Глаз дракона - Энди Оукс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Товарищ полицейский, идите к нам синеглазых детишек делать!
Он карабкается вверх, тащит за собой Чжиюаня. Смотрит через щели забора из толстых сосновых досок. Липинг стоит с другим мужиком посреди сада. Смеются. Пьют. Смотрят, как трое других подбрасывают в огонь старые брёвна. Белый дым. Пламя в свете прожекторов отполировано до цвета платины… пляшет у них на лицах. Все они выглядят так, словно отлиты из бронзы. Дым вьётся вверх. Летит через стену, к воде. Белый на чёрном. В воздухе разлит опьяняющий, прибивающий к месту запах сосны, бензина и горящей травы. Чжиюань шипит ему в ухо…
— Ничего здесь нет. Посмотри на них, они пьют, веселятся. Ничего, что стоило бы указывать в отчёте, следователь. Мы теряем время, надо ехать.
Пиао одной ногой спускается уже вниз, но рукой удерживает председателя Шицюя за грудь, когда Липинг пролаивает приказ, прерываясь глотнуть Дукан, блестящего у него на губах. Люди отходят от ямы с огнём, идут в дом. Их тени укорачиваются, и Шеф остаётся один, прямой как шомпол, смотрит в сердце огня. Остальные возвращаются по двое, тащат тяжёлые свёртки, завёрнутые в белые простыни, целлофан и верёвки. С каждой стороны свёртка по человеку. Четыре ходки. Восемь свёртков. Восемь ударов, когда они падают на землю. Развязывают толстую верёвку. Разматывают ткань. Разворачивают целлофан. Губы Чжиюаня, горячие, как огонь, прижимаются к уху старшего следователя.
— Что это такое? Что тут творится?
— Иногда предки улыбаются нам. Иногда они улыбаются без причины. Смотрите, товарищ председатель Шицюй, разве вы их не видите?
Произнеся эти слова, Пиао чувствует, как желудок подкатывает к горлу. А глотка поднимается до самых глаз. Жжётся. Слишком далеко, чтобы разобрать подробности… лица, личности, имена. Просто голые контуры тел. Кожа. Потрясение наготы. Чёрные лобковые волосы. Раны… глубокие, широкие, тёмные, зияющие.
— Это люди, товарищ. Люди. Вы их видите?
Считает, чуть ли не со смехом… один, два три. Первое тело летит с громким ударом в яму. В огонь. Податливая плоть падает на угли. В небо взлетает рой искр. Голоса, слова теряются в песне огня. Они прикалываются. Шутят. Издеваются. Другое тело поднимают, раскачивают, отпускают. Ноги, руки болтаются в полёте. Оно падает в огонь. Пламя пожирает его. Ещё одно тело… Шеф Липинг снова наполняет бокал. Дым огня меняет цвет, с белого на бурый. Бурый, как кровь. Он воняет высохшими слезами, горелым мясом.
— Узнаёте их?
Чжиюань не говорит ничего. Ничего. Блевота, подавленная, протекающая между его дрожащими губами, по рубашке, говорит за него. Пиао подводит старика к краю воды, отмывает ему лицо, рубашку, набирая воду в чашечку ладони… осторожно моет его, как семидесятилетнего ребёнка. Старик пытается заговорить. Язык онемел, не слушается его. Пиао вместо него произносит слова.
— Видите, товарищ, всё отмылось, и пятен не осталось. Но то, что мы видели, это останется навсегда. Пятно на наших душах. Пятно на наших жизнях. Вы понимаете?
Он подносит воду к лицу старика. К его глазам.
К губам.
— Вы что-нибудь предпримете, расскажете о том, что видели, правда?
Наконец к старику возвращается голос. Охрипший. Каждое слово жжётся желчью.
— Да, во имя той Партии, в которую я верю.
И всё время из-за стены раздаётся смех.
Смех, и рои искр, наполняющие небо звёздами, которых там раньше никогда не было.
Пиао уже выпускает дело из рук. С каждым столбом, пролетающим в свете их фар, он понимает, что свободен от этого дела. Теперь им займётся председатель Шицюй. Чжиюань, его связь с Партией, его колючее присутствие на собраниях комитетов… контроль теперь окажется у него в заднем кармане. Дело Партии, вот чем оно стало, да и с самого начала должно было им быть. Они теперь стали лишь частью процесса. Дознания. Слушания. Судебный процесс. Разбирательство. Все они будут вести к казни Липинга. Гольяны будут плавать у поверхности и бороться за работу, покинутую старым карпом. Чжиюань за труды получит очередную грамоту и повесит её на стенку собирать пыль. А старший следователь отдела убийств БОБ? Расследование Даньвэй по официальному обвинению против него приостановят. Он останется на своей работе, при классе и тех привилегиях, что он даёт. Подушка на деревянном кресле. Жалкое пособие на бензин. Талоны на еду. Новая форма каждые два года. Да, он останется на прежней работе, и по-прежнему будет проводить ночи в патрульной машине; а Шишка рядом с ним будет задирать нос и чесать в яйцах. Политики. Похлопали лошадку по жопе. Четыреста юаней в месяц. За два года можно скопить на вечный велосипед. Два года копить на телевизор. А Барбара? Она уедет домой. Слёзы и очереди в аэропорту. На суде не будет признания. Ничего, что могло бы прижечь боль. Никаких сведений. Никакого облегчения. Только потери, потери для всех, кроме товарища Чжиюаня, которому светит грамота.
