«ЕСЛИ» №6(208) 2010 - Сергей Цветков

«Вот я и получил последнее имя», — усмехнулся он.

Нашарил в кармане пиджака пачку презираемых цивилизованными людьми сигарет, закурил — здесь можно, здесь никто не видит. «Да и какое мне дело? Кто пожелает мне здоровья? Ведь теперь меня зовут Еремей-Ерёма-Ирод. Нельзя желать здоровья Ироду. Не принято».

— В Центр, — хрипло выдохнул он вместе с дымом.

— Не бережете вы себя, Сергей Павлович, — укоризненно прогудел глайдер. — Разве вам не известно, что курить в наше время просто неприлично? Хотите…

«И здесь нейрометалл, — подумал Еремей. — Хорошо еще, что не оружейный, хотя, может быть, и не очень хорошо. С оружейным я бы мигом разобрался».

Глайдер негромко булькнул и замолчал. Видимо, почувствовал что-то. Нейромашины вообще очень восприимчивы. Дальше они двигались в тишине.

Когда в начале XXI века появилось первое интеллектуальное оружие, никому и в голову не приходило считать его разумным или способным хоть на какие-то эмоции. К примеру, тот же боевой беспилотник, в сущности, оставался самолетом, снабженным более или менее совершенной вычислительной машиной, системой технического зрения для обнаружения и распознавания целей, подсистемами управления средствами поражения, ну и, естественно, самими средствами. Обыкновенная стрекоза по сравнению с ним была истинным совершенством. И не только в смысле аэродинамики, а прежде всего потому, что умела принимать решения и выполнять их. Однако стрекозу никто не считает интеллектуальным насекомым, а вот первые боевые аппараты, действующие без человеческого экипажа, сразу же были записаны в интеллектуалы. Хотя на самом деле экипажи и операторы еще как имели место быть, только находились не в кабинах беспилотных самолетов и не на танковых ложементах, а поодаль, там, где меньше риска погибнуть. Так что, как ни крути, а шовинисты мы, люди, все-таки. По крайней мере, по отношению к стрекозам. Да и к механизмам тоже.

«Убиваю не я, убивает оружие», — говаривал персонаж одного древнего компьютерного шутера.

Врал, подлец! Не оружие убивает, а человек. Потому что именно человек пишет программы для процессоров боевых роботов, а без этих программ железяка, пусть самая страшенная, ничего не может. Ничего не может, потому что ей ничего не нужно. Желание убить себе подобного присуще только человеку. Ну, и в какой-то степени некоторым животным. Впрочем, человек — существо весьма и весьма лукавое. Желание убить самому у него может начисто отсутствовать, но зато наличествовать воля и умение внушить это желание другому. Программисты, сочиняющие программы для боевых роботов, в большинстве своем милейшие люди. Они даже бабочку, сдуру угодившую в кружку с пивом, и то не прихлопнут. Аккуратно возьмут за крылышки, вытащат и посадят сушиться на край пепельницы. Программы эти добрые люди пишут, однако убойные. В прямом смысле этого слова. Потому что работа такая.

Человеческая цивилизация изменилась, когда были открыты аксонные межатомные взаимодействия и построены первые аксонные индукторы. Что такое эти самые аксонные взаимодействия, до сих пор так толком никто и не знает, но ведь и с электрическим током дело обстоит не лучше. Чтобы использовать — не обязательно понимать.

Короче говоря, при помощи аксонных индукторов появилась возможность создавать многосвязные структуры, подобные процессорным, в куске любого вещества. Причем вместе с необходимыми сенсорами. Работали эти структуры на основе возникающих между ними аксонных связей, и быстродействие их оказалось практически неограниченным. То есть суперпроцессор можно было состряпать из любого кирпича, если подвергнуть последний действию аксонного излучения, модулированного определенным образом.

Но аксонный индуктор — всего лишь преобразователь информационного потока в аксонное излучение.

Управляющие информационные потоки, как выяснилось, могли генерировать только живые существа. Люди.

Так на Земле появились нейровещества.

Так появился оружейный нейрометалл.

Так на Земле появились военные нейрооператоры.

Ну а потом и гражданские.

Все космические оборонительные комплексы, зенитные системы и системы залпового огня, танки и даже автоматы, да что там автоматы, саперные лопатки и десантные ножи, изготовленные из материалов, подвергнутых аксонной обработке, и те обретали разум. А вместе с разумом и сознание. Пусть неполное, но это сознание было частью сознания военного нейрооператора, вошедшего когда-то в управляющий кокон аксонного индуктора.

