Хаосовершенство - Вадим Панов

– И все равно грустно.

– Тебе не повезло – ты живешь в эпоху перемен.

– Или в конце времен?

Быстрый взгляд на Филю – ответная улыбка.

– Мир устоит.

– Уверен?

– Он, собака, живучий, так что устоит, – пообещал Таратута. – И такой талант, как ты, Рус, без дела не останется.

– Пока я вижу лишь наступление хаоса.

– Ха-аос и совершенство следуют друг за-а другом, – неожиданно выдал всеми позабытый Олово.

– Ого! – Таратута с веселым удивлением посмотрел на маленького слугу. – Ты где это подслушал?

– Я-а…

Но закончить фразу Олово не успел: дверь распахнулась, и появившийся Зяблик выплеснул дурные вести:

– На Болоте совсем плохо!

– Рауля Хмурого давят!

Истошный вопль странного содержания вызвал закономерную реакцию:

– Ты что, пьяный? – Тимоха Бобры выразительно посмотрел на влетевшего в кабинет Петруху.

– Кто? – деловым тоном осведомился Николай Николаевич.

– Народ!

– Какой еще народ?! – взревел Тимоха. – Мы, твою мать, бандиты, а не верхолазы. Мы с народом заодно!

– Весь юг в заднице! Безы ушли нах, а Рауль с остатками канторы отступает к Сущевке…

– Это наша территория!

– Тимоха! Не ори!

Субтильный Николай Николаевич не часто позволял себе повышать голос на старшего, скорого на расправу брата. Знал, что Тимоха его не тронет, поскольку уважает за ум и дальновидность, но положением своим не злоупотреблял. А потому окрик дал мгновенный результат: здоровяк заткнулся.

– Петруха, говори по делу, – распорядился Николай Николаевич.

– Сегодня утром на Смоленке фургон с «синдином» нашли…

– Он что, сифилис, что ли, чтобы его «нашли»? – недоверчиво прищурился Тимоха.

– Фургон в аварию попал, кузов кокнулся, водила с сопровождающим с перепугу деру дали. Люди смотрят – «синдин»…

– Много?

– Тысяч двадцать доз.

– Так они радоваться должны, – заметил старший Бобры. – Такая халява с неба свалилась.

– Некоторые обрадовались, – подтвердил Петруха. – Говорят, там прямо на тротуаре ширяться начали. Другие, что поумнее, коробки тырили, пока кто-то безам не стукнул. Патруль приехал, попытался добро забрать, народ вздыбился.

– Вполне понятно.

– Началась с безами пальба, но слух-то уже пошел. Кто-то заорал, что Рауль специально товар держит, чтобы дороже сбывать. И началось…

– У Рауля «синдина» уже неделю нет, – проворчал Тимоха.

– Это провокация, – ровным голосом произнес Николай Николаевич.

– Что?

Пальцы младшего брата пробежались по клавиатуре коммуникатора, затем он несколько мгновений вглядывался в новостные ленты и подтвердил предположение:

– Провокация. В сети гудят, что канторы сговорились и специально придерживают «синдин».

– Черт!

– «Жирафу» сожгли! – закончил доклад Петруха. – Всё.

Ночной клуб «Жираф» служил неудачливому Раулю штаб-квартирой.

– Хмурый всегда был идиотом, – процедил Тимоха. – Поделим его наследство.

Здоровяк до сих пор не понял то, что мгновенно просчитал умный Николай Николаевич: провокация была направлена не против Рауля. Впрочем, объяснять ничего не требовалось, события разворачивались настолько стремительно, что сами обо всем говорили.

– Несколько минут назад пустили слух, что в «Приюте маньяков» полно «синдина».

– Твою мать!

– Его же там нет!

– Будешь объясняться с толпой? – Николай Николаевич угрюмо посмотрел на братьев. – Кому-то нужна большая заварушка.

– Это Тагиев, – скрипнул зубами Петруха. – Он, сука, к Болоту давно подбирался.

– Или тритоны.

– То есть? – Петруха удивленно посмотрел на младшего брата.

– Тритонам нужен Мутабор, а начать решили с Болота, чтобы Мертвый не знал, за что хвататься, – объяснил Николай Николаевич.

Прокомментировать предположение Петруха не успел.

– Митроха на связи, – сообщил Тимоха и подключил «балалайку» к большому коммуникатору. Из динамиков полился голос четвертого Бобры:

– Братва, вокруг «Приюта» херня какая-то творится! Народ вооружается, на улицы прет! Это что, вашу мать, революция?

– Это, нашу мать, большая задница! – рубанул Тимоха. – Ты «Приют» удержишь?

– У меня всего десяток парней!

– Тогда уматывай, – распорядился старший Бобры. – Бросай все и мотай в кантору.

