Друг-апрель - Эдуард Николаевич Веркин

Машинки маленькие, в четверть спичечного коробка, они с верещанием бегали по спирали, а внутри самого устройства шизоидно завывали китайские голоса. Тюлька включил свой адский агрегат, уставился на карусель и впал в транс. Аксён тоже впал, машинки бегали по кругу с тупым ослиным упрямством, — вверх медленно, вниз быстро, вверх медленно, вниз быстро.

Очнулся Аксён минут через пятнадцать, на крыльцо вышла мать и отключила аппарат. Тюлька поднялся и отправился к себе, лег. Аксён остался. Три дня. Возможно, четыре.

Чугун. Здоровехонек, отметил Аксён. Как новенький даже. Вчера я его неплохо разрисовал, а сегодня уже ничего — ни фонарей, ни ссадин. У Чугуна морда такая — крепкая, коричневая, шкура толстая, как у монгола, будто всю жизнь в седле провел. В Аксентьевых Чугун не пошел, смугленький. Бабушка его и сейчас Чугунком зовет. Только не Чугунок он уже.

Чугун сел рядом, закурил.

Кажется, у них еще был брат. Аксён точно не знал, с матерью бесполезно разговаривать, Чугун говорил, что брат был, но его забрали в космонавты. Бабушка как-то проговорилась, что тоже. Старший, старше, чем Чугун. Что-то с ним стало, точно неизвестно. Давно уже. Аксён иногда представлял его. Ну, самого старшего брата.

Как они бы с ним жили. Как он бы уходил с утра на работу и приходил бы вечером. Нет, даже не приходил, приезжал на мотоцикле. И они на рыбалку бы. И в Кострому. И еще куда.

Чугун закашлялся, но сигарету не бросил, затягивался в промежутках, плевался желтой слюной. Кончилось это тем, что сигарета сломалась, Чугун разочарованно вздохнул и сказал:

— Короче, Аксён, тут дело есть…

Глава 22

Мороз. Пар изо рта, в умывальнике вода покрылась льдом, Аксён разбил его тюбиком от пасты. Достал неровную пластинку, похрустел. Стал чистить зубы.

Чистил долго, с кровью, пока не стало больно, а на щеке с правой стороны вздулся пузырь.

Руки дрожали. Аксён с удивлением на них поглядел. Руки у него не дрожали уже давно. Он закрыл глаза и потрогал себя за нос. Получилось. И день дрожал. Не дом, не воздух, дрожал весь день. Аксён потянулся, хрустнул плечами.

Возник дядя Гиляй, втянул воздух. Звук получился как пылесосный — такой «псыыы», хищный и жадный.

— Тушенка, — сразу определил дядя Гиляй.

И, пропылесосив воздух еще, добавил:

— Говяжья. Высший сорт, его слышно… Много взяли?

— Не знаю… Я не ходил, Чугун сам. Варит…

— Отлично! — Дядя похлопал себя по брюшку. — Жрать хочу! У меня тоже — ночка была не из легких. Ты как, Иван? Перекусим?

— Не хочу…

С утра Чугун готовил. Сбегал к Крыловой, купил рожков. Много, килограммов пять. Развел во дворе костер, поставил эмалированное ведро, залил водой, вскипятил, засыпал макароны, тушенку и пачку какой-то перечной дряни. Макарон и тушенки в котелке было поровну, макарон даже меньше. Стоял, мешал палкой. Потом Чугун ел.

Так тупо ел, накладывал черпаком в миску, заливал кетчупом, майонезом и ел. Четыре миски, живот у него выпятился, пришлось распустить ремень, Чугун сделался добрым и медленным. Вечером он собирался продать пару ящиков Крыловой и теперь пребывал в хорошем настроении. Сидел в зале, слушал телик. Вскрытые банки стояли вокруг, из некоторых торчали вилки.

Пахло мясом.

