Провалившийся в прошлое - Александр Абердин

В принципе оставалась только одна трудноразрешимая проблема - черные дарги. Если они, конечно, не вымерзнут грядущей зимой. Хотя кто знает, сколько таких типов шастает еще далеко на юге. А вдруг там действительно живут атланты, которые наладили их оттуда? Митяй гдето читал, что восточнее Кавказа неандертальцы не встречались. Точнее там не находили их костей, а это еще ни о чем не говорило. Тем не менее это как раз кроманьонский человек шастал по всей Сибири и даже добрался до Серверной Америки, а потом дотопал и до Южной. В общем будущее обязательно покажет, кто и где живет и он надеялся увидеть своими собственными глазами берега не только Африки, но и этой самой Северной Америки. В том, что уже через несколько лет он сможет изготовить дизельный двигатель, точно такую же стапятнадцатисильную восьмерку, как и на Шишиге, Митяй нисколько не сомневался. Обязательно сможет и тогда Шишиги покатят из Дмитрограда во все стороны. А что, нефть у него имеется, а раз так, то и изопреновый каучук для производства шин он сможет получить, как и его аналог для других изделий из рапсового масла. Ну, а все остальное он какнибудь сделает.

На следующий день, с утра пораньше, начались трудовые будни. На этот раз Таня уже не кормила скотину, а следила за тем, как это делают трое кожемяк, а Митяй в это время показывал остальным ученикам, как и чито готовить на завтрак. Потом трое кожемяк остались в мастерской сгонять волос, а они поехали на красные глинища, расположенные по другую сторону Нефтяной реки. Таня была при всем оружии, так как ей предстояло стоять в боевом охранении, когда Митяй с двумя парнями станет отвозить на Шишиге, с которой он снял гребное колесо, глину. Все трое будущих гончаров принимали глину, затаскивали ее бадьями на сито, просеивали в грохоте, одновременно смешивая с песком и золой и замачивали в большом деревянном бассейне. Через шесть дней, когда им завезли песка, красной и белой глины, они начали формовать кирпичи и осваивать гончарный круг, а их товарищи тем временем занимались заготовкой леса и Таня снова стояла в боевом охранении, наконец забросив лук за спину и взяв в руки «Ремингтон», хотя для охраны вполне хватало одного ее мощного ведловского взгляда. Лес Митяй и его команда заготавливали немного дольше, восемь дней, зато завезли и сложили на просушку не менее двух тысяч кубов, причем самого разного.

Так постепенно, за какихто три недели, все ученики Митяя Олеговича, так теперь они стали его зватьвеличать по требованию Тани, полностью включились в работу, а сам он прошел через еще один этап своего ведловского развития. Правда, это стоило ему десяти дней воздержания и ночевок в лесу, рядом с тем костерком, у которого он и Таня всю ночь разговаривали глазами через огонь. Результат был налицо. Юная, но уже очень умелая, знающая и могущественная ведла, совершенно непостижимым для него образом открыла Митяю душу этого мира и соединила его с природой тысячами прочных, постоянно вибрирующих струн. В Митяе в эту таинственную, мистическую ночь чтото переменилось, но самое главное, в нем словно бы ожила память предков, трудяг и пахарей во все века. Он не мог описать этого словами и перевести на язык формул, но зато принялся постигать одну за другой множество истин и для него тоже наступил период обучения длиной во всю будущую жизнь.

Митяй понял главное. Он попал как раз в ту самую эпоху, когда юному Человечеству больше всего пригодился бы Учитель, если это, конечно, комуто нужно. Правда, теперь он стал несколько иначе относиться к своему провалу во времени и стал думать, что это не было случайностью. Он сразу же установил следующий распорядок дня: шесть утра - подъем и аврал, связанный с кормлением скота до семи утра, а также гигиенические процедуры и приготовление завтрака; в семь утра завтрак и приятные разговоры до начала работы; в восемь утра все уже находились на своих местах и трудились до часу дня; в час дня перекусон на рабочем месте, короткий отдых и еще четыре часа работы в цехах, причем последний час, по сигналу колокола со смотровой башни, все занимались приборкой в мастерских и подготовкой к завтрашнему рабочему дню. После этого с пяти часов вечера всем давался час на то, чтобы помыться, и они собирались в угловой комнате на втором этаже; в шесть часов начинались занятия и до восьми утра алары учили русский язык в его устном и письменном виде, а также получали другие знания. В восемь вечера они ужинали и для всех наступали бы счастливые часы отдыха, но ученики, не зная, чем занять себя до отбоя, то есть до десяти вечера, приставали к Митяю и он по часу, полтора учил их изготавливать украшения, вязать, шить и прочим премудростям.

