Утопия у власти - Михаил Геллер

Политические партии объединяли незначительную часть эмигрантов, зато большинство из них было членами воинских, земляческих, профессиональных, литературных союзов, обществ и объединений. Примерно до середины 20-х годов центром русской эмиграции была Германия, прежде всего — Берлин. В столице Веймарской республики насчитывалось 40 русских издательств, каждое из которых выпустило более тысячи названий, выходили три ежедневные газеты, журналы, отражавшие взгляды — от монархических до анархических, работали театры. В середине 20-х годов в Париже, который в это время стал центром русской эмиграции, насчитывалось до 300 организаций Только в Париже выходило 7 газет: монархические — «Двуглавый орел» и «Русское время», «Россия», издаваемая П. Струве, «Возрождение», представлявшая умеренный центр, «Дни», редактируемая А. Керенским, «Борьба за Россию», издаваемая Национальным комитетом (коалиция центра), наконец, лучшая из газет — «Последние новости» орган Республиканско-Демократического союза, возглавляемого П. Милюковым.

Публиковалось множество журналов, в том числе «Современные записки», выходившие с 1920 по 1940 год и остающиеся до сих пор ценнейшим документом русской культуры.

Трагедия отрыва от родной земли, трудности и невзгоды жизни в изгнании, мелочи повседневности, вечное недовольство Западом, мешали русским эмигрантам увидеть огромное дело, которое они делали, огромный их вклад в русскую культуру и жизнь. Творчество крупнейших русских писателей (в том числе И. Бунина и А. Ремизова), поэтов (в том числе В. Ходасевича и М. Цветаевой), историков, философов, богословов, ученых-естественников, инженеров, артистов художников, представляет собой составную неотъемлемую часть русского наследства. Но до сих пор не написана история русской эмиграции. Редкие понимали, что трагедия эмиграции имеет оборотную сторону. Лучше всего выразил это Владимир Набоков, в эмиграции ставший великим русским писателем. В годовщину Октябрьской революции он писал: «Прежде всего, мы должны праздновать десять лет свободы. Свободы, которой мы пользуемся, не знает, пожалуй, ни одна страна в мире. В этой особенной России, которая невидимо окружает нас, оживляет и поддерживает, питает наши души, украшает наши сны, нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и никакой силы, кроме нашей совести... Когда-нибудь мы будем благодарны слепой Клио за то, что она позволила нам вкусить эту свободу и в эмиграции понять и развить глубокое чувство к родной стране. Не будем проклинать изгнание. Будем повторять в эти дни слова античного воина, о котором писал Плутарх: «Ночью в пустынной земле, вдалеке от Рима, я разбивал палатку, и палатка была моим Римом».

В. Набоков писал этот гимн внутренней, духовной свободе в то самое время, когда в Советском Союзе кончались годы ожидания.

Кто кого

Тринадцатый съезд партии засвидетельствовал победу триумвирата, решившего владеть «кафтаном» Ленина коллегиально: председательствовал Каменев, доклад ЦК читал Зиновьев, подготовил съезд Сталин. Троцкий признал свое поражение. Но едва съезд закончился, Сталин начинает подкапывать позиции своих товарищей по триумвирату. Начинается неудержимое восхождение Иосифа Сталина.

Спор, который историки ведут уже полвека, продолжается: создал ли Сталин аппарат или аппарат создал Сталина? Стремление изобразить Сталина творцом «аппарата», «бюрократической машины», «бюрократической системы» — понятно: эта концепция позволяет делить советскую историю на досталинский, сталинский и послесталинский периоды. Нет сомнения, что аппарат существовал до Сталина. Как нет сомнения, что он его усовершенствовал и использовал для утверждения своей власти, так как хотели, но не смогли, другие претенденты. «Быть вождем-организатором, — писал Сталин в 1924 году, — это значит, во-первых — знать работников, уметь схватывать их достоинства и недостатки..., во-вторых, — уметь расставить работников...» Техника несложная, но эффективная: знать достоинства и недостатки (Сталин очень любил знать недостатки своих сотрудников), уметь их расставить, т. е. одних наградить, других — наказать. «Сейчас живется сытно, — признавал на Четырнадцатом съезде один из делегатов, — а не всякий подымет руку против, чтобы за это попасть в Мурманск или Туркестан».

