обсидиан, глаз, и проплыла мимо кресла Бена в коридор.

Как только она ушла, Сара яростным рывком высвободила руку и отошла от него подальше.

– Ублюдок, – прошептала она. Несмотря на все ее отчаянные усилия, ей не удалось сдержать слезы боли и ярости, хлынувшие по щекам.

– Что ты хотел мне сказать? Говори быстрее. – Как всегда, вид ее слез оказал на Бена умиротворяющее воздействие. Он перебросил ногу на ногу и торжествующе улыбнулся.

– Я хочу, чтобы ты вернулась в Ньюпорт, и больше не желаю об этом спорить. Ты поедешь, и никаких разговоров.

Сара удивленно заморгала, потом в недоумении развела руками.

– Зачем? Какой мне смысл туда возвращаться? Тем более что строительство приостановлено…

О боже, об этом не следовало упоминать! Она невольно выдала Алекса. Но Бен, похоже, не заметил ее оплошности.

– Строительство возобновится, как только я вышлю им чек. Я пошлю его завтра утром.

– Но зачем? – повторила Сара. – Почему ты непременно хочешь спровадить меня туда?

Бен пытался избавиться от нее с того самого дня, как она вернулась в город. Сара проявила недюжинное упорство, отказываясь ему подчиниться. В качестве оправдания она напоминала мужу о болезни Майкла, хотя истинной причиной был, конечно, Алекс.

– Я вовсе не хочу тебя «спровадить», Сара, – ответил он с невозмутимым видом. – Я думаю о Майкле. Свежий воздух пойдет ему на пользу.

Это была такая нелепость, что Сара чуть не рассмеялась вслух.

– Да, наглости тебе не занимать. Через десять дней у Майкла начинаются занятия в школе, и тебе об этом известно. Все дело в женщине, верно? Хочешь иметь свободу, чтобы спокойно развлекаться со своей новой шлюхой?

Бен допил стакан, не глядя на нее.

– Не будь дурой.

– Неужели ты будешь отрицать? Зачем? О господи, Бен, неужели ты думаешь, что для меня это имеет значение?

Он поднялся на ноги и, тяжело ступая, направился к ней. «Да он пьян!» – внезапно догадалась Сара.

– Слушай, Сар-ра…

Она попятилась от него, пока не наткнулась спиной на столик с напитками.

– Не прикасайся ко мне, слышишь? Я не шучу: не подходи ко мне.

Протянув вперед мясистую руку, Бен провел пальцами по ее щеке.

– Да брось, Сар-ра, не ломайся. Хватит дуться. Боже, до чего же ты сладкая…

Воспаленные, в красных прожилках глаза заслезились в пьяном умилении.

– Прекрати!

– Ну давай улыбнись мне, Сар-ра. Разве я тебе совсем не нравлюсь? Поди сюда. Давай…

Сара оттолкнула его лапающую руку и метнулась в сторону.

– Не смей, – прошипела она, содрогаясь от отвращения.

Такое сентиментальное настроение – взамен обычной грубости – иногда накатывало на Бена по пьяной лавочке, правда, к счастью, довольно редко. Давным-давно, еще в самом начале своей супружеской жизни, Сара по неопытности приняла это слюнявое сюсюканье за выражение подлинного чувства. С тех пор она многому научилась и теперь ненавидела его приставания не меньше, чем привычную жестокость, возможно, даже больше. Уж лучше откровенные побои, чем это тошнотворное заигрывание.

Его рука сорвалась и упала. Рыча от злости, Бен покачнулся, налетел на столик с выпивкой, выругался и начал смешивать себе еще одну порцию.

– Ты едешь в Ньюпорт, – его голос опять стал угрожающим. – И не спорь, будет, как я сказал.

А ведь она может поехать, вдруг сообразила Сара, теперь, когда Алекса там не будет! Она могла даже поторговаться и притвориться, что делает мужу одолжение.

– Хорошо, – сказала она, повернувшись к нему лицом. – Если для тебя это так важно, я поеду. Но только при одном условии.

Бен залпом проглотил виски и уставился на нее слезящимися глазами.

– Майкл пойдет в школу здесь, в Нью-Йорке, Бен. И не будет больше никаких разговоров о том, чтобы его отослать – ни на этот год, ни когда-либо в будущем.

С бурно колотящимся сердцем она устремила на него взгляд, полный решимости, которой на деле отнюдь не ощущала.

– Ты согласен?

– Нет.

Кровь отхлынула от ее лица.

– Будь ты проклят! Я говорю серьезно, Бен, я не стану…

– Заткнись! Он может остаться здесь… скажем, на полгода. Это честная сделка. А потом мы еще раз это обсудим.

– Ах ты подлый ублюдок!

Сара с ужасом поняла, что готова его ударить. Она повернулась на носках, дрожа от негодования и боясь взглянуть на него.

Бен засмеялся, допил виски и схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но он встряхнул ее с такой яростью, что у нее лязгнули зубы, а потом жестом заботливого мужа просунул ее руку к себе под локоть.

– Обед, наверное, уже подан, Сар-ра. Идем, мы же не хотим заставить ждать мисс Эминеску, верно?

Самодовольно улыбаясь и похлопывая Сару по руке, Бен вывел ее из комнаты.

13

На свежей могиле Мэттью Холифилда еще не установили надгробный камень. Должно быть, «Благословенные Братья» дожидаются, пока кто-нибудь из ближайших родственников покойного раскошелится на памятник, предположил Алекс, стоя с сомкнутыми руками и склоненной головой над четырехгранным холмиком свежей грязи. Он не молился. Вместо этого он пытался сочинить подобающую эпитафию для своего деда. Но ему на ум приходили неподходящие варианты. «Он был безжалостен к человеческим слабостям», например. Или: «Он был от природы неспособен прощать». А как насчет: «Он всю жизнь держал свою семью в страхе»? Нет, лучше что-нибудь более низменное. Ну, скажем: «Его внук терпеть не мог своего деда».

Алекс тихо выругался себе под нос. Черт возьми, даже уйдя в мир иной, Мэттью по-прежнему пробуждал в нем худшие черты характера. А ведь ему уже пора было бы простить старого подлеца! К тому же, если сукин сын был прав и загробная жизнь действительно существует, отныне Алекс сможет целую вечность любоваться с безопасного расстояния, из райских кущ, как его дед поджаривается в аду на сковородке.