Ночной клуб «Приют маньяков» считался жемчужиной в короне преступного семейства. Через него Бобры вели торговлю оружием и проводили изрядную часть сделок по наркотикам. В его подвалах было полно товара, но сейчас деньги беспокоили Тимоху в последнюю очередь. Жизнь брата главнее.

– В «Приюте» хренова туча автоматических пукалок, – заметил Николай Николаевич. – Уличным уродам они очень пригодятся.

– Значит, и мы внесем посильный вклад в это дерьмо, – горько хохотнул Петруха.

– Срочно собираем всех, – распорядился Тимоха. – Удержим кантору, отобьемся, а потом… – Он сжал здоровенный кулак так, что хрустнули суставы. – А потом поищем тех, кто эту пакость устроил.

Как бы странно это ни звучало, Пэт приехала на Сретенку не только для того, чтобы забрать Мамашу Дашу. Она приехала попрощаться с особняком, который стал ей настоящим домом. Приехала сказать «спасибо». Приехала сказать «прощай». Приехала сказать «прости». Посмотреть на старые стены, погладить старые двери, послушать скрип старых половиц. Особняк навсегда оставался в прошлом, и теплые слова были единственным утешением, которое могла предложить Патриция.

– Каждый из нас когда-нибудь умрет, и мне жаль, что тебе придется сделать это в одиночестве.

Пэт постояла на кухне, вспоминая разговоры, которые вела здесь с Олово – занятый приготовлением пищи слуга казался ей идеальным слушателем. Несколько минут посидела на своей кровати, рассеянно поглаживая рукой одеяло, затем заглянула в кабинет Кирилла, где, к некоторому своему удивлению, обнаружила на столе жемчужные четки с брелоком в виде головы дракона. Но уже через мгновение девушка вспомнила, куда отправился отец, и поняла, что пронести в Последний Храм своего тайного помощника Грязнов не мог. Поколебалась, однако оставлять четки в пустом доме не стала, положила в карман куртки.

«Отдам отцу на Станции…»

«Вряд ли…» – едва слышно отозвался особняк, но Пэт его не расслышала – на коммуникатор поступил вызов.

– Да?

– Патриция! Ты где?!

– Матильда?

– А кто же еще?

– Подожди! Дай я скажу! – Второй голос принадлежал Мамаше Даше. Но и ее вопрос не блеснул оригинальностью: – Патриция, ты где?

– Дома.

– Просто дома? Ты что, ничего не знаешь? – Судя по голосам, Мамаша и Матильда перепуганы.

– Пэт, на Болоте беспорядки! Рус и ребята блокированы! Я…

«Началось!»

Глаза Патриции похолодели.

– Не высовывайтесь! Я сейчас приду.

Рауль Хмурый, самый авторитетный уголовник южного Болота, всегда знал, что жизнь его, веселая, разудалая и полная опасностей, будет оборвана чьей-нибудь недоброй рукой. Или снайпера подошлют, или машину взорвут, или еще как-нибудь доберутся. Одним словом, все будет благородно и красиво.

Эту свою перспективу Хмурый воспринимал философски – бизнес есть бизнес. Но… Сгинуть в пучине уличных беспорядков? Пасть от руки обдолбанного наркомана, схватившегося за дыродел ради дозы? Позор. Самый настоящий позор.

И поэтому озверевший Рауль гнал остатки канторы на север, надеясь укрыться на территории Бобры. Гнал пешком, потому что все уровни Садового уже встали, но понимал, что не успеет.

Стратегическую ошибку Хмурый совершил двумя часами раньше, когда приказывал до последнего защищать «Жираф», искренне веря в силу своей канторы. Теперь же время для отступления было потеряно, беспорядки начались на всем Болоте, и у Рауля оставался единственный шанс выжить: оставить людей и забиться в какой-нибудь надежный угол. Однако такой вариант Хмурый даже не рассматривал…

– В настоящий момент беспорядками охвачено все Болото, кроме районов, граничащих с сектором Мутабор. Сначала вспыхнул юг, затем северо-запад и север. Восток не поддавался чуть дольше, но полтора часа назад там тоже обнаружили фургон с «синдином», и люди вышли на улицу.

– Тритоны, – проворчал Кауфман. – Давай не будем путать их с людьми.

Сергей Зарубин, начальник Управления общественной безопасности московского филиала СБА, едва заметно пожал плечами:

– К сожалению, на улицы вышли именно люди. Тритоны начали, однако прорвало всех.

Под ударами последователей Сорок Два рушится экономика, как следствие, падает уровень жизни. Работы становится меньше. Люди недовольны. Электронные деньги рвут ломщики, те, кто успел перевести сбережения в наличные, становятся жертвами обычных преступников. Люди медленно звереют и копят ненависть. Нарывало не только в Москве – повсюду. И вскрыл гнойник все тот же Сорок Два, организовавший нападения на Мутабор. Прокатившиеся по миру беспорядки показали, что власти плохо контролируют ситуацию, и их продолжение было лишь вопросом времени.