Бремя сильных - Андрей Олегович Рымин

— Не надо! Не надо! — скороговоркой вторил Кабазу перепуганный до смерти Лисек. Мальчишку трясло, слезы лились ручьем, сердце пацаненка бешено колотилось. Малолетний Чажан продолжал извиваться в могучих руках Кабана, но уже как-то вяло. Страх, предавший, казалось бы, сил поначалу, уступил место ужасу, эти силы немедля отнявшему. Ноги Лисека подкашивались — реши вдруг Кабаз отпустить паренька, тот бы наверняка рухнул.

— С дороги! Обоих проткну! — Злоба рыбачки сменилась нахлынувшей яростью.

— Уймись! Давай все обсудим! — предпринял последнюю попытку охотник.

Не сработало. Наконечник копья прыгнул к ребрам Кабаза, где, зажатая между предплечьем и бицепсом, торчала лохматая голова мальчугана. Дальше время раздумывать кончилось. Обретая свободу, Лисек рухнул на стылый песок, а рука Кабана ухватила древко и рванула так сильно, что рыбачку шатнуло вперед. Ноги Инги не справились с ускорением, и она шлепнулась рядом с Чажаном. Сверху девушку тут же накрыла тяжелая туша Кабаза.

Крики, стоны, борьба, гнев, бессильная ярость… Все стихло не скоро.

Мальчишка вполне бы успел убежать и запрятаться снова, но нет. Паренек лишь немного отполз от «Варханов», уперся спиною в челнок и так и остался сидеть, часто всхлипывая. Мужество окончательно покинуло Лисека. Нервы сдали, отвага иссякла, а воля ослабла настолько, что несчастного перестали слушаться ноги и руки. Малец жался к борту долбленки едва различимым в ночной темноте бесформенным дрожащим комком. То ли Лисек совсем разуверился в собственных силах, отметая возможность спастись, то ли просто сказались те четверо суток, что парень провел без нормальной еды, прячась в зарослях острова.

Мальчишка и так уже сделал все, что можно и нельзя. Несколько дней просидел неизвестно в какой норе. Кабаз три раза прочесал остров от края до края, но так и не нашел следов Чажана. Тот словно под землю провалился. Охотник уже было решил, что Лисек втихаря смастерил плот из плавника и удрал на нем к большой земле в темноте. Ан нет. Паренек все это время был здесь — терпел, носа не казал из своего укрытия. Лишь этой ночью сдался и, в конец отчаявшись, решился на побег. Небось, пустой желудок выгнал.

Малец подкрался к пляжу, где хранились лодки и, сдуру выбрав самую здоровую из них, тихонько поволок ее к воде. Вор умудрился кое-как стянуть свой груз к песку, но дальше дело встало. Челнок завяз, и все рывки мальчишки были без толку. Долбленка оказалась слишком тяжела, а тут еще и «Дарг»…

* * *

Все те несколько дней, что миновали после смерти Важги и других Чажанов, Кабаз с подругой по очереди дежурили у лодок. Разыскивать последнего из недругов вдвоем, прочесывая лес, не виделось разумным. Мальчишка мог в любой момент сюда явиться сам и, утащив челнок, дать деру. Что он попробует, коль будет такой шанс — сомнений не имелось. Не вплавь же ему остров покидать? Далековато будет. Удрать к большой земле возможно лишь на лодке, и эту истину, поди, парнишка понимал не хуже, чем Кабаз. Как, собственно, он разумел и то, что вечно прятаться тем более не выйдет. Для этого их островок был слишком мал.

Позволить мелкому Чажану улизнуть рыбачка не желала аж по двум причинам. Во-первых, месть! Та ненависть, что распирала Ингу в первый день, когда ее боялся и Кабан, со временем утихла ненамного. Произошедшее бесповоротно изменило девушку, что парень знал до острова. Веселая и бойкая когда-то, теперь она ходила черной тучей. Молчала, изредка срываясь на Кабаза без причин. Смотрела в пустоту. Подолгу думала о чем-то. Беззвучно и бесслезно плакала. Во сне металась, вздрагивала, бессвязно что-то бормотала, звала на помощь… Просыпалась с криком.

Кабаз же состояние подруги понимал и всячески старался подбодрить — порою неумело. Но гнев, в отличие от Инги, охотник ощущал лишь в самый первый день. Потом тот быстро схлынул. И понятно — все враги мертвы, а Лисек… Лисек он еще ребенок. Да и не делал паренек плохого бывшим пленникам. Держался в стороне, сидел в своем дозоре день-деньской, являясь в лагерь только по нужде — обычно за едой и на ночь. В отличие от «рыбаков», мальчишка был свободен, но, как и те, частенько выступал объектом для пинков и плоских шуток. Пусть пареньку и доставалось меньше — ведь свой же как-никак — а все равно тот прятал взгляд от взрослых и вечно ждал подвоха. Ходил ссутулившись, смотрел на всех с опаской, хмурился. Причем его отец, покойный нынче Жвага, участвовал в издевках наравне со всеми. Да… В этом все Чажаны… Гниль внутри. Да и снаружи изредка бывает, как помнилось Кабазу об одном из них.

Второе, что мешало парня отпустить — огласка. Зачем кому-то знать про двух островитян? Особенно Варханам. Еще заявятся. Припомнят сеть и лодку, и обман. Скорей всего убьют, или прогонят к западу от озера, что нынче равносильно смерти — там орда.

Подобные расклады Ингой отметались сразу, а потому приход мальчишки стерегли. Особенно ночами. Как именно им поступить с Чажаном, когда он будет пойман, охотник и рыбачка толком не решили. Пленение? Убийство? Изгнание на ближний островок, что выступал покатой плешью из воды чуть к югу от большого брата? Безродная склонялась ко второму, Кабаз напористо настаивал на первом. Остановились после долгих споров на последнем, но, видимо, так думал лишь Кабан, раз Инга сорвалась.

* * *

Неравная борьба закончилась одновременно с силами рыбачки. Охотник продолжал удерживать подругу на песке, поглядывая в сторону Чажана, и все думал:

«Что же мне с ним делать?»

Ответа на вопрос Кабан пока не знал, но мысль об убийстве отвергал заочно. Смертей и так хватало.

— Угомонилась? — прошептал охотник в ухо Инги.

Ответа не было. Рыбачка лишь порывисто сопела, придавленная тяжестью Кабаза.

«Обиделась. Ну, ладно. Отойдет со временем», — как должное воспринял Боголюб молчание подруги.

Рывком вскочив, охотник отступил от Инги и замер, ожидая продолжения. Напрасно. Девушка осталась на песке лежать не двигаясь. Через несколько ударов сердца к лицу сместились руки, и голова немного приподнялась. Плевок прочистил рот. На этом все. Рыбачка и не думала вставать. Кабаз был вынужден таращиться в затылок. К нему он свою речь и обратил:

— Прости, что так… Но мальчишку я тебе убить не дам.

Упрямое молчание рыбачки ответило красноречивей слов.

— Я для тебя и так уже девятерых убил, — с упреком продолжал охотник. — А если хорошо подумать, то и весь десяток.