Большая книга ужасов – 90 - Мария Евгеньевна Некрасова

боялся, что Егор или мы побежим догонять. Бежал он в правильном направлении, так что всё нормально.

Егор стоял к нам спиной и выл, прижимая к себе пакет с драгоценными своими банками. Обычными металлическими из-под всякой там кока-колы. Они у него всегда с собой в этом замусоленном пакете с порванной ручкой, завязанной узлом. Егор даже спит, говорят, с пакетом в обнимку. Что с него, дурачка, взять! Где он эти банки находит в лагере, который день и ночь убирают тучные стада техничек, – загадка. Подозреваю, что он так и приехал со своим пакетом. Однажды, когда мы пошли купаться с его группой, Егор чуть не погиб из-за такой вот банки. Увидел на дне и пытался достать, пока трусы за корягу не зацепились. Ревел потом, потому что так и не достал. Уходить не хотел, еле уволокли.

Киту нравится думать, что Егор эти банки сдаёт. Так хоть какая-то польза есть, а значит – и какая-то логика в Егоркином поведении. Но это всё Китовый трусливый оптимизм. Мне, может, тоже хочется думать, что все инвалиды в метро вечером расправляют подогнутые ноги и едут домой ужинать. А вот чтобы Егор добровольно отдал кому-то банку, даже за деньги, я себе не представляю. Это не заработок, это страсть. Ненормальная, больная, как все страсти. Только ещё и дурацкая. Так-то Егор хороший парень, добрый, если святое не трогать. Но угадайте, какое любимое развлечение у малышни в лагере и за что получил конкретно тот пацан?

– Злобный карлик! – Кит сплюнул мелкому вслед, а Егор успокоился, как по команде, и разулыбался нам:

– Вы купались?

– А? Чёрт, волосы-то мокрые! – Кит зло потянул себя за чёлку и выжал на нос пару капель.

– Нет, – говорю. – Вспотели просто, бегали. В столовку с нами пойдешь?

Егор покачал головой и ушёл, брякая своими банками. Призывать его к порядку, говорить: «Думай иногда, кого бьёшь», – было бы глупо. Егор старше нас, а читает по слогам.

Кит толкнул дверь, и я не услышал привычного столовского гвалта, но удивиться не успел, вошёл. Все были здесь. Несколько сотен человек сидели за столами – не стучали ложками, не болтали, как все нормальные люди, а, кажется, пялились на нас. Кит, ничего не замечая, уже шёл к нашему столу, а я так и застрял в дверях, неудобно, когда на тебя все смотрят. Я уставился в ответ поверх голов типа: «Чё пялитесь!» – а сам слушал Китовы шаги, такая была тишина. Но кто-то в конце концов стукнул ложкой, кто-то разочарованно брякнул: «Живые». Мне стало смешно, я захихикал, кто-то подхватил, и столовка тут же наполнилась нормальными человеческими звуками вместо этой похоронной тишины.

У нашего стола Кита уже отчитывал Лёха. Меня увидел:

– И тебя касается! Поедите – сразу ко мне. Пока без вещей. Родителям долго за вами ехать, успеете собраться.

– Лёш, да ты что! Мы только на минутку вышли!..

– Я всё сказал. Жду. – И ушёл с таким видом, будто у него дел много.

– Остынет! – подмигнул мне Кит и пододвинул поднос с обедом. – Держи, я тебе уже взял. Здесь, говорят, в первую смену кто-то пропал, вот все и стали параноиками. Будем ныть, что вышли на минутку за улетевшим мячом. Простит, он отходчивый.

– А вы что, у забора в футбол играли? – Только сейчас я заметил Сашку. Этот балбес сидел прямо рядом со мной и пальцами выуживал ягоды из компота.

– Да! – Мы рявкнули это хором с Китом, потому что нечего всяким Сашкам правду знать.

– А подрались-то с кем?

– Между собой. Понял?

– Так бы и сказали. А то Лёха весь лагерь на уши поднял, меня вот послал вас искать… В ту смену в нашей группе, и правда, двое мальчишек пропало. Одного нашли потом мёртвого.

Сашку мы уже не слушали. Кит вдохновенно налегал на картошку, а я ковырялся в тарелке и думал, что домой не хочу. Не наотдыхался ещё. Мне и здесь неплохо. Есть, конечно, свои минусы. К речке, вот, приходится сбегать, потому что режимом предусмотрено два купания в неделю, да и на те Леху не уговоришь. Этот человек будет счастлив тогда, когда мы все разляжемся по кроватям и заткнёмся. И чтоб до конца смены! Думаю, он бы и еду нам в постель приносил, лишь бы не рыпались никуда. Когда его нанимали воспитателем, похоже, не предупредили, что работать придётся в детском лагере, а не в доме престарелых. Вот он и злится.

– …А живот у него был вспорот очень странно: ни на зубы, ни на нож не похоже, а как будто руками рвали. Все кишки…

– Фу! Чё за столом рассказываешь?! – Я залепил Сашке подзатыльник и локтем опрокинул тарелку. Красная лужа борща стекала со стола мне на штаны. Вот и поели.

– Псих! Дуй за тряпкой давай! Я правду говорю, а ты дерёшься!

– Сам знаю, куда мне дуть! Поговори ещё!

Кит изумлённо уставился на нас обоих: он, похоже, и про кишки не слышал, был занят своими мыслями. Я, конечно, пошёл за тряпкой, выслушивая в спину, какой я псих. А когда вернулся, застольная беседа о трупах была в разгаре.

– Ты видел? Ну, кишки, живот вспоротый, что там ещё… Ты же здесь вроде с первой смены кукуешь. Должен был видеть!

– Нет, – насупился Сашка. Кит пожал плечами, о чём, мол, тут говорить, и занялся своей картошкой.

– Но мне Лёха сам рассказывал! – не сдавался Сашка. – Он врать не будет!

Мне даже смешно стало.

– Он, – говорю, – чтобы ты за территорию не ходил, и не такое соврёт. Погоди, сейчас послушаем, что он для нас с Китом придумал. Я тебе перескажу, вместе посмеёмся.

Сашка надулся, а я вытер стол, отнес тряпку, сел и стал ждать Кита. Есть больше не хотелось, не люблю, когда мне за столом про кишки рассказывают.

– А что ж тогда вторую смену собрали и лагерь не закрыли? – Похоже, Кит просто дразнил наивного Сашку.

– Так поймали одного. – Сашка тут же забыл, что надулся, и с удовольствием продолжил: – Из местных. Только он ещё до суда в камере повесился. Потому что не виноват.

– Не виноват, так чего бояться?

– Много ты понимаешь! Тело второго мальчика не нашли. Убийца бы не забыл, куда спрятал. А самое главное, я слышал: человек не мог нанести такие раны. Да и зверь…

– А кто ж тогда? И что в тех ранах особенного?

– Не знаю, но…

– Не знаешь, не говори!

– Только парень умер не от ран, а от испуга.

– Кишки наружу, а умер от испуга? – влез Клязьма. – Я б от такого испуга…

– Дурак! Раны уже