Любовная капитуляция - Сильвия Соммерфильд

— Слева, — ответил тот.

Эндрю нашел развязавшийся ремень и затянул его под пристальным взглядом Донована. Проверив, все ли в порядке, он поднял глаза.

— Это все, что вам угодно, милорд? — спросил он тихо, но голубые глаза его сверкнули.

Мак-Адам зловеще усмехнулся:

— Пока что да.

— Хорошо, милорд.

Эндрю шлепнул скакуна по крупу и направился к своей лошади, — медленно, но не настолько, чтобы его поведение можно было расценить как вызов. Он вскочил в седло и лишь улыбнулся на свирепый взгляд Скотта. Вновь он мог вздремнуть и открыл глаза уже у самого замка.

Теперь от его сонливости не осталось и следа. Жадно вглядываясь вперед, Эндрю даже приподнялся в седле от нетерпения, чувствуя в себе, невесть откуда взявшуюся, энергию.

Миновав северные ворота, они очутились во дворе замка. Теперь уже Эндрю пристально наблюдал за своим соперником. Как он решил с ним поступить? Сейчас у него была последняя возможность бежать!.. И тут он увидел Энн. У Эндрю перехватило дыхание. Девушка стояла, закутавшись в плащ, и легкий шарф развевался по ветру. Лицо ее разрумянилось на холоде, и она стояла всего в каких-нибудь пятнадцати шагах от него. Неожиданно Крейтон почувствовал, что девушка дожидается именно его, ее глаза ищут его в толпе всадников. Он вдруг понял, что ей движет любовь, и от этой мысли на сердце у него стало тепло.

Энн шагнула к нему, и он, несмотря на грозящую опасность, ободряюще улыбнулся ей. Девушка вдруг побледнела, словно испугавшись за него… Гордость не давала ей сказать об этом страхе даже сестре. Эндрю понял, сколько бессонных ночей ей пришлось провести, как напряжены должны быть ее нервы, но сказать ей то, что ему хотелось бы, он не мог: слишком велика была опасность. Где это видано, чтобы слуга бросался к своей хозяйке и обнимал ее… Вечером или завтра утром он попытается увидеться с ней. А пока Эндрю тронул поводья и двинулся так, чтобы проехать рядом с ней. Он услышал тихий голос Энн:

— Как дела, Эндрю? Надеюсь, вы довольны вашей службой на новом месте. Вы отлично выглядите.

— Да, все хорошо, ваша светлость. ― Он почувствовал, как забилось в его груди сердце, и взглянул в лицо девушки, которую не видел столько времени. — Вы тоже замечательно выглядите. Я счастлив, что снова могу служить вам.

Больше они сказать друг другу ничего не успели: сзади подъехал Донован. Энн с улыбкой обратилась к нему:

— Моя комната в южной башне оказалась на редкость удобной, а комната леди Кэтрин устроит даже принцессу. Мы благодарны вам за такую заботу.

Эндрю, низко поклонившись, слез с коня и повел его на конюшню, чувствуя на себе пристальный, неприязненный взгляд Донована и нежный — Энн. Времени для бегства оставалось все меньше, но Эндрю решился продолжить игру до конца: будущее отношений между Англией и Шотландией по-прежнему зависело от успеха его дела. Но еще крепче, чем политические интересы, в Эдинбурге его удерживало чувство к Энн.

Кэтрин переборола свое стремление спуститься во двор, чтобы встретить прибывшее войско, наголову разгромившее мятежников. Ведь вполне могло оказаться, что Донован ранен… или даже убит. Для нее это означало бы свободу, но почему-то эта мысль мучила девушку, надолго лишая сна. Теперь же она не желала смиренно приветствовать приезд своего будущего господина, по воле которого через несколько дней должна была состояться ненавистная ей свадьба. Она знала, что во все концы страны уже разосланы приглашения, так что огромный замок, вероятно, будет тесен для гостей, замковых конюшен скорей всего не хватит, а приглашенные из числа менее знатных вынуждены будут делить комнаты друг с другом. Кэтрин видела, что за ней пристально наблюдают и обсуждают каждый ее шаг, поэтому ее выход на встречу Донована Мак-Адама будет расценен придворными сплетниками как победа последнего, а следовательно — как ее капитуляция. Зато ее невыход, по меньшей мере, должен был продемонстрировать силу ее духа и вывести из себя самовлюбленного жениха. Пусть побесится, подумала девушка. Может быть, он наконец поймет, что не все можно купить или взять силой.

Она подошла к окну и стала так, чтобы ее не было видно снизу. Взгляд ее перебегал от одного человека к другому, пока не выхватил из толпы знакомую широкоплечую фигуру. Донован стоял, разговаривая с каким-то человеком, одной рукой удерживал за поводья великолепного черного жеребца, а другой, держа украшенный перьями, шлем. От него так и веяло уверенностью и силой; казалось, он нисколько не устал после изнурительного похода.

С невольным интересом девушка вгляделась в собеседника Донована, думая про себя, что любой другой на его месте первым делом отправился бы к своей невесте. Любой, но не он, мелькнула у нее болезненная мысль. Для него она — лишь часть своего приданого…

Кэтрин, расстроенная, отошла от окна, и в это самое мгновение Донован взглянул вверх. В окне его невесты никого не было видно, и его, в свою очередь, больно задело равнодушие Кэтрин. Он прошел по коридору в ее покои и в восхищении замер на пороге: перемены обстановки, произведенные усилиями Кэтрин, были замечательны. В часовне также были сделаны приготовления к свадьбе: расставлены свечи, приобретены роскошные парчовые ризы. Кэтрин постаралась на славу, и с тем большим нетерпением Доновану захотелось увидеть ее саму.

Он решительно прошел по коридору и громко постучал в дверь. К его изумлению, ее открыла сама Кэтрин.

Мак-Адам вновь поразился ее красоте — во время похода у него не было времени думать о невесте, и ее образ немного потускнел в его памяти. От одного ее вида у Донована перехватило дыхание.

Темно-зеленое платье бросало блики на золотистые волосы Кэтрин, а в глазах ее плясали золотистые искры. В душе Донована проснулось чувство нежности к невесте, столь несвойственное ему, он жаждал, чтобы та приветствовала его поцелуем, жаждал обнять ее и целовать так, чтобы ее страсть соревновалась с его неистовством. Но Мак-Адам решил, во что бы то ни стало, скрыть свои истинные чувства.

— Разве у вас нет служанок, миледи? — резко спросил он, проходя вслед за ней в комнату.

— Дел так много, милорд, а времени так мало.

— Да, скоро наша свадьба. Ты прекрасно выглядишь, Кэтрин.

— Что ж, у меня все хорошо, — сказала она, стремясь голосом выразить холодность. Вспомнив о сестре, девушка первым делом спросила: — Могу я поинтересоваться о делах Эндрю? С ним все в порядке?

Если бы Донована полоснули палашом, удар едва ли получился бы более разящим: на какой-то момент ему показалось, что ревность и ярость задушат его. Он уже был готов отдать приказ об аресте Эндрю, и теперь еще больше утвердился в своем намерении. Англичанин мог оказаться кем угодно, но одно Донован знал точно: он не из тех, кто повинуется приказам, а из тех, кто их отдает.