Партийный аппарат — орудие Сталина, был эманацией партии, характер которой формировался, прежде всего, Лениным. В 1927 году объединившиеся противники Сталина — Троцкий, Зиновьев, Каменев, Крупская, Пятаков и другие — пишут письмо июльскому пленуму ЦК и ЦКК. Они клеймят господствующие в партии порядки, при которых «только на верху говорят, а внизу прислушиваются и про себя думают нечто другое. Недовольные, несогласные или сомневающиеся боятся поднять свой голос в партийных собраниях... Члены партии запуганы». Оппозиционеры хотят представить это положение, как результат политики Сталина. Однако, во время дискуссии, которая велась на страницах «Правды» в 1923 году, когда оппозиционеры еще не были оппозиционерами, а находились у власти, положение было таким же: «Партийные разучиваются сами думать, боятся, что-либо «ляпнуть» до указания сверху, ждут готовых решений и даже готовых мотивировок к этим решениям»; «шкурничество, прислуживание, боязнь высказать собственное мнение... все довольно сильно заняты вопросами назначений и перемещений»; «при команде сверху до низу масса партийной жизнью не живет. Выпирает казенщина, официальный дух с циркулярами... Развиваете наушничество, подхалимство и на этой почве — карьеризм»; «некоторые работники употребляют слово «товарищ» только тогда, когда обращаются к низшему по рангу человеку. Всякого высшего обязательно зовут по имени и отчеству». Все это излагалось в письмах в «Правду», в «юрьев день» для членов партии, по случаю дискуссии. И рассказывалось о партии Ленина. Когда на Четырнадцатом съезде партии член ленинградской делегации выступил с жалобой на доносительство, которое «принимает такие формы, такой характер, когда друг своему другу задушевной мысли сказать не может», его справедливо отчитал С. Гусев: «Фальшивишь ты, Бакаич, фальшивишь, поверь мне. Ленин нас учил когда-то, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, т. е. смотреть и доносить... Я думаю, что каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства». Через десять лет оппоненты смогут вернуться к проблеме доносов, сидя — и тот, и другой, — в Лубянской тюрьме. Но С. Гусев был совершенно прав, обвиняя «Бакаича», И. Бакаева, в фальши: вряд ли председателю Петроградского ЧК пристало жаловаться на доносы и был сто раз прав С. Гусев, напомнив, что доносы стали нормой партийной жизни при Ленине.

Не изобретя партии, получив ее в наследство от Ленина, Сталин партию улучшает, прикраивает по-своему, отбрасывая все то, что было в ней случайного, наносного. Он расширяет состав ЦК (в 1925 году 63 члена и 43 кандидата), выполняя рекомендацию Лени на, который полагал, что таким образом будет предотвращена борьба между Сталиным и Троцким. Он проводит «ленинский призыв»: с февраля до августа 1924 года в партию было принято 203 тыс. человек, что увеличило ее состав (члены и кандидаты) в полтора раза. В конце 1923 года обсуждался вопрос о проведении «партийной недели» и привлечении в партию 100 тысяч новых членов. Победило мнение, что «наши кадры не приспособлены к тому, чтобы принять столько новобранцев. Наши прокалочные печи — наши ячейки не обладают такой большой пропускной способностью, чтобы прокалить и закалить этот партийный молодняк...» Несколько месяцев спустя было принято 200 тысяч человек. Партия резко обновилась, новые ее члены уже не знали тех «случайных», «наносных» традиций, которые истреблял Сталин. Цель «ленинского призыва» заключалась в привлечении в партию пролетариев, «рабочих от станка». Но поток новобранцев» состоял в подавляющем большинстве из тех, кто искал привилегий. «Многие, — жаловался деревенский коммунист из Спасо-Деменского уезда Калужской губернии, — смотрят на партию, как на пирог с начинкой». Вступавшие искали должностей и получали их: рабочие от станка становились рабочими у портфеля», «выдвигались» и деревенские коммунисты. Но за привилегии нужно было платить: члены партии становились крепостными, они лишались даже минимума свобод, которыми в те годы пользовались советские граждане.

Обновленной в 1924 году партией руководит так называемая старая гвардия, старые члены партии. В начале 1925 года «старая гвардия», то есть члены партии, вступившие в нее до 1917 г., «члены партии с подпольным стажем», состояла из 8 249 человек. Всего в партии насчитывалось 401 481 человек. 56,6% членов партии вступили в нее между 1920 и 1924 годами.