Мизери - Стивен Кинг

Так вот чем был заляпан халат. Ее едой. И вот чем от нее разило. Он вспомнил, как она показалась ему пильтдаунским человеком. Он представил себе, как она сидит здесь и запихивает руками в рот мороженое или заливного цыпленка и запивает пепси, просто ест и пьет в глубокой прострации.

Пингвин, сидящий на ледяной глыбе, был на месте, но множество других керамических безделушек она пошвыряла в угол, и теперь там лежала груда острых осколков.

Перед глазами у Пола стояла картина: Энни, слизывающая крысиную кровь с пальцев. Красные полосы от ее пальцев на простыне. Она лизала крысиную кровь так же машинально, как поедала мороженое, желе и глазированные пирожные. Жуткие картины, но они послужили ему прекрасным стимулом не тянуть время.

Ваза с сухими цветами на кофейном столике опрокинулась; под столиком валялось блюдо с засохшим заварным кремом и большая книга с надписью на обложке: ПУТЬ ПАМЯТИ. Энни, не стоит ходить Путем Памяти, когда ты в депрессии; впрочем, думаю, ты знаешь это по сегодняшнему опыту.

Он пересек комнату. Прямо перед ним была кухня. Направо шел короткий широкий коридор, заканчивающийся передней дверью дома. В том коридоре была лестница, ведущая на второй этаж. Удостоив лестницу беглым взглядом (покрывающая ступеньки ковровая дорожка в некоторых местах заляпана мороженым, на перилах кое-где блестящие жирные разводы), Пол подкатил к двери. Он полагал, что если и есть для него выход из этого дома, то это кухонная дверь; через нее Энни выходила кормить животных, через нее же галопом выскочила навстречу мистеру Городской Шишке. Но и эту дверь стоило проверить. Может произойти чудо.

Чуда не произошло.

Он знал, насколько круты ступеньки, ведущие с крыльца, но если бы там и был предусмотрен спуск для инвалидных колясок (такое предположение он никогда не признал бы возможным в игре «Ты можешь?»), он не смог бы им воспользоваться. Дверь была закрыта на три запора. С засовом он, пожалуй, справился бы. Но были еще два замка «Крейг» – по словам его приятеля Тома Твифорда, отставного полицейского, это лучшие замки в мире. А где же ключи? Гм… давай-ка посмотрим. Может, мчатся в Место для Смеха Энни Уилкс? Даааа, сэ-эр! Дайте-ка ему сигару и бикфордов шнур прикурить!

Он дал задний ход по коридору, напоминая себе, чтобы справиться с охватывающей его паникой, что он особенно и не рассчитывал на переднюю дверь. Оказавшись в гостиной, он повернул кресло и направился в кухню. Кухня представляла собой старомодное помещение; на полу – светлый линолеум, потолок обит жестью. Старый, но бесшумный холодильник. К дверце прикреплены три магнитные игрушки – ничего странного, все они изображают лакомства: полоска жевательной резинки, плитка шоколада «Херши», батончик «Тутси». Одна из дверец шкафчика была распахнута настежь, и Пол увидел полки, аккуратно накрытые клеенкой. Окна большие, так что здесь должно быть светло даже в пасмурные дни. Очень милой должна бы быть эта кухня, но она не казалась милой. Открытый мусорный бак лежал на полу, и из него вытекала тонкая струйка, сочащаяся из гнилых объедков, но не только в этом состоял беспорядок, и запах из бака был не самым мерзким в кухне. Был еще другой запах, и хотя он существовал главным образом в воображении Пола, но был не менее реален, чем запах гнили. То был запах парфюм де Уилкс – запах больного разума, запах мании.

В кухне имелись три двери: две в стене слева и одна как раз напротив Пола, между холодильником и нишей для буфета.

Сначала Пол направился к дверям слева. Одна из них вела в подсобное помещение; Пол догадался об этом еще прежде, чем увидел за ней пальто, шляпы, шарфы и сапоги. Отрывистого визгливого скрипа петель было достаточно. Через другую Энни обычно выходила на улицу. И эта дверь была закрыта на засов и два «крейга». Ройдманы, не войдете. Пол, не выйдешь.

Он представил себе ее смех.

– Гнусная, вонючая сука!

Он стукнул кулаком по дверному косяку. Удар вышел болезненным, и он зажал ладонью рот. Он терпеть не мог, когда подступившие слезы застилали ему глаза, но ничего не мог с собой поделать. Паника поднималась во весь рост и спрашивала, что же он намерен делать, что же он теперь намерен делать, ради всего святого, это же последний шанс…

Первое, что я намерен делать, – это как следует обдумать ситуацию, мрачно сказал он себе. Можешь еще ненадолго сохранить хладнокровие? Думаешь, у тебя получится?

Он протер глаза – рыдания не помогут ему выбраться отсюда – и осмотрел стекло, составлявшее верхнюю половину двери. Это было не цельное стекло, а стеклянная панель, состоящая из шестнадцати маленьких прямоугольников. Он может выбить стекла в каждой секции, но после этого ему придется еще разломать рамы, а без пилы эта работа может растянуться на много часов. А что потом? Самоубийственный прыжок на заднее крыльцо? Великолепная мысль. Если он разобьет спину, это заставит его забыть о ногах. Да и недолго он пролежит под проливным дождем, дожидаясь смерти от переохлаждения. Тем и кончится это гиблое дело.

Нет выхода. Гвоздь тебе в задницу, нет выхода. Может быть, я действительно прыгну, но, клянусь Богом, только после того, как покажу моей самой большой поклоннице, насколько я рад знакомству. И это не пустое обещание, это священная клятва.

Мысль о том, чтобы отплатить Энни, помогла ему укротить панику больше, чем все выговоры самому себе. Немного успокоившись, он щелкнул выключателем, расположенным возле запертой двери. В результате над крыльцом зажглась лампочка, причем очень кстати – последний след дневного света исчез, когда он покидал свою комнату. И подъездная дорога, и весь двор были залиты водой и завалены тающими сугробами. Слегка повернув кресло, он впервые увидел дорогу, проходящую мимо дома Энни, но особой радости не испытал: эта дорога представляла собой две колеи посреди оседающей снежной массы, мокрой и блестящей, как шкура тюленя.

Возможно, она и запирает двери, чтобы не вошли Ройдманы, но ей нет нужды запирать их, чтобы я не вышел. Если я и выберусь отсюда в этом кресле, то застряну через пять секунд. Никуда ты не уйдешь, Пол. Ни сегодня, ни в ближайшие недели. Может, через месяц после начала бейсбольного сезона земля просохнет настолько, чтобы по ней смогло проехать инвалидное кресло. Может, ты, конечно, захочешь разбить окно и ползти вперед?

Нет, этого он не хотел. Легко представить, как поведут себя его кости, когда он проползет минут десять или пятнадцать по холодным лужам и тающему снегу, как издыхающий головастик. И даже если предположить, что он сумеет добраться до дороги, какова вероятность, что его подберет машина? Помимо «старушки Бесси», за время его присутствия здесь побывали всего две машины: «шевроле» Городской Шишки и тот автомобиль, что до смерти напугал его во время первой вылазки из своего «номера».