Далеко от Москвы - Василий Ажаев

У Беридзе ослабли ремни на лыже. Присев, он поправлял крепления. Алексей топтался возле него.

— О нашем нефтепроводе наверняка будет написано солидное художественное произведение: акт приемки и пуска, — подняв лицо к Алексею, сказал Беридзе. — Об инженерах Беридзе и Ковшове там наверняка не будет упомянуто... Я не тщеславен, Алеша, но иногда вспоминаю один рассказ Чехова; помнишь: в поезде завязалась беседа между крупным русским инженером и не менее крупным профессором. Инженер возвращается с торжества по поводу открытия моста, построенного им.

— Ну да. Собралось много людей, и все рукоплещут какой-то певичке, тоже приехавшей на торжество, — вспомнил Алексей. — Самого инженера затерли в толпе и никто не обращает на него внимания.

— Вот-вот! Это очень несправедливо. Такая несправедливость теперь исправлена в нашей жизни, но пока не вполне исправлена в литературе. Речь идет не об одних инженерах, а вообще о строителях, возводящих города, заводы, железные дороги. Ты прав: много ли хороших книг об этих людях? Весь Дальний Восток — сплошная новостройка, а строителям еще не нашлось подобающего места в литературе. Куда больше повезло Невельскому и Муравьеву или Пояркову и Хабарову!.. Говорят, в таких сложных делах писателю нужна дистанция во времени. Не знаю, не берусь судить — не моя специальность. Зато я знаю и люблю Маяковского, и вижу, что он отлично обходился без этой дистанции! Обидно представить себе, как в 2005 году в район строительства приедет писатель и будет рыться в «окаменевшем дерьме», перебирать архивные бумажки и расспрашивать о том, о сем древних стариков. Писатель же, наш современник, никак не решается покинуть Рубежанск, где, сидя в библиотеке, пишет сейчас еще одну очередную книгу о Невельском.

Инженеры поднимались на сопку, оставляя за собой елочки следов на снегу. Перевалив через гребень, Алексей, шедший впереди, оттолкнулся, чтобы скатиться по склону. Сугроб вдруг провалился под ним, и он почувствовал, что летит куда-то вниз. Потом он упал на бок, что-то хрустнуло под его подвернутыми ногами. С минуту Алексей лежал ошеломленный, медленно соображая, что произошло. Рыхлый снег залепил ему лицо, набился под шапку, за воротник и в валенки. Ничего не видя вокруг себя, Ковшов резко повернулся, чтобы приподняться. Лыжи остались на ногах, он кое-как снял их и, с силой втыкая в снег, стал пробиваться сквозь сугроб, ища выхода. Лыжи тотчас уперлись во что-то твердое — должно быть, в отвесную стену.

Алексей припомнил очертания ската, как видел его перед падением, и с трудом повернул обратно. Через два-три шага лыжи снова уткнулись в твердую преграду. Он громко позвал Беридзе, но крик словно ушел в подушку — снег тотчас же забил ему рот. Ковшов разозлился и с ожесточением стал пробиваться в другую сторону.

Скоро он почувствовал, что задыхается от недостатка воздуха и от собственной ярости. Нехватало еще погибнуть здесь, — так нелепо и бессмысленно!.. Он полежал немного, прислушиваясь к гулким толчкам сердца, и заставил себя успокоиться. Не торопясь, оттер заледеневшее лицо и опять принялся разгребать снег. Барахтаясь в нем, он упрямо полз вперед, останавливался на секунду, отдыхал и снова полз.

Внезапно Алексей услышал голос Беридзе и тут же обнаружил, что тьма вокруг как будто поредела, свет сбоку проникал к нему сквозь снежную толщу. Он всей силой подался туда и, еще не раскрыв залепленных глаз, почувствовал, что, наконец, вырвался наружу.

Ковшов обледенел весь, от шапки до валенок. Беридзе кинулся к нему, помог подняться и начал энергично отряхивать с него затвердевший снег. Заметив, что у товарища побелели щеки и нос, он стал оттирать ему лицо.

— Подожди, я сам, — сказал Алексей, еле шевеля застывшими губами. — Ты же мне свернешь набок всю физиономию!

Беридзе вдруг приник к нему и зашептал:

— Никогда так не волновался! Чуть с ума не сошел. Будь оно проклято, это место! Как ты еще голову не сломал!

Растирая лицо, Ковшов оглянулся на западню, из которой только что выбрался. Там, под осыпавшимся снегом, в сопке зияла глубокая расселина. Обнажившийся скат ее круто уходил вниз. Беридзе, наломав сухих веток, торопливо разводил костер. Когда Алексей неожиданно провалился, главный инженер уже готов был броситься следом на выручку, но побоялся, как бы не свалиться с отвеса на голову товарищу. Ища более отлогий спуск, он увидел, как и расселине оползал снег, и понял, что это вызвано движением Алексея внизу, под толщей сугроба. Тогда он быстро спустился с сопки.