Иногда в производственных процессах наступало такое время, что делать было нечего, Митяй устраивал всякого рода авралы и толоки. Так, навалившись всем скопом на огород, они в три дня выкопали всю картошку, сахарную свеклу и топинамбур. Ну, а для того, чтобы потом не пожалеть о каждой потерянной минуте, двенадцать дней круглосуточно шла сладкая охота. На вахту регулярно заступали два человека, все кроме Тани. В четырех новеньких больших чугунных котлах запаривались помытые и очищенные от кожуры корнеплоды сахарной свеклы, а затем из них, с помощью пресса, в большой новой давильне выдавливался коричневатый сахарный сироп. Его пропускали через три фильтра, угольный, из жженых костей и кварцевого песка, после чего уваривали в громадном, трехсотлитровом котле, нагреваемом паром, и отливали из него сахарные головы. Сахара получилось много, почти шесть тонн, так что наступила сладкая жизнь.

Уже через месяц все мастера имели не только удобную, прочную рабочую одежду и обувь, но и щеголяли в обновках, а физиономии всех трех кожемяк походили своим сиянием на тульские самовары и они уже стали загадочно говорить о новой зимней одежде, которая всех удивит. Митяй челноком сновал из одной мастерской в другую, продолжая свою бесконечную лекцию и одновременно с этим занимаясь теми делами, которые были пока что не по зубам его ученикам, хотя с каждым из них он не раз и не два по часу, а то и по два разговаривал глазами. Пока что днем и без костра, но именно так, как его научила Таня. Митяй назвал этот процесс раскрытием сверхчувственного восприятия и эта процедура давала просто феноменальные результаты. Чистый, словно лист бумаги, мозг этих парней, не засранный всяческой враждебной и совершенно ненужной человеку информацией, начинал впитывать знания, словно пересушенная губка. Да, но вместе с этим Митяй ведь и сам овладел техникой ведловского слова и потому обучение шло вперед семимильными шагами. Особенно тому, что его ученики имели возможность подержать в руках и попробовать на зуб. Всякие отвлеченные знания отскакивали от них, словно горох от стенки.

И вот тутто Митяй очень скоро сообразил, что в сознании каждого человека, вставшего на путь ведловства, а все пятнадцать его учеников могли по нему следовать, автоматически устанавливаются фильтры истины, через которые было просто невозможно втюхать даже начинающему ведлу лживую информацию. Его мозг воспринимал только строгие научные факты, напрочь отвергая все домыслы. Инстинктивно, на какомто чуть ли не космическом, а может быть субатомном уровне любая информация фильтровалась и в мозг ученика поступала только та, которая либо проверялась Человечеством веками, либо нарабатывалась Учеными с большой буквы. Всякая туфта попросту отсеивалась, как никому ненужный хлам. Странно, но когда Митяй рассказал своим ученикам об астрологии и нумерлогии, те сходу все схавали, а обычно молчаливый и немного сумрачный Тимофей, который быстрее обоих своих друзей прогрессировал в кожевенномеховой мастерской, задумчиво сказал:

- Я так думаю, Митяй Олегович, ежели капусту нужно обязательно солить в новолуние, то в новолуние и шкуры надо загружать в чаны, а не заталкивать их туда, когда не попадя.

Ну, это что, куда большее потрясение испытал Митяй тогда, когда пришел в литейку с одним единственным желанием, сварить из того, что есть, действительно хорошую сталь. Кузнецы тем временем уже вовсю стучали молотками, а горн с утра и до вечера полыхал огнем. Он начал с того, что подправил футеровку и поменял газовую горелку, установив новую, с регулируемым факелом. После этого Митяй отобрал чугунные чушки, заложил их в плавильный тигель и, как сомнамбула, принялся плавить чугун, то и дело подбрасывая в тигель минералы, содержащие в своем составе нужные присадки, а также разнообразные флюсы, в том числе даже кварцевый песок, самую обыкновенную глину и древесную золу, отчего на поверхности расплавленного чугуна образовался почти десятисантиметровый слой расплавленного шлака. Он слил шлак и продолжил варить сталь, при этом чуть ли не бросая в ревущее пламя бензиновой горелки укроп и петрушку. Ну, а потом, шестым чувством угадав, что сталь готова, принялся разливать ее по теперь уже земляным и огнеупорным формам, изготовленным по моделям, причем литейную землю он тоже изготавливал по разным рецептам. Собственно чудеса начались позднее, когда Митяй прокатал отлитые для пил полосы стали, насек зубья, закалил их, наточил и установил на доведенную до ума пилораму. Пилы без напряга пилили любую древесину и вообще не садились и не теряли остроты зубьев.