Союз Преданных (СИ) - Урбан Саша

Она кивнула, чувствуя, как щеки заливает румянец.

В дверь постучали. Доминика на секунду спрятала руку с кольцом за спину, затем отдернула себя и, как ни в чем не бывало, открыла дверь. На пороге стоял лучащийся удовольствием всеслышащий Куно и Эдвин.

— Не помешали? — улыбнулся чародей. Доминика жестом пригласила их войти.

— Миленький домик, — хмыкнул Эдвин.

— Надо же, раз уж тебе понравилось… — пожала плечами принцесса.

— Мы обсуждали строительство тоннеля в Бернберг, — сообщил Ладвиг, указывая на планы. — Куно, что думаешь, сколько времени на это может уйти, если делом займутся чародеи?

— Неделя в лучшем случае. Но понадобятся очень опытные камнеломы, в Ост-Гаэле таких немного. Пока сложно говорить, мы еще толком не знаем, кто приедет и что у них получается лучше всего. И первое время их надо будет обучать…

Беседа потекла в обычном русле. Они обсуждали, как будут поставлять продукты в поселение, Куно показал планы будущих теплиц и мастерских, школы. Доминика расслабленно улыбалась, предвкушая новое начало. Оно будет не из легких, но если все пройдет хорошо… если только все будет, как надо. Ее мысли зацепились за это «если», плечи опустились, улыбка померкла.

— У нас есть новости насчет границы и, может быть, Ланса?

— Ланс сейчас развлекает своим обществом Ирвина, — хмыкнул Эдвин.

— А он в курсе, кто у него в гостях?

— Навряд ли, но оно и к лучшему, — ответил Куно. — Пока имя и суть Ланса скрыта ото всех, он не может набраться сил.

— Но если Ирвин узнает…

— То ничего и не поймет. Для него древние договоры — пустой звук, а древнейший демон — тем более, — отмахнулся Эдвин. — Но надо быть наготове, как бы Ланс не надоумил моего братца на какую-нибудь глупость.

— Не хочешь отправиться на переговоры? — спросил Ладвиг. Эдвин только криво усмехнулся.

— И пропустить все веселье здесь? Птички нашептали, что король Луис стянул армию обратно в Ост-Гаэль.

— Будет проще, если беды нужно будет ждать только с одной стороны, — ответила Доминика.

— Как только сюда прибудут чародеи и примут это место, как свой дом, я уверен, Юг больше не будет проблемой, — ответил Куно, доставая из-под складок одежды ветхую книгу. — Тиснул у Ланса в последнюю встречу. Там есть защитные чары. Мы сможем укрепить древнюю магию более новой.

Он раскрыл книгу на странице с причудливой схемной и показал остальным, будто они могли что-то понять. Все закивали, украдкой переглядываясь друг с другом.

Ладвиг перехватил взгляд Эдвина, а затем сказал:

— Пока вы будете обустраивать город, я хочу, чтобы ты взял на себя заботу о безопасности принцессы. И чародея.

Доминика вскинула бровь, словно вместо признания в любви услышала смертный приговор. Эд смерил ее холодным взглядом, губа чуть дернулась вверх, обнажая клыки. Затем льдистый взгляд плавно перетек обратно на Ладвига.

— Даешь мне весомую причину не возвращаться на Гряду? Умно. Пойдет.

— Я могу доверить ее безопасность только тебе, — с нажимом проговорил Ладвиг. Эдвин смерил Доминику еще одним взглядом, на этот раз задержавшись на руках. Губы изогнулись в едкой улыбке.

— Как пожелаешь, князь.

Куно захлопнул книгу и вдруг обернулся к окну, словно услышал что-то. На его губах заиграла улыбка.

— Они близко.

***

Лейне пятнадцать. Уже достаточно взрослый возраст, чтобы выходить замуж, вести хозяйство и воспитывать детей, но никак не подходящий для слов в духе: «я устала», «я больше не могу», «у меня нет сил». И все же теперь ей приходилось прикладывать все усилия, чтобы не дать этим словам вырваться наружу. Особенно, когда рядом шли родители: такие же угрюмые и уставшие, как она. Они почти не разговаривали в последние дни, по крайней мере, во время переходов.

