Лев-триумфатор - Виктория Холт

Наши жизни заполнились заботой о двух детях. Но вскоре в нее вошел и третий ребенок.

Это был найденный мной Карлос, бедный маленький Карлос. Он мог тронуть сердце любой женщины, главным образом потому, что в нем было что-то живое, веселое и шаловливое.

Я думала о доне Фелипе больше, чем могла допустить. Он часто отсутствовал, даже если приезжал в Лагуну. Когда он был дома, я прилагала все усилия, чтобы не встречаться с ним, но любила тайно следить за ним. Иногда мне удавалось, оставаясь в тени, увидеть его из окна глядящим наверх так, будто он знал, что я наблюдаю за ним.

Меня очень интересовало его отношение к Изабелле. Часто ли он навещал ее? О чем они говорили? Знала ли она о моем присутствии на гасиенде? А если знала, то что она об этом думала? Знала ли она о том, что я беременна?

Я часто прогуливалась мимо Голубого дома и заглядывала через железную решетку во внутренний дворик, где олеандры отбрасывали тень на булыжники.

Этот дом стал моим наваждением. Ноги несли меня туда всегда, когда я оставалась одна.

Однажды ворота оставили открытыми, и я вошла вовнутрь. Было время полуденной сиесты. Дом выглядел спящим вместе со своими обитателями. Мне нравилось гулять в это тихое, спокойное время, и, несмотря на жару, я возвращалась всегда отдохнувшей. Во время моих одиноких прогулок я могла думать о доме, о матери и надеяться, что она не очень скорбит обо мне. Я чувствовала, что старая жизнь кончилась и я должна начать здесь новую, поскольку сомневалась, что дон Фелипе когда-нибудь отпустит нас.

Тишина во дворе захватила меня. Я смотрела на балкон, на котором в первый раз увидела Изабеллу, но двери были закрыты. Я тихо прошла в увитую зеленью беседку и остановилась, увидев небольшое пространство и маленькое, похожее на хижину, жилище.

Пока я стояла, глядя через ворота, из дома вышел ребенок. Я решила, что ему около двух лет, он был грязным и босым, в лохмотьях, доходивших ему до колен. Мальчик тер кулаком глаз и очевидно был чем-то расстроен, так как его тело сотрясалось от рыданий.

Меня заинтересовал ребенок, а его слезы глубоко тронули. Мне захотелось как-то его утешить.

Внезапно он увидел меня и остановился. На минуту мне показалось, что он хочет убежать.

— Добрый день, малыш, — обратилась я к нему. Он удивленно посмотрел, и я повторила приветствие по-испански. Мой голос подбодрил его. Он подошел к воротам и остановился. Коричневые глаза смотрели на меня. Его густые и прямые волосы были светло-коричневыми, а кожа — смуглой. Он оказался приятным малышом. Любопытство взяло верх, и он перестал плакать.

Я улыбнулась ему и присела, наши лица оказались рядом. Я, запинаясь, по-испански спросила, что случилось. Его губы дрогнули, и он показал мне руку.

Синяк, красовавшийся на ней, поразил меня. Почувствовав мое расположение, он протянул мне руку. Я нежно ее поцеловала, чем вызвала его улыбку. У него была ослепительная улыбка, очень похожая на улыбку другого человека, и я сразу догадалась, что это сын Джейка Пенлайона и несчастной Изабеллы.

Всем сердцем я ненавидела Джейка Пенлайона, который повсюду оставлял своих незаконнорожденных детей, не думая об их будущем. Даже здесь, в этом отдаленном месте, их было двое. И чем больше я ненавидела Джейка Пенлайона, тем больше жалела несчастного ребенка. Меня всегда сердил вид запущенных детей.

Вдруг я услышала голос, зовущий: «Карлос, Карлос!». И поток слов, которые я не могла понять, думаю, это был местный диалект. Ребенок повернулся и убежал. Я вышла за ворота, когда появилась женщина. Ее волосы спадали на лицо, рот был перекошен от гнева, а в черных глазах сверкала ярость. Ее впалые груди выпали из глубокого выреза платья.

Я повторяла имя Карлоса. Глядя на нее, я соображала, что мне делать, если она найдет ребенка, ведь именно она его, вероятно, била.

Я хотела открыть ворота и войти, чтобы остановить ее, но поняла, что сделаю ребенку только хуже.

Накричавшись вволю, она ушла в дом. Я ждала, когда выйдет ребенок, но он не появлялся. В задумчивости я вернулась на гасиенду.

Я рассказала все Хани.

— Мне кажется, что я видела ребенка Джейка Пенлайона, — сказала я и описала внешность Карлоса.

— Ты не должна туда ходить. Нам ясно дали понять, что мы там нежеланные гости.

— Какой странный дом, Хани! — продолжала я. — Что там происходит, как ты думаешь? Часто ли дон Фелипе посещает его?

— Что тебе до этого?

— Конечно, ничего. О, Хани, как только родится мой ребенок, мы уедем домой.

Я не могла забыть Карлоса. Эти огромные карие глаза и их взгляд, когда я поцеловала синяк, и страх при звуке голоса, звавшего его. Я представила, как она бьет его. На следующий день я взяла маленькую тряпичную куклу, которую Хани сшила для Эдвины.

Удивительно, но он ждал у ворот, и я поняла, что он надеялся на мой новый визит. Увидев меня, Карлос ухватился за засов и стал прыгать. Я присела, и он просунул руку, чтобы я поцеловала ее. От этого жеста у меня на глазах навернулись слезы.

Я протянула тряпичную куклу. Он взял ее и засмеялся. Подержав перед собой, он протянул мне ее назад. Я поняла, что он вернул ее мне для поцелуя.

— Карлос, — сказала я. Он кивнул.

— Каталина, — назвала я по-испански свое имя.

— Каталина, — повторил он, Затем он побежал, все время оглядываясь, и вернулся с цветком олеандра, который протянул мне. Я взяла его и прикрепила к лифу. Малыш засмеялся.

Мне хотелось задать ему несколько вопросов, но языковой барьер был так сложен. Послышались голоса, и малыш опять спрятался в кусты. Я укрылась в олеандрах и стала наблюдать. Из дома вышли двое детей, одному было около восьми, другому около шести лет. Они подбежали к кустам и вытащили оттуда Карлоса. Я слышала, как он пронзительно визжит. Дети схватили тряпичную куклу, и старший мальчик стал разрывать ее на куски. Карлос кричал от гнева, но он был слишком слаб, и куски куклы падали на траву.

Карлос опустился на землю и жалобно заплакал. Старший мальчик подошел и ударил его. Карлос вскочил на ноги. Оба мальчика покатались по траве, и в это время из дома вышла женщина. Старший мальчик тут же убежал. Карлос уже поднимался на ноги, когда женщина ударила его.

Я со всей силы толкнула ворота, и, к моему удивлению, они открылись. Женщина уставилась на меня и разразилась потоком оскорблений.

Карлос перестал плакать и подбежал ко мне, я чувствовала, как его ручки вцепились в мою юбку.

Женщина попыталась схватить его, но я отстранила ее, защищая ребенка. Это, несомненно, была все та же женщина. В ее лице не было благородства, только хитрость и жестокость, странная беспричинная жестокость.