Прекрасная Катрин - Жюльетта Бенцони

– Пока для него все обошлось одним зарезанным тюремщиком, – сказала Катрин жестко.

– …плюс двадцать убитых солдат и сожженный замок! – спокойно парировал Сентрайль. – За кого вы меня принимаете? Выше головы не прыгнешь… Однако, как я ни торопился, а замок все-таки подпалил.

– Простите меня! – сказала Катрин, опуская глаза.

Двое слуг с трудом втащили в комнату огромную лохань, застеленную чистой простыней, и стали наливать в нее воду. Тем временем мэтр Жак безмолвно смотрел на спасенного, иногда переводя взор на тонкий профиль Катрин, освещенный пламенем свечи, на ее длинные ресницы, оттенявшие прелестные глаза. Старая Маго, стоявшая с другой стороны кровати, поймала его взгляд и пожала плечами.

– Ему нужен врач, – промолвила она, и в тоне ее прозвучал упрек, – его надо найти как можно скорее.

Жак Кер вздрогнул, как человек, которого внезапно разбудили, грубо тряхнув за плечи. Он медленно направился к двери.

– Я сам схожу за ним, – ответил он, подавив вздох.

С тех пор как меховщик вошел в эту комнату, Катрин не взглянула на него ни разу и, казалось, не замечала его присутствия. Все ее помыслы были устремлены к полумертвому страдальцу, к человеку, от которого осталась только тень прежнего Арно де Монсальви…

С величайшей осторожностью Сентрайль, Сара и Катрин подняли Арно и опустили его в деревянную ванну, куда Маго уже выплеснула флакон ароматического масла и всыпала несколько щепоток растертого корня антеи. Изможденное тело с посеревшей кожей и ссохшимися мускулами погрузилось в воду, от которой шел пар. Арно открыл глаза. Радужная оболочка их покраснела и покрылась какими-то странными пятнами. Он пошевелил губами, промычав что-то нечленораздельное. Сентрайль позеленел.

– Клянусь кровью Христовой! – прорычал он, схватив друга за голову обеими руками и заставив открыть рот. Затем он разжал руки со вздохом облегчения.

– Господи! Как я испугался, – пробормотал он. – Я подумал, что они отрезали ему язык.

Катрин вскрикнула от ужаса, но на Сентрайля даже не взглянула. Она медленно провела рукой перед широко раскрытыми глазами Арно и только затем подняла на капитана взор, в котором сквозило отчаяние.

– Похоже… похоже, что он ослеп! Зрачки не расширяются, даже когда я подношу руку совсем близко.

– Я знаю, – мрачно отозвался капитан, – мне и самому так показалось в пути. Нет, нет, – поторопился он добавить, видя, что слезы брызнули из фиалковых глаз, – не надо так расстраиваться, дорогая Катрин! Он без сознания, возможно, поэтому ни на что не реагирует. Пусть его осмотрит врач.

Больного держали в ванне долго. Вода стала грязная, в ней плавали обрывки ткани, дохлые черви и вши, поверхность ее покрылась липкими жирными пятнами. Зато кожа Арно приобрела наконец более или менее нормальный цвет. На спине и груди его показались вздувшиеся длинные рубцы, из которых вновь начала сочиться кровь.

– Что с ним сделали? – спросила старая Маго, кинув негодующий взгляд на Сентрайля.

Тот отвернулся, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.

– Били плетью! И не один раз… – ответил он хриплым голосом. – Красотка Ла Тремуйль умеет мстить тем, кто ею пренебрегает. С животными так не обращаются, как обошлись с ним… сами видите, что он получил в награду за верность своей любви!

Катрин скрипнула зубами, гневным движением отбросила назад прядь волос, упавшую ей на лоб, и взглянула на Сентрайля глазами, в которых сверкала ярость.

– Она мне за это заплатит! – глухо сказала молодая женщина. – Заплатит раньше или позже за его страдания и за мои муки! Заплатит кровью и слезами!

Стоя на коленях в луже воды возле лохани, она дрожала как лист, судорожно вцепившись в края простыни, которую постелили, чтобы израненная кожа Арно не соприкасалась с деревянной поверхностью. Сентрайль бережно поднял ее и прижал к груди, словно желая согреть и успокоить, передавая ей собственные силы и мужество.

– Пусть Монсальви придет в себя, – убежденно произнес он, – а там он сумеет рассчитаться со всеми, кто этого заслуживает. Вы знаете, как он умеет это делать. Есть женщины, с которыми мужчина может не церемониться!

Уткнувшись в рваную рубаху капитана, Катрин тихо всхлипывала, а затем отозвалась тоненьким, почти детским голоском, прерывающимся, словно от обиды:

– Вы же видите, от него осталась только тень прежнего Арно…

– Не говорите глупостей! Вы в это сами не верите, а я… Я столько раз видел Арно у порога смерти, как, впрочем, и всех моих друзей, что не поверю в его смерть, пока тело его не остынет в моих руках. Да и тогда еще погожу!

Обсушив и согрев Арно, его осторожно перенесли в постель как раз в ту минуту, когда Жак Кер, вернувшись, объявил, что сейчас придет доктор. Готье и двое слуг унесли лохань, полную грязной воды. Молодого человека уложили на белые простыни, и теперь его трагическая худоба и изможденность еще больше бросались в глаза. В ванне Сентрайль собственноручно побрил своего друга, чье прекрасное лицо напоминало теперь череп, обтянутый кожей, на которой синели крохотные шрамы от ударов шпагой, полученных в многочисленных боях.

Он выглядел юным и беззащитным и в своей неподвижности походил на каменную статую, вырезанную в могильной плите. Катрин, чей взор туманился слезами, словно вновь видела раненого рыцаря, лежавшего на фландрской дороге. Тогда он тоже был неподвижен, но тело его не утеряло силы и мощи. Сраженный рыцарь был полон жизни, и чувствовалось, что едва он придет в себя, как сразу бросится в битву. Теперь Арно спал, казалось, вечным сном. Катрин, изнемогая от бессилия помочь ему, отдала бы все оставшиеся годы жизни, лишь бы он открыл глаза и улыбнулся ей.

Она очнулась от своих горьких размышлений только при появлении в комнате совершенно нового персонажа. До этой минуты она не замечала никого и ничего, видя только Арно, от которого не могла оторвать тоскующего взора. Где-то далеко была Сара, сидевшая возле кровати, и откуда-то доносилось шумное дыхание Сентрайля. Однако вошедший в комнату человек мог бы привлечь и самое рассеянное внимание. Он был высокого роста, очень худой и слегка сутулый; на узком желтом лице выделялись пунцовые толстые губы, длинный орлиный нос и глубоко посаженные пронзительные глаза под угольно-черными бровями. Длинные волосы, заплетенные в какие-то странные косички, падали на его худые плечи, соединяясь с бородой цвета воронова крыла. На нем был поношенный широкий плащ черного цвета, на котором ярко выделялся зловещий желтый ромб. Катрин ошеломленно уставилась на эту нашивку, а вновь пришедший, проследив за направлением ее взгляда, издал короткий сухой смешок.

– Вас страшат сыны Израиля, мадам? Клянусь, что не убивал ни одного христианского младенца и не пил его кровь, если, конечно, вас пугает именно это…