А скромный пенсионер Сергей Павлович Еремей некогда считался одним из лучших военных нейрооператоров своей страны. Разум множества боевых машин был аксонным отражением его разума в их металлической плоти, и пусть он, этот разум, был ущербен, по-детски наивен и слаб, но в некотором смысле все эти разумные истребители спутников, боевые орбитальные платформы, субмарины и зенитные комплексы были его детьми.

И только он, да еще немногие оставшиеся в живых старики-нейрооператоры, знал, как уговорить их умереть.

Или заставить.

Служебный глайдер миновал КПП и остановился у старомодного серого здания Центра. В здании размещался Генштаб всеобщего и полного разоружения, само сочетание слов было абсурдным и выговаривалось с трудом, поэтому все причастные называли его просто Центром. Армейские порядки здесь, однако, по мере возможности блюлись: сразу за турникетом, торчала стойка со знаменем, скучающие часовые у тумбочки вид имели не выспавшийся, но бравый — в общем, все, как в порядочной воинской части. Основной боевой задачей штаба являлась ликвидация разумного оружия, одним словом, пресловутое «всеобщее и полное разоружение». Людей «всеобщее и полное» коснется в последнюю очередь, но когда-нибудь коснется. И тогда от армии не останется ничего. Хотя… способность к убийству заложена в людях изначально, тот, кто нас программировал, дело свое знал туго, и каждый человек, каждый мужчина навсегда останется потенциальным солдатом, а значит — потенциальным убийцей. Если, конечно, Великому Небесному Нейрооператору не придет в голову поступить с людьми так же, как последние поступили со своими творениями. Вот тогда-то и наступит истинное «всеобщее и полное», только вот наслаждаться долгожданным миром во всем мире будет уже некому.

Впрочем, это все лирика. А на лирику у Еремея времени не было, да и ну ее, эту лирику, одно расстройство от нее.

Пожилой человек, подволакивая ногу, прошел по длинному, застланному красной ковровой дорожкой коридору и остановился у бронированной двери лифта. У двери, как и положено, сосредоточенно грезил о чем-то личном молоденький лейтенантик. Лейтенантик внимательно просканировал служебный пропуск, нажал кнопку вызова и с демонстративной небрежностью отдал честь.

«И этот тоже меня ненавидит, — подумал Сергей Павлович. — Впрочем, чему тут удивляться, он же не сегодня-завтра без работы останется. Хотя военные уже и сейчас превратились в разновидность чиновников. Нет солдат, остались одни генералы, адъютанты, денщики да завхозы. Честь убивать и умирать оставлена нейромашинам, люди только планируют операции, приказывают да блюдут дурацкие традиции. Впрочем, нет, кое-где солдаты все-таки остались. В военных оркестрах, например, но военные оркестры тоже из области военных традиций, как и гауптвахта. Интересно, существует ли она сейчас, гауптвахта, в просторечье «губа»?»

Возможно, причина скверного настроения лейтенанта была вовсе не в миссии Еремея. Может быть, офицерика мучило похмелье, а может, девка не дала, чином, дескать, не вышел, но почему-то думалось, что лейтенант все понимает и оттого зол.

Пронзительно запиликал служебный коммуникатор.

«Что там еще?» — подумал Еремей.

— Сергей Павлович, срочно зайдите ко мне, — командным голосом квакнул коммуникатор. Потом тихо добавил: — Подробности не по телефону.

И отключился.

«Главком по разоружениям», — с неприятным чувством подумал Еремей, покосился на офицерика у лифта и отправился в генеральский кабинет. Главком снисходил до личного разговора с пенсионерами-контрактниками только в случае крупных неприятностей. Неприятностей не хотелось, и так было хреново — только ведь куда от них денешься, от неприятностей?

Сергей Павлович повернулся и зашагал в сторону кабинета главкома. Лейтенантик проводил его злорадным взглядом и вернулся к своим служебным обязанностям — скучать и бдить.

Генеральские кабинеты заслуживают отдельного описания. Бывает, что в генеральском кабинете обнаружатся средневековый камин из дикого камня с коваными королевскими лилиями на решетке, белый рояль или аккуратно подвязанные кусты, усыпанные чайными розами. Но генерал не был бы генералом, если бы на каминной полке не выстроились на манер слоников мал-мала-меньше разнокалиберные снаряды от скорострельных пушек. На белом рояле не ерзал бы время от времени гусеницами действующий макет нейротанка «росомаха» последней модели, на шемаханском ковре не висел бы морщинистым стволом вниз именной масс-драйвер, а на полках книжного шкафа не теснились золотые корешки подарочных изданий каталогов оружия.