Череп Субботы - Георгий Зотов

Мертвый Мельников выполнил свою часть работы: звякнул в Святогорский монастырь и попросил отца Иакинфа, коего не видел 20 лет, пустить на могилку «одну поклонницу». Все прошло без сучка и задоринки. По плану Мельников и его дочь должны были охотиться за артефактами вместе – два монстра всегда лучше, нежели один. Связной не учел, что зомби легко подчиняется создателю, даже на солидном расстоянии… и Мари-Клер заставит труп доктора танцевать под свою дудку. Когда один хозяин отдает зомби приказ, второй не может его отменить. О’кей, любой на этом свете ошибается. Он не сказал мамбо ни слова в упрек, лишь попросил советоваться с ним… в экстренных случаях. Надо было заранее, до начала операции, заказать церемонию с куклами, но… все крепки задним умом.

С профессором в итоге пришлось расстаться, а вот девица еще послужит, хоть и серьезно пострадала при штурме собора Иоанна Крестителя в Турине – сломаны два ребра, пули разорвали печень, раздробили лопатку.

Да, там было опаснее всего. Предвидя жаркую схватку, он попросил Мари-Клер выделить пять своих слуг для этой атаки, в качестве смертников. Печень зомби не нужна – а вот с костями вперемешку ходить тяжело. Но если машина не угроблена вконец, ее чинят – он отправил девушку в окрестности Гонаива на капитальный ремонт, умелица Мари-Клер вставит в ее тело кости от других трупов. Интересно, девка догадается, что она мертва? Зомби ничего не знают о себе. Они не трупы, нет… люди, не помнящие прошлого.

Связной, обрюзгший человек с седыми волосами, неряшливо одетый, обладатель пивного брюшка, еле поднялся из кресла – это сложно дается располневшим людям. Глянув на часы, прикинул время до отлета. Слава богу, осталось уже недолго, Каледин и Алиса ничего не успеют. Ладно, пора заняться сборами чемодана. Путь неблизкий, а вещей требуется взять прилично – одних антисептиков с полкило. Карибы – опасное место…

…Примерно в двух кварталах от дома связного, на втором этаже замка Бутырской тюрьмы пребывал объект его мыслей – надворный советник Федор Каледин. Стоя посреди узкой камеры Хабельского, он созерцал стены, насвистывая печальную Feuer und Wasser [42]. Комендант находился рядом – больше всего он напоминал студень, непонятно почему украшенный полковничьими погонами. Тюремщик беспрестанно трясся, вытирая лысину платком – под черепной коробкой вспыхивали красочные картины последствий, включая разжалование и поездку в Сибирь. Моргнув, Каледин вздохнул – тяжело, как дышит уработавшаяся за день ломовая лошадь.

– Полковник, – попросил он, – не откажите в любезности, дайте тряпку.

Комендант, не думая, поспешно протянул ему мокрый от пота платок. Каледин протер сиденье раскладного стула и сел. В глубине души он возносил молитвы об одном – только бы колдун сейчас не взял иголку.

– И как давно это случилось? – с грустью поинтересовался Федор.

Теперь вздохнул уже комендант – набирая воздух в легкие.

– За час до вашего приезда, – жалобно сказал он. – Я вам звонил, но…

– Знаю, – оборвал его Каледин. – Я был недоступен… Как ему удалось?

– Он нас обманул, – пролепетал комендант. – Словно переродился после беседы с вами. Сказал, что будет требовать досрочного освобождения. Затребовал стульчик, гербовую бумагу и ручку – написать апелляцию, а потом… Раскрошил зубами пластик от очков, и вот… сами видите-с.

Казалось, в «одиночке» нет живого места: она вся была покрыта пятнами багрового цвета, и Федор даже изумился – разве в одном человеке может быть столько крови? Похоже, он прыгал по камере или танцевал… Танцевал – и резал себя осколками. В считанные секунды зэк истек кровью. Сам Хабельский сидел на нарах, прислонившись к стене – мертвое лицо в красных брызгах застыло в улыбке. Сначала он перерезал артерии на обеих руках, а затем – яремную вену. Большие красные буквы над головой струились вниз загустевшими каплями, образовывая послание мертвеца:

ДО ВСТРЕЧИ, КАЛЕДИН!