— Что у тебя с ногой? — встревожился Беридзе, заметив, что Алексей прихрамывает.

— Подвернулась, когда упал, отойдет...

Лыжники уселись у костра, заодно решив и перекусить. Ковшов быстро отогрелся. Они уже со смехом вспоминали подробности происшествия.

— Дальневосточная тайга отомстила тебе за невежливый отзыв о ней, — шутил Беридзе.

С ногой у Алексея обошлось, и они двинулись дальше. Ковшов шел без палок, оставшихся на месте падения; у обеих лыж были отломаны пятки. Теперь путь инженеров пролегал в лиственничном лесу, где деревья стояли прямые и высокие, как колонны. Все живое, казалось, вымерзло здесь. Лишь скрип снега под лыжами нарушал тишину тайги. Беридзе остановился и прислушался — навстречу им несся шум.

— Лесорубы! — сказал Георгий Давыдович.

Вскоре отчетливо донесся звон пил, стук топоров и свист падающих деревьев. Неожиданно по лесу прокатилась бойкая задорная песенка — она доносилась отчетливо, будто птица какая-то, порхая над головами, пела ее звонким мальчишеским голосом:

Лесорубы, отточите топоры. Раз... два...Помахайте до вечерней до поры. Раз... два...А когда придет вечерняя пора. Раз... два...Вы подите отдохните до утра. Раз... два...

Алексей и Беридзе переглянулись с улыбкой и ускорили шаг. Перед ними открылась широкая просека. Бригада лесорубов валила лес, двигаясь навстречу инженерам. Спиленные деревья разделывались тут же, и возчики на лошадях трелевали их к дороге. Инженеры подошли к ближней паре лесорубов. Один из них, щупловатый курносый парень с озорными глазами, пел песенку, которая бодростью своей пришлась по душе Алексею и Беридзе.

Второй — громадный детина — возвышался рядом с товарищем, как гора. Он подсвистывал певшему.

Лесорубы покончили с очередным деревом и приняли приглашение Беридзе перекурить. Немедленно вокруг собралась вся бригада. Завязался стремительный разговор; инженеры расспрашивали лесорубов о работе, о делах участка. Те, в свою очередь, интересовались последними сводками с фронтов. Курносый парень назвался Фантовым, большой — Шубиным. Они похвастались: дают триста процентов выработки на каждого.

— Начальник участка Рогов поручил за три дня прорубить просеку — она нужна для выхода с участка к Адуну. Заодно наготовим древесины для шпалорезки. Полагаю, мы и за два дня управимся, — говорил Шубин.

Алексей взял у Фантова блестящую, отполированную пилу.

— Гитара! Вальс можно играть на ней, — сказал Фантов.

— Обыкновенная двуручная, — солидно поправил его Шубин. — Держим ее в исправности. Керосином, конечно, обильно смазываем, разводку зубьев делаем аккуратно. Зубья, как видите, отогнуты чуток, каждый пятый без развода, прочистной. Ну, и прием имеем в работе. Присмотритесь, — предложил он инженерам. — В секрете не держим, пожалуйста, передавайте в другое место. Шестьсот процентов везде пригодятся!

Шубин взмахнул топором и легко вогнал его в ствол. Дерево вздрогнуло и, как бы протестуя, загудело. Вырубив клин, Шубин, взялся за конец пилы. Инженеры ждали, когда Фантов запоет. И он запел песенку в новом варианте:

Лесорубы, отточите топоры. Раз... два...Отложите до осенней до поры. Раз... два...А когда придет осенняя пора. Раз... два...Вы возьмите в свои руки топора. Раз... два...

Пила нежно поднывала в лад лихой песенке и углублялась навстречу надрубу. Когда она целиком врезалась в мякоть древесины. Шубин нажал на конец пилы и резко повернул ее. И снова она заныла, зазвенела. Затем Фантов нажал на рукоятку и сделал поворот. Пила ходила ровно, очень быстро. В последний момент Шубин вернул пилу в первоначальное положение.

— Запоминай, Алеша, стахановский метод — понадобится потом, — говорил Беридзе. — Просто и эффектно! Пилу-то они не зря вертят — у них ее поэтому не зажимает. Когда они поворачивают, в дереве получается треугольник, вершиной к центру. Смотри, сейчас они его спиливают. Легко дело идет, и комель не портится.

Подпиленное дерево стало клониться на сторону.

— Берегитесь, товарищи инженеры! — зычно крикнул Фантов.

Постепенно убыстряя падение, дерево плавно и мягко свалилось в сугроб. На лесорубов сверху пала снежная пыль.

К полудню Беридзе и Ковшов выбрались на «зимник» — широкую и хорошо обкатанную дорогу. На ней, через каждые три километра, стояли грубо сколоченные деревянные избушки — блокпосты с селекторной и телеграфной связью. По зимнику в обоих направлениях сновали автомашины с трубами и порожняком. Лошади с заиндевевшими мордами и боками везли разный хозяйственный груз: сено, термосы с горячей пищей, дрова.