Кризис-менеджер для Золушки - Вик Лазарева

гладит второй рукой мою попку и делает смачный шлепок, который вырывает из моей груди протяжный стон. Наслаждаюсь его вкусом, его реакцией, бешено возбуждаюсь от того, что вытворяю и уже не в силах сдерживаться. Очень хочу ощутить его внутри, но если он хочет, то я доведу его до конца. Даня гладит меня по попке и, подталкивая, страстно шепчет:

— Иди уже ко мне, — улыбается и целует в губы, дразня языком. — Хочу видеть твои глаза. Хочу тебя всю.

Он приподнимает меня за плечи, я встаю, снимаю трусики и, прижимаясь к нему грудью, медленно сажусь сверху. Даня прикрывает на пару секунд глаза от удовольствия, беззвучно разомкнув губы, а я издаю тихий протяжный стон. Обожаю такую позу. Мне нравится, когда мы смотрим друг другу в глаза, целоваться удобно и он так глубоко… Невероятное ощущение. Медленно двигаюсь, целую и дразню язычком шею, ухо, а он ласкает меня обеими руками. Неторопливо вверх, вниз. Даня снимает мой топ, освобождает грудь и обхватывает горячими губами упругий сосок, играет с ним языком, нежно покусывает и сжимает уверенной рукой второй. Какое блаженство. Медленно вверх, вниз, круги бёдрами. Неторопливая прогулка по волнам страсти и наслаждения. Неповторимая эйфория, от ощущения его внутри себя, пьянит меня. Такое чувство, что у меня передоз эндорфинов, потому что я, как в трансе, будто мой мозг отключён от реальности и я парю где-то в небе. Дарю ему жаркий поцелуй, упиваясь вкусом любимых губ и ловя его вздохи наслаждения. «Боже, как же хорошо!» — ликует моё тело и сознание.

— Мой сладкий, — жарко шепчу ему в губы после поцелуя. — Самый вкусный.

Он улыбается и снова меня целует в губы, перемещая поцелуи на шею, а я запрокидываю голову назад и чувствую щемящее жжение в клиторе, предвещающее струйный оргазм. Даня крепче сжимает меня за талию, ускоряя мои движения. Мы переходим на сумасшедший ритм и меня охватывает запредельное ощущение экстаза. Такое чувство, что меня просто внутри разорвало на мелкие частицы. Я уже издаю громкие стоны и крики, сжимаясь в судорогах и впиваясь ногтями в его плечи.

— О-о, Боже! Даня-я-я!

Я совсем теряю связь с реальностью и, подняв руками волосы, парю, парю…. Он рывком сильно прижимает меня вниз к своим бёдрам и издаёт стон, упираясь в мою шею губами, шумно выдувая воздух и обжигая своим дыханием. Всё моё тело вибрирует от его грудного рыка. Я чувствую, как он изливается в меня пульсируя — непередаваемые ощущения. Вот из-за этого я и ненавижу резинки, они приглушают чувствительность и не дают таких потрясающих ощущений, поэтому предпочитаю другие методы предохранения.

Обхватываю обеими руками его шею, прижимаясь к нему всем телом и, опьянённая удовольствием, в порыве страсти кусаю за мочку уха. Непередаваемый кайф не покидает меня и я продолжаю двигаться, тихо постанывая и мурлыча, как кошка. Только у него получается доводить меня до крышесносного сквирта. Никому до него не удавалось. Теперь я уверенна на сто процентов — он мой!

— Ты потрясающий. Люблю тебя, — шепчу я, глядя ему в глаза и целую. — Это было невероятно, — добавляю на выдохе и ловлю его довольный взгляд с расширенными зрачками.

— И ты была на высоте, Золушка! — целует меня в губы и, глядя в глаза, добавляет: — Я же говорил, что любишь, — видит мой удивлённый взгляд. — Я понял это, когда ты плакала во время оргазма.

Я его снова целую, мы тесно прижимаемся друг к другу, растворяясь в тягучей неге, Молчим и слышим, как наши сердца гулко стучат в груди, будто хотят вырваться на встречу друг другу, а наше сбивчивое дыхание щекочет слух.

— Люблю, но ты знаешь, что я очень ревнивая? Терпеть не могу обман и предательство, — ещё не отдышавшись, говорю я.

Я снимаю галстук с шеи и накидываю его на шею Дани, сделав один оборот вокруг.

— Если ты хоть раз изменишь мне, я тебя… — тяну обеими руками за концы галстука к себе, — придушу. Нет! Украду в клубе пистолет и застрелю. Игривые искорки блестят в его зелёных глазах, и он улыбается.

— Я говорю серьёзно. Это совсем не смешно, — поднимаю я бровь. — Ты знаешь, что у меня ещё в школе была кличка «бешеная».

— Ты горячая, а не бешеная, — он целует меня в губы. Мы вместе смеёмся. Даня гладит меня пальцами по щекам.

— Это я бешеный. Ты видела это. Я, когда увидел то видео, я готов был убить того парня. Я тебя в тот момент так сильно ненавидел, что, наверное, убил бы вас обоих. Потом… потом я успокоился немного, потому что боялся тебя потерять. Я понял, что уже не смогу без тебя, — грустно говорит он. — А когда увидел его у твоего дома, думал, точно размажу его по асфальту, но ты меня смогла успокоить. Ты меня остановила. Я ладонью глажу его по щеке и нежно целую в губы.

— Ты так же на меня действуешь. Когда я выхожу из себя, то в твоих руках я быстрее успокаиваюсь, чем обычно. И мне совсем не страшно и спокойно с тобой, когда ты меня обнимаешь. Даня трепетно целует меня и выдыхает. Мы соприкасаемся лбами, закрываем глаза и так сидим ещё минуту.

— Нам нужно в душ, — говорю я. — А то мы уже прилипли друг к другу.

Даня смеётся и, крепко обхватив меня руками, встаёт вместе со мной с дивана. Идёт в душ, а я крепко держусь за его шею, обхватив ногами.

— Мы как сиамские близнецы, — говорит он смеясь.

— Фу-у, Даня! Это ужасно! Мне больше нравится, как «слипшиеся карамельки».

Смеёмся вместе и он, пошатнувшись в дверях ванной, ударяется плечом о проём, а я, выскользнув из его рук, снимаю чулки, которые до сих пор на мне. Он отодвигает стеклянную дверцу и включает воду.

— Иди сюда, Карамелька, я тебя помою, — Даня затягивает меня за собой под тёплые струи воды, продолжая смеяться. — А мне нравится. Теперь будешь моей Карамелькой, а не Золушкой, — игриво улыбается, обнимая меня сзади.

— Сладкой, ягодной карамелькой, — он гладит мой живот и скользит рукой ниже. — Моя «ягодка», соскучилась по мне?

Снова смеёмся вместе, и я отдаюсь во власть его нежных рук. ***

Открываю глаза и майское яркое солнце, полностью освещающее комнату через огромное окно, ослепляет меня. Я прищуриваюсь, сладко потягиваюсь в кровати, переворачиваюсь на бок и, хлопая глазами, смотрю на светящиеся электронные часы на тумбочке у кровати. 12.40 «Вот это мы поспали!» — улыбаюсь я. Немудрено после такой долгой ночи. Мы то проваливались в сон,