Тварь внутри тебя - Брайан Ламли

Темный, похоже, читал его мысли так же легко, как если бы они слетали с губ Шайтиса.

— Разумеется, — ответил он, — с тех самых пор... да, очень и очень давно.

Шайтис внимательно смотрел в алые глаза с желтым ореолом. Странно: несмотря на обостренное восприятие, самого Шайтана он не видел, лишь его смутные очертания. Зрение Шайтиса не было в этом повинно: видимо, Шайтан экранировал свое тело, подобно тому, как Шайтис экранировал мысли... Неужели это все-таки он, Шайтан Падший? Разве живое существо способно жить так долго? По-видимому, способно, ведь Шайтис видит его своими глазами.

— Это не просто сон, — заявил Шайтис, покачав головой. — Я чувствую, это действительно ты, тот самый Шайтан, которого так боялся Керл Люгоц, ты — тот, о котором упоминают древнейшие предания Вамфири. Тебя в незапамятные времена изгнали сюда, и ты живешь здесь уже сотни веков.

— Ты прав, — донеслось из сгустка мрака, — я тот самый Шайтан, по прозвищу Нерожденный, твой далекий предок.

— О! — воскликнул Шайтис. Все становилось на свои места. — Мы одной крови!

— Это очевидно. Ты выделяешься среди прочих, как метеор среди неподвижных звезд, и я был таким же в те незапамятные времена, когда упал на землю. Ты всем похож на меня — и честолюбием, и умом. Во мне, Шайтис, твое начало и твое будущее. А в тебе — мое.

— Наше будущее связано?

— Неразрывно.

— Надеюсь, не здесь, не в этой промозглой пустыне?

— На Темной стороне и в тех мирах, что лежат дальше.

— Что ты хочешь сказать? — Шайтис встрепенулся; это слишком напоминало его недавний сон. — Ты говоришь об Адских Краях?

— Да!

— Ты что-нибудь знаешь о них?

— Было время, когда я там обитал. Давно, еще до моего паденья, когда я был сброшен на Землю.

— И ты все помнишь?

— Я ничего не помню об этом! — прорычал Темный, придвигаясь вплотную, и Шайтис отпрянул, как бы опасаясь, что Тьма окутает и поглотит его. — О, они отняли у меня память, когда изгнали сюда.

— И ты совсем не помнишь, кем был там и чем занимался?

И опять Темный надвинулся на него, вынудив Шайтиса вновь отступить, но не очень далеко, словно тот опасался, что вывалится из своего сна.

— Помню лишь свое имя и то, что я был честолюбив, горделив и хорош собой, — ответил Шайтан, как бы вторя прежнему сну Шайтиса. — Это было так давно, сын мой. Все меняется с течением времени. И я изменился.

— Что значит изменился? — попытался понять Шайтис. — Ты растерял гордость и тщеславие? Но эти пороки — неотъемлемый признак самого последнего Вамфири, и мы привыкли гордиться этим. Мы не может быть иными.

Шайтан покачал головой, укрытой капюшоном, и лишь движение малиновых точек в желтом ореоле выдало его, скрытого непроницаемым ментальным щитом.

— Мое тело, вот что изменилось. Мое прекрасное тело!

— Ну и что? — удивился Шайтис. — Это со всеми происходит, никто из нас не хорош собой — приходится мириться. Но красота не имеет никакого отношения к власти! Кое-кто из нас даже холит и лелеет свое уродство как символ мощи. — Невольно он вспомнил Вольша Пинеску.

Шайтан уловил мерзкий образ в мозгу Шайтиса.

— Да, он был безобразен. Но ему это нравилось! А мне — нет. Вамфири, при всем их физическом и умственном уродстве, просто красавцы — в сравнении со мной.

И в третий раз Темный придвинулся вплотную к Шайтису. Шайтис не шелохнулся, лишь рука потянулась к боевой рукавице. Его реакции не притупились, пусть это был лишь сон.

— Ты задумал плохое? — спросил он.

— Наоборот, — ответил Темный, — ведь мы теперь заодно, и надолго. Но знай, мое искусство дает многое, но кое-что берет взамен, и лучше бы тебе увидеть мой истинный облик.

— Так покажись!

— Я собираюсь это сделать, но хотел подготовить тебя.

— В том нет нужды. Я готов.

— Тогда гляди! — воскликнул его предок и убрал гипнотический экран...

Потрясение от того, что предстало его взору, вышвырнуло Шайтиса из сна, словно извержение пробудившегося вулкана. Он вскочил на ноги в своем ледяном гроте и уставился, широко раскрыв глаза, на сверкающие ледяные стены, ослепившие его после тьмы приснившейся вулканической пещеры. В его черном сердце был ужас от того, что показал ему Темный. Такого ужаса он не испытывал еще никогда, а ему довелось видеть всякое.

Это было больше чем сон, возможно — испытание, и потому видение после пробуждения не угасло, оставаясь таким же четким в его сознании, как изображение герба на флагах, развевающихся над башнями родного замка.

Шайтиса не так легко было шокировать, он и сам был чудовищем — во всех отношениях. Такие эмоции, как страх или ужас, давно не существовали для Вамфири — их сердцам был ведом только гнев. Если адреналин и поступал в кровь Вамфири, то никак не для того, чтобы обострить чувства и помочь спастись — нет, лишь для того, чтобы развязать животные инстинкты: стой и дерись, злобно, беспощадно! Даже века пребывания на Темной стороне воспитали у всех Вамфири чувство превосходства. Нет сомнений, что в этих краях они лидируют среди всего живущего — так же как Человек лидирует в своем мире.

Но Шайтис не всегда был Вамфиром — когда-то его, обычного человека из рода Странников, захватил Шайдар, отродье Шайгиса. Шайдар дал ему имя, сделал старшим рабом, то есть “сыном”, и передал яйцо вампира. Так что в свое время он хорошо знал, что такое страх. Шайтис помнил это чувство. Каким бы дьяволом ни стал человек, ужас, пережитый им в юности, обязательно повторяется в его снах. Тогда, пятьсот лет назад, его, похищенного со Светлой стороны, лорд Шайдар провел по многочисленным уровням своего величественного замка-утеса и продемонстрировал созданных им противоестественных гибридов-монстров. Это уже потом Шайдар выхаркнул ему изо рта в рот яйцо вампира, сделав его своим наследником, и навсегда изменил его сущность. А тогда зрелище потрясло юного невинного Странника.

Хрящевые твари, газовые звери, абсолютно невероятные животные и огромные резервуары на нижних уровнях, в которых троги и Странники тоже, превращались в чудовищных летунов или в не менее ужасных крылатых боевых зверей и в прочие порождения Шайдаровых экспериментов. Показывая оробевшему рабу самые кошмарные из своих творений, Шайдар наслаждался, мучая его сознание намеком на то, что и он может превратиться в уродливого безмозглого летуна с граненой головой или окованного костяной броней боевого зверя.

В те ранние дни ученичества Шайтиса непрерывно терзали во сне кошмары, навеянные зрелищем этих противоестественных уродов. Позднее, когда он уже восседал в тронном зале собственного замка, вампир в нем вытеснил эти страхи. Шайтис тоже стал мастером трансформаций и создавал в своих лабораториях первоклассных монстров. Его летуны отличались своеобразной странной грацией, свирепость его боевых зверей превосходила мыслимые пределы; да и прочие гибриды удавались на диво. Так что страх перед монстрами остался в далеких юношеских снах. Но даже в худших из них не являлись ему чудовища хотя бы наполовину столь отвратительные, как то, что показал ему Темный.