Дорога назад в Шанхай занимает больше трёх часов. Никаких разговоров. Две остановки… одна отлить, ещё одна, чтобы председатель Шицюй опять сблевал. Пиао провожает Чжиюаня к нему в комнату. Дым до сих пор жжёт ему ноздри, запахом дерева и чёрного обгорелого мяса.
— Дверь, заприте её…
Старший следователь стучит костяшками пальцев по широкой латунной задвижке.
— …и ложитесь спать, вам это нужно. У вас шок, может быть, вы этого пока не чувствуете, так ещё почувствуете в полной мере. Не курите, и больше пейте. Воду…
Старший следователь разворачивается к лестнице, усталость глиняным шаром обосновалась у него в голове. Он хочет закрыть глаза, но знает, что произойдёт, если он поддастся этому желанию… дым, языки пламени, тела ждут его как автоматический радар на дороге в тёмные ночные часы.
— …завтра в девять утра я вернусь. Мы напишем заявление о том, чему стали свидетелями. О том, что мы видели. Вы знаете, кому можно перепоручить такие бумаги?
Чжиюань кивает.
— Да, я найду, кому…
Дверь уже закрывается.
— …вы хорошо поработали, старший следователь, я ошибся в вас. Спасибо вам за работу. Она обеспечит вам продвижение по службе и прибавку в сотню юаней в месяц.
Пиао разворачивается назад, чтобы посмотреть председателю Шицюй в лицо.
— И кресло, обитое бархатом, товарищ?
Но дверь уже закрылась; латунная задвижка с лязгом входит в паз.
Глава 27
Когда палец указывает на луну…слабоумный изучает палец.
Только у руководителей есть собственные телефоны… общественные телефоны стоят в магазинах, кабинетах, в квартирах соседей, входящих в Комитет Общественной Безопасности, в квартирах сотрудников БОБ. В таких местах, где ваш разговор будут слышать люди. И могут настучать на вас. Телефон. Один из базовых механизмов правительственного контроля.
Телефон это привилегия. Очередь на него растянулась на год. Стоимость установки составляет четыре тысячи юаней, годовую зарплату. У членов Политбюро есть собственная телефонная сеть; их номера начинаются с цифр «39». Ещё есть своя сеть у военных, у армии. Их телефонные номера строго засекречены.
Частные номера не включены в списки. Целые министерства не включены в списки. Телефонные справочники весьма редки и в некоторых случаях «бу-дуй-вай»… «закрыты для иностранцев». Сто девяносто страниц телефонной книги в яркой оранжевой обложке рассылают через почтовые отделения по специальной подписке. Списка людей там нет… только служебные телефоны. Правительство в попытке казаться более открытым впервые выпустило публичную телефонную книгу. Тридцать страниц со списком номеров общественных телефонов-автоматов. Списка номеров людей там тоже не было. И отделов Центрального Комитета. Или членов Политбюро. Министров. Их номера существуют только в специальных сетях, с живыми операторами, современным коммутационным оборудованием; и в телефонных буклетах размером с записную книжку, которую каждый функционер всегда носит при себе. И всё время нервничает на тему, что может её потерять.
Информация это не вопрос денег, это вопрос связей. Информация, как потребительские товары… нормируется по должности.
Четверть бутылки бренди… греческого. Четыре черута. Сто тысяч раз бегал поссать. Три раза тщетно пытался уснуть. Наконец Чжиюань сдаётся, дым ест ему глаза, язык, мозг. Он ищет чёрную книжечку с потёртыми уголками, блестящую… кожа на обложке пахнет высохшим потом, отделанными деревом помещениями комитетов, могущественными функционерами. Он натягивает очки. Указательный палец бежит по страницам с загнутыми уголками, по рядам номеров. Код Пекина. Префикс… 39. Дважды он ошибается номером. Когда ему наконец отвечают, кристальную чистоту линии ни с чем не спутаешь, она не похожа на обычную связь, идущую через обычные АТС.
Полчетвёртого утра. Голос пропитан усталостью.