Безликий - Дебора Рэли

то удаляется. Вместо этого он настоял на том, чтобы приготовить на гриле пару стейков из лосося, которые он подал со свежим салатом и нарезанными фруктами.

Они поели в уютном молчании, после чего отправились в гостиную, где Ноа подбросил полено в камин, чтобы отогнать прохладный ночной воздух. Затем, уютно устроившись на диване, Ноа легко поцеловал ее в макушку.

— Винтер?

— М-м-м?

— Ты готова поговорить со мной?

Готова? Да. Воспоминания не вернулись полностью, но она смутно помнила, что произошло в ночь, когда умерла ее мама.

— Доктор Томалин считала, что у меня есть воспоминания, которые я подавляю.

— Она права?

Винтер вздрогнула.

— Да.

Ноа крепко обнял Винтер.

— Я с тобой.

Винтер прижалась ближе. Она так долго полагалась только на себя. У нее никогда не было никого, к кому она могла бы обратиться в трудную минуту. Узнать, что она может опереться на Ноа, оказалось удивительно приятно.

Это не слабость. Его поддержка делала ее сильнее.

— Я говорила тебе, что спала в ту ночь, когда мама забрала меня. — Она дождалась его кивка, затем нехотя погрузилась в воспоминания, вынырнувшие из защитного тумана, инстинктивно созданного ее разумом. — Я еще спала, когда она положила меня на заднее сиденье своей машины, а потом остановилась, чтобы заправиться перед тем, как ехать обратно в Ларкин. Я проснулась только тогда, когда услышала выстрелы. — Она помрачнела от неясного воспоминания о том, что проснулась от того, что водительская дверь оказалась открытой. В недоумении она села, выглянула в заднее окно и увидела, что ее мать лежит на земле. — Я помню, что закричала, когда увидела, что мама вся в крови, и, кажется, на заднем плане кричал кто-то еще. — В ее кошмарах звучал не один крик.

— Тилли? — уточнил Ноа.

— Наверное, так и было. — Винтер никогда не видела эту женщину, но предположила, что кричала именно она. Кто еще это мог быть? — Через несколько минут раздались сирены, вспышки огней и крики людей.

Ноа провел рукой по ее спине, успокаивающе поглаживая.

— Ты, наверное, ужасно испугалась.

— Да. — Она свернулась клубочком на заднем сиденье, пока спасатели бегали вокруг машины. Никто из них, казалось, не понимал, что она там. Только пожилой мужчина в ковбойской шляпе наклонился к машине и протянул руку. — Потом шериф Янсен отвез меня к себе домой. Он угостил меня горячим шоколадом и сказал, что я в безопасности. До сегодняшнего вечера все последующее оставалось в тумане.

— А теперь?

— Сейчас я помню, как сидела на кухне у шерифа, — медленно сказала она, снова став ранимой четырехлетней девочкой, которая только что видела свою мать, лежащую на земле в луже крови. — Он дал мне мятную палочку, размешать шоколад, а потом сказал, что придется подождать, потому что ему нужно сделать несколько звонков.

Ноа переместился, чтобы внимательно изучить ее лицо.

— И это тебя встревожило?

Винтер сделала паузу, позволяя далеким образам сфокусироваться. Она вспомнила, как сидела за деревянным столом. Ее ноги болтались над полом, и она раскачивала ими, потому что нервничала. Шериф говорил громко и весело, не переставая, пока перемещался по кухне. Оглядываясь назад, она поняла, что он делал все возможное, чтобы отвлечь ее. Убедившись, что она удобно устроилась с горячим шоколадом, он пообещал ей, что будет рядом, и покинул кухню.

— Он пользовался стационарным телефоном, поэтому находился в гостиной рядом с кухней, — объяснила она. — Я могла слышать все, что он говорил.

— Кому он звонил?

— Он пытался найти моего отца.

Ноа изогнул брови.

— Пытался?

— Я пила свой шоколад и слышала, как он делает звонок за звонком. — Винтер пронзила дрожь, холодные мурашки пробежали по позвоночнику. Как говорила ее бабушка… как будто кто-то ходил по твоей могиле? — Я слышала, как шериф спрашивал у того, кто отвечал по телефону, где он может найти Эдгара Мура, оставляя сообщения с просьбой перезвонить ему как можно скорее. Я начала плакать, потому что вдруг решила, что тот же человек, который причинил боль моей маме, сделал то же самое с моим отцом. Я поверила, что осталась одна на свете и что у меня больше никогда не будет ни дома, ни семьи.

На лице Ноа застыло странное безэмоциональное выражение, как будто он не хотел, чтобы она знала, о чем он думает.

— Где они его нашли? — спросил он.

— Я не знаю. — Она вздохнула. — В конце концов, за мной приехала бабушка и отвезла меня к себе домой. Я никогда не испытывала такого облегчения за всю свою жизнь. После этого я, должно быть, снова заснула, потому что, когда проснулась, папа нес меня в мою спальню в нашем доме в Ларкине.

— Ты знаешь, в каком это было часу?

— Нет, но уже рассвело, потому что папа подошел к окну и закрыл штору, чтобы не светило солнце, прежде чем выйти из комнаты.

— Что-нибудь еще?

Винтер попыталась вспомнить что-нибудь после того, как ее бабушка вошла в кухню. Вполне возможно, что Винтер настолько вымоталась, что упала в обморок, как только бабушка взяла ее на руки. И она твердо знала, что не просыпалась, пока не вернулась в Ларкин.

Однако оставались и другие воспоминания о том времени, когда она была старше, которые не давали ей покоя.

— Я больше ничего не помню о той ночи, но есть несколько споров между бабушкой и отцом, которые теперь обретают смысл, — призналась она.

— О чем они спорили?

— Я слышала только кусочки, но бабушка обвиняла отца в том, что его не оказалось рядом, когда я больше всего нуждалась. Всегда думала, что она имела в виду часы, которые он работал, пока я сидела дома одна. Но, возможно, она злилась, потому что его не могли найти в ту ночь, когда убили мою маму.

Ноа выдержал ее взгляд.

— Это может быть и то, и другое.

— Верно, — согласилась Винтер. Оглядываясь назад, можно легко понять едва скрываемую неприязнь ее бабушки к Эдгару Муру. Труднее угадать, что могло послужить первопричиной. Винила ли она Эдгара за безрассудное поведение Лорел? Или это обида за то, что он не сумел стать таким заботливым отцом, какого, по ее мнению, заслуживает Винтер? Или дело кроется в чем-то более скверном? Винтер почувствовала тошноту. — Ноа.

Он провел ладонью по ее щеке.

— В чем дело?

— Я не могу поверить, что мой папа мог обидеть мою маму, — прошептала она. — Я просто не могу.

— Нам известно только то, что в тот вечер его не было в офисе. — Он наклонил голову и нежно прижался губами к ее рту. — Все остальное — лишь домыслы.

— Почему