Кровавый Гарри - Ираклий Берг

очень хочется, ну очень, а прав на него у меня никаких. А потому — Правда моя не может мириться с подобной Несправедливостью…

— Так то на Арене! Тут государство может понять (и поймет) как покушение на его собственность, оно же твой опекун и наследник!

— А.

— А в городе совсем другое. Можно и Правдой не рисковать. Тут царь не вмешается, ибо с твоей стороны дерзость будет, малохольный, с твоей. Вот я, дескать, крутой как драконьи яйца, вот артефакт редкостный, попробуй отбери! Я ведь не абы кто, а цельный гладиатор, боец за Справедливость, фу-ты ну-ты, подходи! Тебя грохнут тупо из принципа. За хамство. Неуважение. Окорбление. И будет это уже не как алчность поганая, а как поставить свинью в стойло, раз ей в хлеву неуютно!

— Понятно. Оставлю его здесь. Жаль, конечно, но нет ни малейшего желания портить себе выходной.

— Правильно.

— Самуил тоже не брал его в город?

— Разумеется, никогда не брал.

Так мы и пошли. Настроение было чудесным, хотелось срывать цветочки с клумб и дарить людям, целовать девушек, переводить бабушек через дорогу и кормить уток. Иван окинул меня по-хозяйски критичным взглядом, кивнул, и отворил дверь. За ней была комната, размером как и моя, только без обстановки и проходная. Иван прошел к противоположной двери, открыл и ее, кивком приглашая меня возглавить шествие. Так я вышел в город.

Показалось, что я оглох и немного зарябило в глазах. Мы вышли на многолюдную площадь, по которой гуляли, бродили, стояли, спешили по делам много людей. Очень много. Я замер. Посмотрел под ноги — брусчатка. Метрах в пятидесяти перед нами распологался большой фонтан, окруженный лавками, облепленными людьми. Мужчины, женщины, дети, в одеждах самых немыслимых раскрасок и фасонов. За фонтаном площадь продолжалась до домов высотой в семь-восемь этажей, похожие по архитектуре на "сталинки", только украшенные лепниной, между которыми лучами расходилось несколько улиц.

— Пойдем, присядем. — Иван толкнул меня локтем, выводя из ступора. Мы прошли к лавкам, где мой вассал бесцеремонно согнал стайку мальчишек, разодетых черт знает во что, и уселся сам.

— Присаживайся, в ногах Правды нет.

— Присаживаюсь.

Сделал это я очень вовремя, так как одновременно с этим увидел откуда мы вышли. Все что я видел изнутри — песок, ограда, ряд комнатушек с дверьми, чистое небо, солнце. С этой же стороны, моему взору представилось циклопическое здание, в пять этажей, да каких. Да какое здание…

— Это ведь Колизей, — пересохшим горлом прохрипел я.

— Ага. Он самый. А ты думал, что в цирке выступаешь?

— Порою кажется, что да.

— Ахаха. Да, малохольный, что-то в твоих словах есть. Но так не хочешь выступать в цирке — не будь клоуном, только и всего. Скоморохом не будь.

— Ты не поверишь, я стараюсь как могу.

— Знаешь, — Иван задумчиво почесал бороду, — я тебе верю. Нельзя так дурака валять как ты это делаешь. Нарочно захочешь — не получится. Но и понять как оно так — не выходит. Так что я просто не удивляюсь, а что тебе надо — сам решай. Мое дело телячье.

— Ты мне на несколько вопросов ответь лучше, теленок.

— Валяй.

Я огляделся еще раз. Площадь внушала, фонтан, брызги от которого долетали до нас и освежали — внушал. Дома вокруг площади — внушали. Количество людей, их наряды, будто вобравшие в себя моды и стили от фараонов египетских и до джентельменов викторианской англии — возвращали чувство нереальностм. Колизей шокировал.

— Ну так скажи мне, теленок, где я?

— В городе.

— А как зовется этот город?

— Солнцедар. У тебя все вопросы такие будут? Первую букву азбуки сказать?

— Нет. Но скажи, сколько в азбуке букв?

— Сорок. Ты точно не издеваешься? Смотри, я хоть и слуга, и клятву принес, но…

— Точно. Издеваюсь я совершенно иначе.

— Благодарю, сюзерен, утешил.

— Не за что. Почему люди так странно одеты?

— К каком смысле странно?

— Ну, например, вот! — И я указал ему на семью из двух взрослых и двух детей. Мужчина был облачен в доспех японского самурая, а женщина в платье времен галантного века. Так это называлось в моем прошлом мире, во всяком случае. С детей спрос меньше, но наряды арлекина и индейскского вождя диссонировали друг с другом. Местным было все равно, никто не обращал внимания, поскольку в подобном бардаке нарядов находились решительно все.

— А что в них такого?

— Ничено, если не считать, что их наряды совсем разных стилей, которые совершенно не подходят друг другу. Не гармонично.

— О, здорово! Теперь ты рассуждаешь как дворянин, но все равно задаешь детские вопросы.

— И все-таки?

— Да нормальная одежда, в чем проблема? Каждый видит в себе то, что хочет видеть. И подчеркивает это. В чем плохо?

— Я не сказал, что прям плохо. Но выглядит как хаотичный слет реконструкторов.

— Не знаю кто это, но ты говоришь так, словно это что-то плохое. Люди одеваются как хотят. Они ведь не маги.

— А маги так не одеваются? Хоть что-то хорошее.

— Маги, как и все прочие, одеваются как хотят. Только они не хотят.

— Мммм… ладно. Проехали. А это что? — Я указал на Колизей.

— В каком смысле?

— В смысле постройки. Ее масштаба. Почему я не вижу ничего подобного изнутри? И не слышу?

— Иногда мне кажется, что ты, Максим Юрьевич, и не маг вовсе. Два плюс два сколько будет?

— Четыре.

— Ну вот. Знаешь. А почему вода мокрая спросить не хочешь?

— Не хочу.

— Я еще ладно, привык. Вернее, для меня ты как игрушка непонятная, птица говорящая, сюзерен. Но Михаила от подобных вопросов тебе лучше уберечь. В своих собственных интересах. Хотя по этому вопросу даже он намекал, что ты ненормальный, который будто не соображает.

— Так почему?

— Что почему?! — Взорвался Иван громким сердитым шепотом. — Потому что ты гладиатор, тебя за ногу, ты и не должен ничего видеть