— Нормально взяли, — сказал Чугун дяде. — Пять ящиков, да еще вдоль дороги валяется… Завтра пойдем собирать…

— Не боишься? — Дядя Гиляй обвел взглядом великолепие.

Чугун отмахнулся.

— А, — он плюнул в пустую банку, — дорога длинная, где разгрузили — и не найдешь… Тамга.

— Что? — не понял Гиляй.

— Пошлина, — пояснил Чугун. — Они по нашей земле ездят, вот мы и прикрепляемся… Плата, короче. Все должны платить…

— А если охрана?

— Да нет никакой охраны… Уже давно нет никакой… И вообще, расходы на разворовывание включены в стоимость продукта, это тебе каждый экспедитор скажет… Мы же по-человечески берем, не упыри…

Дядя Гиляй достал из коробки банку, с сомнением потряс, разрезал поверху ножичком, стал выковыривать желе.

— Хорошо здесь у вас жить, — дядя Гиляй щурился, — железная дорога рядом бежит, а ты только руки подставляй. Нет, раньше все не так было просто…

— Раньше всех в психушку сажали, а теперь наоборот, — заявил Чугун. — Теперь лучше, главное, с мозгами…

Он утвердительно постучал себя по голове.

— В марте Косой со своими уродцами тоже лазил, — сказал он. — Скинул восемнадцать ящиков. Притащили домой, а там ананасы рубленые.

Чугун рассмеялся.

— Ну, они сначала обрадовались, давай жрать. Целый день жрали, отравились на фиг: ананасы, оказывается, нутро разъедают, ну, если много съесть. Потом на самогон пришлось переделывать. Так что с умом надо. Я вот с умом, я по бульку могу различить, даже не по бульку…

Чугун рассказывал, как он умеет различить даже не по бульку, а по смещению внутри, что в банке — ставрида в масле, свинина тушеная, зеленый горошек или каша с говядиной. Но даже этот навык часто не требуется, Чугун может определить содержимое по первому прикосновению, по структуре жести, если, конечно, не фальшак…

Аксён поежился. В животе шевельнулся жгучий кулак. Давно его не было, и даже почти забылся, а сейчас вдруг опять…

Гадость.

— …Брателло накормит, — разглагольствовал Чугун, — брателло знает дело…

— Тюльке тушенка не помешает вообще-то, — заметил дядя Гиляй. — Ему сейчас питание усиленное нужно, кровь нужно восстановить…

Чугун согласно помотал головой и свистнул. Тюлька появился через минуту. Сначала в дверь просунулся облезлый костыль, затем перемотанная нога, затем Тюлька. Он тут же облизался и уставился на тушенку.

— Мой дорогой младший брат, — Чугун сделал приглашающий жест, — заходи, угощайся. Тебе ведь кровь нужно восстанавливать, кушай.

— Много ему не давайте, белковое отравление может случиться, — напомнил дядя Гиляй.

Тюлька быстро прихромал к столу, схватил банку, схватил вилку, принялся есть. Чугун наблюдал с ехидцей.

— Пора тебе, Тюлька, поменять родовое имя, — сказал он. — Что ты у нас все Тюлька да Тюлька, детский сад какой-то… Теперь ты у нас будешь Говядо… Говя…

— Чугун, — перебил Аксён, — хватит, пусть поест просто.

— Вот и я говорю, пусть поест… Ешь, Тюлька, ешь. Могу поспорить, больше пяти банок не съешь…

— Да я десять могу…

— Слабо тебе, хромыга…

В сердце опять погорячело. Аксён осторожно потрогал грудь ладонью, кожа была холодной. Душно, слишком много мяса вокруг.

Аксён выбрался на воздух.

Стало легче, он направился к линии, надо же было куда-то идти, не в лес же. На перроне скучала Юрьиха. Поездов в ближайшее время не ожидалось, Юрьиха заявилась то ли со скуки, то ли по инерции, стояла, обвешенная мелкой сушеной рыбой. Обычно она торговала в Монако, но сейчас, видимо,