– Стоило вам покинуть Бутырки, и он сказал, что вы обязательно снова приедете, – отводя глаза, пробурчал полковник. – Наверное, уже знал, на что пойдет… сволочь. Чего теперь прикажете делать, ваше высокоблагородие?

Федор поднялся со стула, возвращая коменданту окровавленный платок.

– А что тут сделаешь? – пожал он плечами. – Тащите в морг.

…Городовые на крыльце изучали его пропуск «на выход», когда экран сотового показал красного чертика с вилами, заливаясь пронзительным визгом. В такие моменты умудрялась трезвонить исключительно Алиса.

– Я вся в сборах, – затараторила она. – Посмотрела на weather.yahoo погоду. Придется купальник взять… бикини, конечно… там ведь пляжи и жарища…

– Ты лучше гроб захвати, – посоветовал Каледин. – Учитывая, в какой мы оказались яме со всем этим колдовством – он тебе скоро понадобится.

– Я звякнула Муравьеву, – обиженно засопела Алиса. – Он обещал помочь с доставкой багажа в аэропорт… сказал, выделит урядника Майлова, дабы тот вещи нам дотащил… ты существо изнеженное… а он мужик здоровый, да…

– Вещи? – испугался Каледин. – Сколько же ты их берешь?

– Семнадцать чемоданов, – с достоинством ответила Алиса. – По минимуму, ты не волнуйся… даже если придется умирать, так что ж… должна быть приличная одежда для моих похорон? Ну, а если меня захватят в плен и превратят в зомби… то я желаю быть зомби в новом платье, модельных туфлях, с запахом духов и накрашенным мертвым лицом. Тебя скоро ждать?

Каледин прочитал короткую молитву – в основном там содержались слова благодарности Богу всемогущему, что ему повезло не родиться женщиной.

– Нет, – безразлично произнес он. – Пожалуйста, ужинай без меня.

– Что-то не так? – встревожилась Алиса.

– Да, – благожелательно ответил Федор. – Причем все сразу.

Отключив телефон, Каледин грустно подумал: ему не хватает последнего подтверждения собственной догадке. Маленькая строчка черным шрифтом, в скобочках… увиденная в досье, добытом с помощью захмелевшего Кропоткина. Да, все ясно и без нее, но… это соберет полную схему в голове, словно конструктор «лего». Пожалуй, вот т у д а он и поедет.

Прямо сейчас.

Troisieme partie:

САМЕДИ

Те, кто правит этой ночью, – сделают, как хочешь ты.

Мы царствуем давно над миром, танцуя в сумрачной тени…

Глава первая

Хунфор

(Та самая хiжина, окрестности Гонаива)

…Боли опять не было – стабильное состояние. Червинская подумала: она уже начала привыкать к тому, что ее нет. Однако когда из твоего тела щипцами вытаскивают раздробленные кости – рассуждая логически, это должно быть больно. У нее сохранились смутные воспоминания о боли… наверное, что-то неприятное. Елена безучастно смотрела, как пахнущие специями черные руки старухи доставали из-под кожи осколки костей. Червинская терзалась необъяснимым чувством, сидя бок о бок с Мари-Клер – как ребенок, после долгого перерыва увидевший мать. Радость, восторг и желание ласки. Вероятно, так оно и есть. Старуха-негритянка – первое человеческое существо, которое она увидела, очнувшись от сна. Девушка испытывала к ней даже большее доверие, чем к связному — они с Мари-Клер связаны друг с другом невидимой нитью. Женщины общались на английском – французский старухи был похож на орлиный клекот, в нем присутствовала куча незнакомых и откровенно чужих слов.