После того странного сна они проснулись почти одновременно, собрали все самое необходимое и покинули дом. Внутри остались ковры, любимая мамина посуда, платье, которое должно было достаться Лейне в приданое, картины. А вместе со всеми вещами как будто остались забыты и долгие разговоры. Вместе с ними покинула дома вся улица и обитатели нескольких соседних кварталов. В предрассветный час толпа, вместе с чародеями-караульными, покинула город и направилась на север, через пустыню, пестрой рекой из мешков и котомок. Лейла никогда не представляла, что так много чародеев жилой в Ост-Гаэле. В толпе она замечала и знакомых: торговок, фокусников, владельцев лавок, жрецов и целителей, и тех, кто раньше никогда не попадался ей на глаза. Были чародеи из богатых домов, слуги влиятельных господ с тонкими белыми пальцами, не знавшими тяжелой работы. И все они двигались в одном направлении, поддерживая друг друга, обмениваясь едой и теплой одеждой. У них было всего понемногу, меньше всего было сил. По ночам они останавливались на привалы, разводили на песке магические костры, которые светили, но не согревали. Дети помладше плавали и просились домой, а родители утешали их, обещая, что скоро они уже будут дома. Лейна не очень понимала, откуда в них столько уверенности и доверия к принцессе, которая просто несколько раз привиделась всем во сне и позвала за собой, понаобещав с три короба. Она пыталась поговорить об этом с родителями, но папа только отчитал ее за такой вопрос.

«Видимо, ты слишком хорошо жила, раз не понимаешь, что это значит для всех нас», — сказал он тогда. Лейна и правда не очень понимала. Но еще больше она не понимала, почему никто не пытается даже усомниться в принцессе. Словно их недоверие может разрушить надежду на дом, что вела их вперед через пустыню.

Они прошли уже неделю, когда, обернувшись назад, увидели, как их нагоняют песчаные парусники — маневренные плоскодонки, на которых чародеи из королевской армии быстро перемещались по пескам. Мужчины и женщины, кто еще был в силах колдовать, кого долгий переход не успел истощить, выстроились в линию, готовые отбиваться всеми возможными способами. А остальные побежали вперед, врассыпную, пригибая головы, растекаясь по пескам россыпью выцветших на солнце платков и шалей. Преследователи приближались с каждой секундой, на фоне хлопающих на ветру парусов начали вырисовываться силуэты людей, машущих руками. Они срывали с себя армейские куртки и размахивали ими, затем поджигали и бросали в песок. Лейна, застывшая плечом к плечу рядом с отцом, пыталась вспомнить хоть один защитный знак, но ее словно парализовало.

— Не верьте им, — папа вертел головой на истончившийся шее, пытаясь обратиться одновременно ко всей толпе, что растянулась в попытках хоть как-то противостоять обученным военным. — Они пытаются нас обмануть.

— Они машут белыми тряпками, — сказал кто-то зоркий.

— Они замедляют парусники.

Плоскодонки остановились в нескольких шагах от них, и никто из беженцев не нашел в себе сил поднять руки, сложить их в атакующий знак и направить на солдат волну ветра и песка. Всех сковал привычный, вбитый в самые кости страх. Ужас при виде своих же. Капитан парусника, шедшего впереди, спрыгнул на песок. Темные кудри, пропитанные потом, прилипли к высокому лбу. Светло карие глаза окинули собравшуюся толпу, парализованную при их виде.

— Я капитан Кайрис, — ладонь легла на широкую грудь. Из-под воротника и манжета были видны тонкие бледные линии шрамов-ожогов. Словно его целиком бросили в костер, так что уцелела только голова. — У нас три парусника, в трюмах вода и немного еды. Мы сможем взять на борт полсотни женщин, стариков и детей.

— Мы с вами! — раздалось с других лодок. И, сколько бы ни пытался образумить толпу папа, люди бросились к кораблям, протягивая руки за водой и мисками с кашей.

Военные сопровождали толпу дальше на север. Брали на борт тех, кто совсем ослаб, а на привалах раздавали еду. Многие относились к ним с опаской, но не Лейна. Она неожиданно для себя открыла желание помогать другим: разносить кашу в деревянных мисках, кормить детей, заворачивать стариков в одеяла, припасенные на кораблях, а днем помогать ставить паруса капитану Кайрису. Он, казалось, знал все о жизни в пустыне. А когда он улыбался, и в его глазах трели золотистые искорки, Лейна понимала, что будет молиться всем духам, чтобы только на глаза молодому капитану не попалась больше ни одна красивая девушка. Она пыталась стать ему ближе, как могла. И Кайрис каждый раз искренне улыбался, когда видел, что она не опасается его.